Феномен Синявского

Он родился 110 лет назад — в августе 1906 года в Российской империи. Его мало кто видел, но все знали, но уже в другой стране — Советском Союзе. Его слушали и переживали более сорока лет. Звали этого человека — Вадим Святославович Синявский.

…Только что закончилась Великая Отечественная. Поздней осенью 1945 года «Динамо» отправилось в турне по Великобритании. Как оно там сыграет? Ответ — в густом тумане, на который был так щедр островной климат. И игры наших футболистов тоже проходили в густой завесе влажного воздуха. Порой игроки даже не видели мяча, с трудом различали, кто свой, а кто чужой. Каково же было комментатору Синявскому, расположившемуся у кромки поля, вдали от места событий? К тому же он «ловил» события одним глазом, ибо второй потерял весной 1942 года в осажденном Севастополе, на Малаховом кургане под шквальным огнем немецкой артиллерии…

Его репортажи были столь живы и зримы, что у радиослушателей не возникало и тени сомнения в происходящем. Поэт Евгений Евтушенко назвал голос Синявского «хрипом, летящим к нам через Ла-Манш». А вот как бывало на самом деле. Вот переполненный стадион ухнет, взорвется свистом, аплодисментами и приходиться гадать — что произошло? Синявский использовал маленькую уловку — убирал микрофон за спину, чтобы за гулом стадиона не был слышен его голос, и вопрошал, обращаясь к центральному защитнику, капитану «Динамо» Семичастному: «Миша! Что там случилось?»

Тот на бегу бросал: «Хома взял!» И Вадим Вячеславович эти два слова «преображал» в такую фразу: «В блестящем броске из правого верхнего угла Хомич забирает мяч. Этому броску аплодирует весь Лондон!»

Так же Синявский не видел в деталях голов, забитых гостями и хозяевами. Но о них ему рассказывали сами участники матча, тоже лаконично, лишь в нескольких словах. В эфир же летела такая «телеграмма»: «Великолепный удар Бескова после отличного прохода Боброва насквозь прошивает сетку ворот вратаря „Арсенала“ Гриффитса!»

Но не следует думать, что Синявский беспрестанно фантазировал. Во множестве других репортажей он был точен, «выгребал» из сути игры самые точные, необходимые нюансы. Не торопился к развязке, как несущийся к воротам форвард, а делал паузы, ожидая развития событий, интригуя «слепых» радиослушателей.

Евтушенко описал этот феномен в книге «Моя футболиада»:

«Нас всех смотреть футбол ушами

Вадим Синявский научил.

Мы, веря с искренностью детской

в наш краснозвездный третий Рим,

болели за Союз Советский,

и был распад непредставим.

Футбол мы слушали на кухне —

он из тарелки черной шел…"

Синявский был своим для спартаковцев, динамовцев, армейцев, поскольку лишь слегка их журил за оплошности, качая, вероятно, головой и пряча усмешку. «Он игроков никогда не оскорблял, — констатировал известный футболист, а затем тренер Михаил Якушин, прозванный Хитрым Михеем. —  Отметить мог, но умеренно, Я его величал „Гранд бриллиант репортер“. Думал, что делаю это в шутку, а вышло, что попал в точку».

Вадим Святославович и впрямь избегал похвал мужественным защитникам, искусным форвардам, непоколебимым вратарям. Лишь приближаясь к кульминации, его голос крепчал, а когда вспухала от результативного удара сетка ворот, комментаторское «соло» разливалось восторгом.

Пожалуй, лишь однажды Синявский, очарованный мастерством армейца Всеволода Боброва, вколотившего решающий мяч в ворота «Динамо», назвал ноги бомбардира «золотыми». За этот эпитет комментатора вызвали к начальству и долго допытывались, откуда взялось такое выражение. Но вызовом «на ковер» дело, к счастью, ограничилось.

«Каждый матч был ему в новинку, то искренне радовал его, то изумлял, то огорчал, — писал известный журналист Лев Филатов. — Наверное, потому и вспоминают до сих пор радиорепортажи Синявского во время турне московского „Динамо“ зимой 1945 года по Англии, что его „боление“ за своих было естественным, человечным, интимным, он обошелся без литавр, дребезжащего жестяного пафоса».

Его вкрадчивый, негромкий, с хрипотцой баритон был знаком всей стране. Сорок лет он рассказывал всему Советскому Союзу не только о футболе, но и о хоккее, волейболе, баскетболе, плавании, боксе, легкой атлетике, городках, шахматах. Как жаль, что его чудесные репортажи не сохранились!

Он был исключительно популярен, особенно после войны. Был фигурой равной футбольным звездам первой величины, таким как Федотов, Карцев, Бесков, Никаноров, Хомич, Бобров. Благодаря его репортажам тысячи людей сначала заинтересовались игрой, а потом ею увлеклись всерьез и надолго.

Синявский, к слову, обладавший музыкальным слухом, недурно игравший на пианино, стал автором потрясающей идеи. Своему приятелю, композитору Матвею Блантеру, с которым они когда-то играли в одном оркестре, он предложил написать футбольный гимн! И, слава богу, тот согласился.

