Горькая усмешка Горького

80 лет назад — 19 июня 1936 года все газеты Советского Союза сообщили о кончине Максима Горького. Из черных тарелок радио два дня — до похорон на Красной площади — разливались плачущие аккорды траурной музыки.

В то время едва ли каждый уход их жизни известных людей вызывал волну слухов, подозрений — сам ли умер несчастный или ему «помогли»? Так было и с Горьким. Еще шло прощание в Колонном зале, и тело писателя лежало в гробу, обрамленном горой венков, но уже начались разговоры, что со смертью «Буревестника революции» смертью не все «не чисто».

Просто и душевно

Горький уехал за границу из России — уже советской, при Ленине в 1921 году. Отбыл Алексей Максимович — по одной версии лечиться, а по другой — после размолвок с большевиками, с которыми много лет был близок. Но от них окончательно не отошел. Отзывался на события в СССР, написал проникновенный очерк о Ленине. И никто не понял — то ли писатель искренне жалел умершего вождя пролетариата, то ли на всякий случай выписал себе индульгенцию.

В 1928 году Горького позвал Сталин — чтобы 60-летний писатель посмотрел на все достижения Советского Союза. Горький провел в стране пять недель, побывав в Курске, Харькове, Ростове-на-Дону, Нижнем Новгороде, Крыму. Свои впечатления писатель изложил в книге «По Союзу Советов». Но в СССР Алексей Максимович не остался.

Спустя год Горький снова приезжает в Советский Союз. Его везут в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН), после чего писатель публикует очерк о путешествии, назвав его просто и душевно — «Соловки». Горькому понравилось все — и добрые охранники, и заключенные, которых долго и вдумчиво перевоспитывают, и условия, в которых они жили.

«На деревню дедушке»

На Соловках писатель встретил колонну лагерников, которые несли на плечах тяжелые бревна. Экипаж, в котором ехал Горький, остановился. Писатель растерянно смотрел на худые, серые лица.

— Алексей Максимович, здравствуйте! — закричал кто-то из колонны. Несколько человек бросили бревна и устремились к экипажу… — Горький! Спасите нас! Мы погибаем!

— Алексей Максимович, вы меня не узнаете? — спросил седой старик. — Мы с вами вместе сидели в тюрьме в 1905 году… Много нас здесь, прошедших через царские тюрьмы. Но эту не переживем.

Старик закашлялся, сплевывая кровь. Горький тихо плакал. Экипаж рванулся, поднимая пыль.

— Напишите заявление, — крикнул, оборачиваясь, Горький.

— Кому? На деревню дедушке? — зло выкрикнул старик и стал поднимать бревно.

Конечно, об этом и многом другом Горький написать не мог.

Плата за роскошь

Так и не понятно — то ли наивным был писатель и не понял, что такое Сталин и его режим. То ли, наоборот, все понял, но притворялся. И за это получил все, что хотел и даже сверх того, когда прибыл на постоянное жительство в Москву. Поселили писателя в бывшем особняке Рябушинского на Спиридоновке, выделили дачи в подмосковных Горках и в Крыму. Да еще выделили специальный вагон. Горькому доставляли все, что он хотел — книги, вино, деликатесы.

Везде, а ездил он много, его приветствовали овациями и криками «ура». На банкетах в Кремле Сталин поднимал бокал за «великого писателя земли русской» и «верного друга большевистской партии».

Его именем было названо несколько предприятий. Моссовет принял решение переименовать главную улицу Москвы — Тверскую — в улицу Горького. Имя Горького было присвоено Московскому Художественному театру. В СССР был построен огромный самолет «Максим Горький». И, наконец, в честь поэта Нижний Новгород — родной город поэта — переименовали в Горький.

Он встречался с рабочими заводов и тружениками образцово-показательных совхозов. Горькому рассказывали о счастливой жизни советских рабочих и о достижениях всех областях жизни. Он побывал на Беломорканале и тоже написал об этой поездке.

