За что расстреляли «чубаровцев»?

90 лет назад, в 1926 году, в Ленинграде случилась череда зверских преступлений. Практически в самом центре города, в садово-парковой зоне — в Таврическом саду — неизвестными был сильно избит председатель городского суда. Возможно, кто-то мстил ему за вынесенный приговор, который кому-то очень не понравился. И хотя из Смольного один за другим звучали грозные требования в адрес ленинградской милиции — найти во что бы то ни стало виновных и наказать, — ни по горячим следам, ни в дальнейшем никто из совершивших это дерзкое преступление так и не был найден.

27 бугаев на одну девушку

А через несколько дней в милицию поступило заявление от комсомолки Любы Беловой. Поздно вечером (в районе десяти часов) девушка возвращалась после работы домой. И проходя по Чубаровскому переулку, она не вовремя столкнулась с группой подвыпивших отморозков, главарь которых, Павел Кочергин, предложил ей прогуляться вместе с ним. Люба отказалась, что подействовало на него, да и на остальную компанию, как красная тряпка на быка: «А-а! Не уважаешь, гадина!». Мерзавцы набросились на девушку и начали избивать ее, затем затащили в сквер и там изнасиловали. Сначала их было семеро: собственно, сам Кочергин, слывший в округе тунеядцем и скандалистом, Жаба (так звали Андрея Гулли — из-за распухшего по причине алкоголизма лица), законченный подлец Алексей Бобровский, братья Тыванчуки…

Через какое-то время к «чубаровцам» присоединились «лиговские», которые просто шныряли от нечего делать по сопредельной территории «в поисках приключений». Кочергин предложил «соседям» «поразвлечься с симпатичной комсомолкой», которая к тому моменту уже была в полуобморочном состоянии. Тем не менее, для нее кошмар продолжился и прекратился лишь под утро. Но как только все закончилось, и ее, измученную и полуживую бросили в кустах умирать, Люба с огромным трудом добралась до ближайшего, 7-го отделения милиции и сообщила стражам порядка о произошедшем.

Надо заметить, что и «чубаровцы», и «лиговские» не раз бывали в отделении в качестве нарушителей общественного порядка, и уже довольно давно по ним плакала «дорога дальняя». А посему личности их были хорошо известны милиционерам, и те сразу догадались, о ком идет речь. Тут же подняли по тревоге кроме 7-го еще 11-е и 5-е отделения и устроили облаву на насильников. Уже через пару часов всю шайку-лейку задержали и препроводили в околоток.

Врачи сделали все, что смогли, и Любе, к счастью, повезло: она осталась жива, хотя и пребывала в сильнейшем стрессовом состоянии. А вскоре заявлению Беловой дали ход. Но этому предшествовала череда событий, которые своим количеством привели к качественному решению власть предержащих. Речь идет об ухудшающейся криминогенной обстановке: вал мелких и более серьезных преступлений захлестнул страну. И с этим что-то нужно было делать.

«Союз советских бандитов»

Вот, например, что писала еще за год до происшедшего ленинградская «Красная газета»: «Охтинские» бьют стекла, срывают вывески, выворачивают фонари, мажут ворота и стены. «Гаванпольские» нападают на прохожих. «Балтийские» специализируются на собачонках и кошках, которых подвешивают к окнам, чтобы те пищали, и на преследовании подростков. «Тамбовские» практикуют в пивных и клубах".

В Харькове, Киеве, Иркутске, Москве, Владивостоке, Ленинграде, Херсоне, Пензе, Архангельске, Ульяновске, — по всей стране шпана распоясалась настолько, что это грозило уже большими неприятностями для местных жителей и массовыми беспорядками. В Ленинграде, например, жертвами хулиганов и бандитов были, в первую очередь, свидетели по разных делам, комсомольцы и активисты, которые были всем хорошо известны. Да что там — доставалось «на орехи» (и не только) даже милиционерам, нападения на которых были в то время делом нередким. Так что изнасилования были среди шпаны и отморозков в порядке вещей.

Победившие в Гражданской войне большевики занимались восстановлением разрушенного хозяйства, промышленности и деревни и не сразу заметили, что на фоне нэпманской вольницы по стране медленно, но уверенно ползет тихая реакция. Так, многие бандиты, почувствовав определенную безнаказанность, уже стали выдвигать политические лозунги. В этом плане особыми «подвигами» выделялась банда некоего Дубинина, насчитывающая от 200 до 300 отморозков и негодяев разных мастей, и охватившая своими щупальцами почти весь Ленинград.

