Николай Ежов совсем не походил на убийцу. Открытое лицо, почти доброжелательный взгляд, шапка густых волос. Но внешность обманчива — он был палачом. На эту роль Ежов подходил по всему статьям — он был жестоким, фанатичным. Он не останавливался ни перед чем, ибо был предан партии и боготворил ее вождя — Сталина.
Между прочим, в начале своей карьеры, Ежов, по отзывам тех, кто его знал, был внимательным, тактичным, отзывчивым человеком. И даже скромным. Он стал меняться позже…
Ежов думал, что его назначение — высочайшая степень доверия Сталина. И старался изо всех сил. Портреты Ежова печатались в газетах и трепетали на митингах рядом изображением вождя. Он был награжден орденом Ленина — «за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий».
Наркома не просто возносили, о нем слагали оды. Казахский акын Джамбул писал: «В сверкании молний ты стал нам знаком, / Ежов, зоркоглазый и умный нарком. / Великого Ленина мудрое слово / Растило для битвы героя Ежова». На известном плакате Бориса Ефимова «Стальные ежовые рукавицы» он изображен сжимающим в своей стальной длани многоголовую змею, символизирующую врагов.
В 1937 году Черкесск переименовали в Ежово-Черкесск. В Свердловске был Ежовский район, в Семипалатинске — проспект Ежова, в Новосибирске — улица Ежова. Пароход «Николай Ежов» перевозил заключенных из портов Находка и Ванино на Колыму…
Ежову подписали смертный приговор не в феврале 1940 года, а раньше, когда назначили на пост наркома. Он был временной фигурой. Позже время Ежова назвали ежовщиной.
Его биография противоречива. Вероятно, ее несколько раз переписывали — одно вычеркивали, другое вставляли. И потому не ясно, что быль, а что небыль.
Родился он в 1895 году. То ли в Санкт-Петербурге, то ли в селе Волхонщине Тульской губернии. Отец будущего наркома — Иван Ежов по одним данным былрабочим-литейщиком в столице, по другим — служил в земской полиции в литовском селе Вейверы.
Если бы не случилась революция, толка бы из Ежова-младшего не вышло. Он закончил три класса училища и — не из-за отсутствия ли способностей? — был отправлен родителями учиться портняжному ремеслу.
Выучился? Бог весть. Вроде бы устроился учеником слесаря на Путиловский завод. Но оттуда ушел. Искал работу — не только в России, но и в Германии. В 1915 году добровольцем пошел на войну. Был ранен, отправлен в тыл.
Согласно документам Витебской городской организации РСДРП (интернационалистов), в ее ряды Ежов вступил 3 августа 1917 года. В первом издании «Краткого курса истории ВКП (б) написано, что в октябре 1917 года «на западном фронте, в Белоруссии, подготовлял к восстанию солдатскую массу т. Ежов».
Его карьера шла вверх, но — отнюдь не стремительно. Комиссар радиошколы в Саратове, ответственный секретарь марийского обкома РКП (б), заведующий орготделом Киргизского обкома ВКП (б)…
В середине 20-х Ежов служил инструктором под началом Ивана Москвина, заведующего одним из отделов ЦК ВКП (б). Тот, между прочим, сгинул во время большого террора, развязанного его бывшим подчиненным. Так вот, Москвин вспоминал: «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным — он все сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: он не умеет останавливаться…»
Знаменательная деталь. И на посту народного наркома внутренних Ежов не мог, да и не хотел остановиться в своем безудержном стремлении находить врагов, карать, убивать.
В 1930 году Ежов был представлен Сталину и, видимо, вождю приглянулся, ибо тот стал его продвигать. Маленький Николай Иванович — его рост 151 сантиметр — постепенно становится большим человеком. Его назначают членом, а затем — председателем комиссии партийного контроля, которая занималась «чисткой» — то есть репрессиями — в партийных рядах.
1 октября 1936 года человек с незаконченным низшим образованием заменил на посту наркома внутренних дел Генриха Ягоду. Он, по мнению Сталина и его ближайшего сподвижника Вячеслава Молотова «явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока ОГПУ, опоздал в этом деле на 4 года».
Ягода учредил ГУЛАГ, увеличил сеть советских исправительно-трудовых лагерей. Он организовал ряд политических судебных процессов, при нем началось строительство Беломорско-Балтийского канала.