Так понял Горький или не понял, куда попал?

Сначала он думал, что здесь поднимается новое, сильное государство, растут люди с другим мировоззрением. Пока их жестко принуждают, сурово диктуют. Но со временем все изменится, и жизнь войдет в нормальное русло.

Дверь в золотую клетку

Шло время. Восторженность уступила место настороженности.

Горький стал многое понимать, о многом догадываться. Он видел эшелоны с заключенными, вглядывался в печальные, изможденные лица людей. Да и тяжелые слухи, несмотря на бдительность охраны и соглядатаев, все же проникали в его роскошный особняк. Писатель сник, пряча тяжелую грусть в глазах, горькую усмешку — в усах.

Горький пытался протестовать, просить за обиженных, заступаться за репрессированных. Так было и после революции, когда он обращался к Ленину. Но времена изменились. Сталину не нравились беспрестанные просьбы Горького, его милосердие. Их отношения, прежде теплые, стали более сухими, официальными. К тому же Сталин обиделся, что Горький все не как не примется за книгу о нем. Когда его спрашивали, он замолкал или переводил разговор на другие темы. И даже писать статью в «Правду» — о великой о дружбе Ленина и Сталина — Горький отказался.

Алексею Максимовичу стало все окончательно ясно. Он попросил заграничный паспорт, чтобы уехать в Италию. Но ему ответили сухим отказом — золотая клетка захлопнулась.

За год до смерти писателя — в мае 1935 года — на Москву рухнул самый большой в мире самолет, названный его именем. Писатель счел это дурным знаком…

Две странные простуды

Горький часто болел, но об этом никогда не писали газеты. У него очень плохие легкие, ибо он давно и много курил. Однако был вполне энергичен, и сердце было прекрасное.

Но когда 68-летний Горький в конце мая 1936 года простудился на могиле своего сына Максима, умершего два года назад, на это вдруг обратила внимание пресса. И с тех пор, до самой смерти писателя советские газеты публиковались бюллетени о состоянии его здоровья.

Тогда, в 1934-м, после внезапной смерти сына Горький сник. Никто не узнавал в этом старом человеке былого балагура и весельчака. Но Алексей Максимович продолжал энергично работать — завершал роман «Жизнь Клима Самгина, но так не завершил, участвовал в совещаниях, собраниях, встречах, отвечал на сотни писем, читал и правил рукописи, которые ему присылали.

Сын Горького умер неожиданно. Говорили, что он простудился — как потом отец! — и этот недуг привел к роковому исходу. Кто виноват, холодная погода? А вот и нет! На судебном процессе 1938 года секретарь Горького Петр Крючков, известные врачи Дмитрий Плетнев и Лев Левин признались в том, что «неправильным лечением» убили писателя.

Но сначала они погубили его сына. «Когда встал вопрос относительно умерщвления Максима Пешкова, то здесь мы подготовили ослабление организма чрезмерным употреблением спиртных напитков, — говорил подсудимый Левин. Он поведал, что Максима в одной сорочке уложили на скамью возле реки. Был апрель, дул прохладный ветер…

В общем, сын писателя получил воспаление легких и вскоре скончался. Спустя два года точно также простудился Горький. Совпадения странные, но это не значит, что это все устроили тогдашний руководитель НКВД Генрих Ягода и его подручные. И совсем слабо верится, что в этом кровавом деле замешаны Крючков, который знал Горького много лет, известные врачи Плетнев, Левин, пользовавшие обитателей Кремля. Впрочем, в те времена могли происходить самые невероятные, неправдоподобные вещи.

Да и подсудимые могли — их пытали, убеждали?! — говорить, что требовалось «по сценарию». Тот же Левин рассказывал: «Горький любил огонь, пламя, и это было нами использовано. Для него разжигался костер, как раз после утомления Горького работой, собирали в кучу срубленные сучья, разжигали пламя. Горький стоял около этого костра, было жарко, и все это вредно действовало на его здоровье».