«Союз советских бандитов», как окрестили себя сами «дубининцы», не просто оказывал во время судебного процесса по делу «чубаровцев» моральную поддержку насильникам. Дошло до того, что бандиты угрожали свидетелям, а также «неправильно» настроенным сослуживцам «чубаровцев» и «лиговских», выступавшим и осуждавшим их действия в суде, и даже судебным работникам, прокурорам и самим судьям. Более того, когда в суд поступило коллективное заявление за подписью работников завода, на котором числились насильники, с требованием сурово наказать последних, подручные Дубинина подожгли предприятие.

«Не „шейте“ нам политику!»

Такого наглого поведения государственная машина стерпеть уже не могла: поджог завода — это уже не уголовщина, а политика. «Пахана» распоясавшихся бандитов взяли под стражу. И на первом же допросе стало ясно, что этот человек, поддерживавший в свое время Белое движение, и сейчас занимал непримиримую антисоветскую позицию. Понятно, что речь тогда еще не шла о вегетарианских временах «развитого социализма» — на дворе стоял 1926 год. И с вредителями и бывшими белогвардейцами не церемонились. Так что руководителя «Союза советских бандитов» Дубинина, а заодно и ближайших его единомышленников из числа банды быстро «поставили к стенке». А заодно под репрессии попала и большая часть его подручных.

К слову, кроме банды Дубинина, как грибы после дождя появились самые разнообразные сборища гопоты, откровенных бандитов, насильников, лоботрясов и прочего отребья: «Общество советских лодырей», «Интернационал дураков», «Общество „долой невинность“», «Центральный комитет шпаны», «Союз хулиганов», «Общество советских алкоголиков» и так далее и тому подобные объединения подонков и прочей швали и отбросов общества.

Кстати, сам процесс над насильниками пришлось отложить на некоторое время из-за одной пикантной особенности. Дело в том, что кое-кто из попавших под суд, как установила экспертиза (по некоторым данным их было трое), болел венерическим заболеванием и в ходе надругательства над Беловой, видимо оказался в числе первых, кто набросился на бедную девушку. А через нее заразил и всю компанию паршивцев, в том числе и «лиговских». И напрасно «чубаровцы» в голос кричали на суде, что «эта стерва» якобы сама их «наградила», так как была девушкой легкого поведения и вообще Кочергин договорился с ней полюбовно за деньги. Эксперты доказали, что это неправда.

Несмотря на то, что адвокатом у «чубаровцев» был знаменитый Бобрищев-Пушкин, успешный юрист еще с дореволюционной практикой, это не особенно им помогло, хотя, казалось бы, в те времена при вынесении приговора всегда учитывалось социальное происхождение подсудимых. Зачастую социально близким, например, хулиганам из рабочих, могли дать, скажем, 7 лет условно. Но «чубаровцы» вкупе с «лиговскими» просто перегнули палку. К слову, таких коллективных заявлений, которое прислали в суд бывшие коллеги «чубаровцев», в Ленинграде было составлено более 350-ти: горожане были шокированы этим зверским преступлением. Всего требования покарать насильников подписали более пятидесяти тысяч (!) человек.

Приговор привести в исполнение

Партийное руководство страны не могло не обратить пристального внимания на общественный резонанс, который получило это преступление. Необходимо было показать всем и в особенности преступникам, «кто в доме хозяин». Именно поэтому судьи вынуждены были приговаривать уже не «понарошку», в соответствии с «Уставом революционных трибуналов», учитывающим социальное происхождение сидящих на скамье подсудимых хулиганов и бандитов, а уже «взаправду». «Давайте разбираться, — вещал государственный обвинитель. — Комсомолка Люба Белова хотела пойти учиться на рабфак (что-то типа советского ПТУ времен развитого социализма — авт.). То есть преступление совершено в отношении будущего советского специалиста. А это уже не просто нанесение тяжких телесных повреждений и изнасилование, а посягательство на жизнь практически государственного служащего, наказывающееся вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела».

«Не „шейте“ нам политику!», — нагло кричали со своих мест на скамье подсудимых бывшие бандиты. — В чем мы виноваты — за то и судите!". Но наступала другая эпоха: молох революции уже начинал потихоньку пожирать своих создателей и вдохновителей, а вместе с ними и всех, кто попадался в его беспощадные жернова. Семерых фигурантов Чубаровского дела приговорили к расстрелу — приговор привели в исполнение. Остальных насильников с солидными сроками заключения отправили на «перековку» в Соловецкий лагерь особого назначения. Двоих счастливчиков оправдали — это был год, когда подобное еще случалось. Но уже с первого января 1927 года в силу вступил новый, менее либеральный Уголовный кодекс. А вскоре по всей стране прошли подобные процессы, на которых большевики, наконец, показали бандитам и хулиганам, «кто в доме хозяин».