Любопытно, что Блантер, между прочим, сам болельщик, «услышал» мелодию марша в метро, на эскалаторе. Дома он несколько раз ее проиграл и отправился спать с чувством выполненного долга. Но наутро композитор с ужасом понял, что забыл музыку. Хорошо, что сын Блантера — Володя, зная рассеянность отца, на всякий случай записал ноты. Эта музыка стала бессмертной…

Синявский прославился не только футбольными репортажами, но и военными. Первый он провел из окна киевской гостиницы на рассвете 22 июня 1941 года. Репортер приехал в столицу Украины на открытие нового республиканского стадиона, а угодил под яростную немецкую бомбежку.

«Вадим почти не бывал дома, — вспоминала жена Синявского, Ирина Кириллова, журналистка „Правды“. — Он или пропадал в радиокомитете, или мотался по военным дорогам. Жили мы тогда на 5-й Тверской-Ямской. Отопление не работало. В комнатах холодно. Хорошо, что редакция „Последних известий“ бронировала в гостинице „Москва“ номера для приезжающих с фронта военных корреспондентов Всесоюзного радио. Там Вадим отогревался и отсыпался».

В ноябре 1941-го в Москве, когда немцы стояли у стен Москвы, состоялось торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции, и парад войск на Красной площади. «Накануне праздника меня срочно вызвали с фронта в Москву, — вспоминал Синявский. — Было сказано: завтра, 7 ноября, предстоит вести репортаж с Красной площади. И вот начался тот памятный парад в осажденной Москве. Семен Михайлович Буденный принял рапорт и поднялся на трибуну. Но видно мне было плохо: снег валил хлопьями…

Перед тем, как скомандовать техникам о переключении на микрофон мавзолея, сообщаю радиослушателям: «К микрофону подходит маршал Советского Союза…» — и вдруг вижу, что к микрофону направляется не Буденный, а Сталин. Однако сориентироваться я все-таки успел".

Через неделю Синявский предпринимает, пожалуй, самое опасное путешествие в своей жизни. Он оказывается на борту дальнего бомбардировщика «Ил-4», летящего бомбить Берлин. Весь путь до столицы Германии Синявский проводит не в кресле, ибо пассажирских мест в самолете не было, а в бомболюке, лежа на смертельных цилиндрах.

И вот — Берлин. Створки отсека распахиваются, и бомбы одна за другой падают вниз. А что же репортер? Чтобы не вылететь из бомбардировщика, Синявский, в прошлом отличный гимнаст, стоял, ногами и руками упираясь в стенки отсека. Он видел отсветы прожекторов, линии трассирующих очередей. Сердце его гулко билось, малейшее неверное движение могло стоить жизни… Наконец, створки бомболюка вновь сомкнулись.

Первого марта 1942 года на Малаховом кургане Синявский произнес: «Говорит осажденный Севастополь!» В этот момент рядом разорвалась мина, осколок которой поразил репортера. Левый глаз был выбит, правый врачи, к счастью, спасли.

31 января 1943 года Вадим Синявский и Николай Стор стали единственными советскими корреспондентами, которым разрешили присутствовать в Сталинграде при пленении фельдмаршала Паулюса и его штаба. Спустя два с половиной года, в июне сорок пятого, майор Вадим Синявский оказался среди тех журналистов, которым доверили вести репортаж о параде Победы с Красной площади.

Но еще раньше, в августе 1944 года Синявский вернулся в комментаторскую кабину. Он провел репортаж о финальном матче Кубка СССР по футболу между ленинградским «Зенитом» и ЦДКА. Еще гремела война, немцы ожесточенно сопротивлялись, но Москва выглядела почти как до войны. Но среди зрителей стадиона «Динамо» было немало фронтовиков-инвалидов…

За свою жизнь Синявский провел несметное количество радиорепортажей. Но больше всего Вадим Святославович почитал первый, состоявшийся в мае 1929 года с товарищеской игры между сборными Москвы и Киева. А до этого Синявский был скромным диктором, ведущим утренней гимнастики.

Однако его репортаж не всем пришелся по вкусу. И рассказы о матчах в прямом эфире возобновили лишь через год. Но с тех пор от микрофона Синявский не отходил, как уже было сказано, более сорока лет. Из его «шинели» вышли известные комментаторы — Виктор Набутов, Николай Озеров, Ян Спарре, Котэ Махарадзе, Евгений Майоров. Они делили свою профессию пополам — комментировали спортивные события и по радио, и по телевидению. Ну а Вадим Святославович хоть и появлялся порой в кадре, своей «первой любви» не изменил.

Синявский, между прочим, провел и первый телерепортаж — в мае 1949 года. Казалось бы, радоваться надо — такое событие! Но он пришел домой разочарованный и на вопрос дочери о впечатлениях, ответил коротко: «Скучно…» Может, понял, что отныне завеса с таинства игры сорвана. Зрители все увидят сами, и его голос нужен лишь для того, чтобы пересказывать происходящее на поле. А он привык интриговать слушателя, делать паузы, чтобы тот терзался догадками, ждал восторженного комментаторского вскрика…