Наивно, примитивно? Но этому верили. Как и тому, что когда Горький простудился в мае 1936 года, ему не оказывали медицинской помощи. «Почему?» — укоризненно спросил на том же процессе 1938 года государственный обвинитель Андрей Вышинский. «Из вредительских соображений, — ответил Левин. «Значит, вы сознательно не применяли те средства, которые обычно должны быть применяемы? — решил уточнить Вышинский. «Это верно», — бодро подтвердил «врач-убийца».

«Какие хорошие ребята!»

Во время болезни Горького окружали 17 (!) врачей. Значит, одни лечили, а другие — мешали лечить? Или это была имитация бурной деятельности?

Так или иначе, Горькому с каждым днем становилось все хуже. Он умирал. «8 июня 6 часов вечера, — вспоминала вдова писателя Екатерина Пешкова. — Состояние Алексея Максимовича настолько ухудшилось, что врачи, потерявшие надежду, предупредили нас, что близкий конец неизбежен…»

Пульс был еле заметный, дыхание слабело, конечности посинели. И вдруг происходит чудо — больной приходит в себя! Болезнь не то, что отступает, а бежит прочь! Но не просто так, а потому что к Горькому приехали Сталин, Вячеслав Молотов и Климент Ворошилов.

В глазах Горького появляется блеск, он приподнимается в постели, заводит разговор с гостями о литературе. Писатель хвалит женщин-литераторов, просит их поддержать. Сталин шутливо отмахивается: «Поговорим о деле, когда вы поправитесь…»

В тот вечер хозяин и гости даже выпили по стаканчику. И когда гости ушли, порозовевший Горький якобы сказал: «Какие хорошие ребята! Сколько в них силы…»

Зачем приходил Сталин?

Почему же Горький так взбодрился? Неужели от того, что увидел Сталина? Но писатель не раз видел вождя, что ж так волноваться? И если Горький был смертельно болен, то никакие положительные эмоции его бы не спасли.

Есть еще одна версия — действие яда, должное убить писателя, специально приостановили. Сталин пришел, чтобы услышать от Горького какое-то признание или заявление. Значит, мог спасти Горького, если бы захотел?!

Возможно, Сталин думал об этом. Что-то мучительно решал. Не зря же он приходил к Горькому еще дважды. 10-го июня поздно ночью — писатель спал, и врачи осмелились (!) не пустить визитера. Через день Сталин пришел к Горькому в последний раз.

Разговор длился десять минут. Сталин и Горький говорили о восстании Болотникова. Потом собеседники перешли к… положению французского крестьянства. Неужели в те дни эти темы были самые нужные, самые актуальные? Или встреча была формальностью — Сталин уже все решил, а Горький смирился со своей участью?

Пока вождь приезжал, писатель держался — или его держали на краю жизни? Но когда визиты закончились, угасание писателя стало неотвратимым.

Было холодно, дул ветер…

Многие считают, что Горький мешал Сталину. Но чем? Все равно никто бы дал бы Горькому подать голос, выразить протест против беззаконий. Сталину было даже выгодно, что такой крупный писатель с мировым именем живет в СССР. Это была мощная фигура и по стати, и по таланту, и по степени известности. От его имени можно было написать, что угодно.

И вряд ли бы Горький возразил. А если бы осмелился, то его заперли бы в особняке Рябушинского или в Горках, как Ленина. И объявили, что Алексей Максимович плохо себя чувствует и нуждается в полном покое.

Но, может, Горький просто надоел Сталину? Ведь писатель не оправдал его ожиданий, возражал и даже критиковал. И Сталин, выражаясь, современным языком, «закрыл проект». Хотя долго перед этим колебался.

Однако, не исключено, что правы те, кто считал смерть Горького естественной. Было холодно, дул ветер. А здоровье писателя было уже не ахти какое…