Конечно, Ягода был жесток. Но — недостаточно. Сталин снял его с поста наркома внутренних дел и назначил наркомом связи. Из записки Сталина Ягоде: «Наркомсвязь дело очень важное. Это Наркомат оборонный. Я не сомневаюсь, что Вы сумеете этот Наркомат поставить на ноги. Без хорошего Наркомата связи мы чувствуем себя как без рук…»
Сталин «пошутил». Он уже знал, что делать с Ягодой, но не хотел «огорчать» его раньше времени. Но тот все понимал…
Помня печальную участь своего предшественника, Ежов старался «не опаздывать». Маленький человек — его еще назвали «злобным карликом» — буквально завалил Кремль докладами об арестах, протоколами допросов, карательных операций. Он посылал наверх списки людей, которых, по его мнению, необходимо репрессировать. Ежов не щадил никого — даже близких знакомых, тех, с кем работал, кто ему помогал.
«И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки…"
Ежов то звонил Сталину по «вертушке», то спешил к нему в кабинет за указаниями. За два с лишним года пребывания на посту наркома внутренних дел, он, судя по журналу посещений Сталина, побывал у вождя 290 раз, проведя с ним 850 часов. Чаще наркома в сталинском кабинете появлялся только Молотов.
На многих фотографиях Ежов запечатлен вместе Сталиным. Они что-то обсуждают, советуются, улыбаются…
При Ежове была растерзана «ленинская гвардия». Он организовал самые громкие судебные процессы, вел дело военных. Сам допрашивал заключенных, сам же пытал их. Запущенная им карательная машина работала на полную мощь.
Но все было напрасно. Ежову было суждено повторить судьбу своего предшественника Ягоды. Вдруг, в апреле 1938 года, Сталин назначил его — по совместительству — наркомом водного транспорта. Тот, внутренне холодея, согласился.
Впрочем, он чувствовал себя обреченным и раньше. Допрашивая дипломата Раковского, которого судили вместе с Николаем Бухариным в марте 1938 года, Ежов убеждал его подписать признание, в котором громоздился фантастический бред. «Подписывай, Христиан Георгиевич, не стесняйся!» — приговаривал нарком. — Сегодня ты, а завтра наступит мой черед".
В августе 1938 года первым заместителем Ежова стал Лаврентий Берия, присланный из Грузии. Гость вошел в кабинет к своему шефу, широко улыбаясь и сверкая пенсне. От этой улыбки Ежову стало нехорошо…
Вскоре он покинул Лубянку. На Ежова поступил донос, и тот был вынужден признать, что по его недосмотру в НКВД и прокуратуру проникли «враги народа». Ежов также взял на себя вину за бегство нескольких разведчиков за границу. Однако в заявлении об отставке на имя Сталина, он просил не забывать его заслуг и подчеркивал, что «при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово…».
9 декабря 1938 года «Правда» опубликовала сообщение, в котором говорилось: «Тов. Ежов Н. И. освобожден, согласно его просьбе, от обязанностей наркома внутренних дел с оставлением его народным комиссаром водного транспорта». Его преемником стал Берия.
Ежов заметно поник, сгорбился, словно став еще меньше ростом. В последний раз он появился на официальном мероприятии по случаю 15-летия смерти Ленина в январе 1939 года. Но делегатом на XVIII съезд ВКП (б), состоявшийся в марте, Ежова не избрали.
Арест, который давно навис над ним, состоялся 10 апреля 1939 года. Он признал все, что ему приказали — попытку государственного переворота, подготовку убийства руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади.
Ежов обвинялся также в мужеложстве, то бишь, в гомосексуализме, который преследовался по советским законам. Падение «железного наркома» сопровождалось элементами комедии — в обвинительном заключении было сказано, что Ежов совершал акты мужеложства, «действуя в антисоветских и корыстных целях»…
Надеялся ли он на снисхождение? Вряд ли, ибо знал весь механизм террора. Но, покаявшись, повторил «клятву» верности партии: «Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов…». Однако отверг обвинение в том, что собирался убить Сталина и его сподвижников: «Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело…». И шпионом Ежов себя не признал. А вот в еще одном пороке сознался: «Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол…».
Одни говорят, что когда Ежова вели на расстрел 4 февраля 1940 года, он пел «Интернационал». Другие утверждают, что палач шел под пули другого палача с возгласом «Да здравствует Сталин!»
О суде над Ежовым и его казни в подвалах Лубянки ничего не сообщалось. Он просто исчез. Так же, как и его многочисленные портреты. А на тех, где он был рядом со Сталиным, образовалась пустота. Городам и весям, названным его именем, вернули первоначальные названия…
Жена Ежова Евгения покончила с собой незадолго до его ареста. Брат Иван Иванович был расстрелян. Такая же участь постигла двух племянников — Анатолия и Виктора. Уцелели лишь сестра Ежова — Евдокия Ивановна и его приемная дочь Наталья…