Мастер «грязной работы»

Под руководством Ягоды крутилась гигантская машина инквизиции, был учрежден ГУЛАГ, выросла сеть лагерей. Он решал судьбы миллионов людей. Одни, по его воле, лишались жизни, другие были надолго упрятаны за решетку, третьи трудились на объектах Беломоро-Балтийского канала и других великих строек социализма. «Правда» называла Ягоду «неутомимым воином революции».

Нарком старался, но, как потом выяснилось, недостаточно. И не чувствовал, что над ним сгущаются тучи. «Ягода не только не предвидел, что произойдет с ним в ближайшее время, напротив, он никогда не чувствовал себя так уверенно, как тогда, летом 1936 года, — писал в своей книге «Тайная история сталинских преступлений видный чекист Александр Орлов, бежавший на Запад. — Ведь только что он оказал Сталину самую большую из всех услуг: подготовил суд над Зиновьевым и Каменевым, и «подверстал» к ним других близких ленинских соратников… Не знаю, как себя чувствовали в подобных ситуациях старые лисы Фуше или Макиавелли. Предвидели ли они грозу, которая сгущалась над их головами, чтобы смести их через немногие месяцы? Зато мне хорошо известно, что Ягода, встречавшийся со Сталиным каждый день, не мог прочесть в его глазах ничего такого, что давало бы основание для тревоги».

Родился будущий нарком в ноябре 1891 года в Рыбинске. Его отцом был ювелир Гершель Иегуда. Мать Хася была дочерью часового мастера. Своего сына родители назвали Генохом. Уже потом он принял православие и стал Генрихом Генриховичем Ягодой.

Сведения о том, чем он занимался, различаются. Одни историки утверждают, что Ягода, получив экстерном среднее образование, работал в типографии. По другим сведениям, был фармацевтом в аптеке. Некоторое время служил статистиком в каком-то управлении.

Когда ему было пятнадцать, примкнул к анархистам-коммунистам. Летом 1912 года Ягоду задержали в Москве — как еврей, он не имел права жить в Белокаменной и поселился там по подложному паспорту. Он был изобличен «в преступных сношениях с лицами, принадлежащими к революционным организациям» и приговорен к двум годам ссылки в Симбирск. Но вскоре грянула амнистия по случаю 300-летия дома Романовых, и ссылка сократилась на год.

Потом в жизни Ягоды была Первая мировая войны. Воевал он недолго, дослужился до ефрейтора 20-го стрелкового полка 5-го армейского корпуса. В 1916 году, получив ранение, был демобилизован.

Еще перед революцией Ягода познакомился с Максимом Горьким. И дружил с ним до самой кончины писателя. «Буревестник революции» ласково называл его «Ягодка».

В его биографии говорится, что он «был участником Октябрьской революции». Но в каком качестве, неведомо. В 1918-го Ягоду взяли в петроградскую ЧК. А в Москву Генриха вытащил Яков Свердлов, к слову, его троюродный брат (и женой у него была племянница Свердлова).

Ягода быстро сделал карьеру. Работал в ОГПУ с Феликсом Дзержинским, был у него вторым заместителем. Потом первым — у Вячеслава Менжинского. Тот возглавил управление после смерти «железного Феликса». Когда Менжинский заболел, а недужил он несколько лет — Ягода фактически стал шефом ОГПУ.

В общем, Генрих Генрихович был на виду. Был «глазами и ушами» вождя, выполняя все его секретные задания. В октябре 1927 года руководил разгромом троцкистской оппозиции. Сам Троцкий дал ему уничижительную характеристику: «Очень точен, чрезмерно почтителен и совершенно безличен. Худой, с землистым цветом лица… с коротко подстриженными усиками, в военном френче, он производил впечатление усердного ничтожества».

Сталин ценил усердие верного служаки. Наградил орденом Ленина, назначил главой нового наркомата — внутренних дел, а спустя год присвоил — первому в СССР — звание генерального комиссара государственной безопасности. Ягода занял квартиру в Кремле — это тоже был знак особого доверия. Стали поговаривать, что его вот-вот введут в Политбюро.

В честь заслуг Ягоды в строительстве Беломорско-Балтийского канала на последнем его шлюзе был воздвигнут памятник в виде тридцатиметровой пятиконечной звезды, внутри которой находился бронзовый бюст наркома. Однако он находился там недолго…

Ягода не только оттачивал работу своего ведомства, но и придумал для сотрудников НКВД новую форму — с золотыми и серебряными галунами. Высшие чины ведомства облачились в белые кители с золотым шитьем, голубые брюки и лакированные ботинки. Ягода хотел, чтобы его сотрудники носили позолоченные кортики, как царские офицеры военно-морского флота…

В сентябре 1936 года Сталин уехал отдыхать в Сочи, где уже находился кандидат в члены Политбюро Андрей Жданов. И оттуда спустя несколько дней прислал телеграмму: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела…»

Когда Сталин решил сместить Ягоду? Еще до отъезда или после размышлений и совещаний уже в Сочи? И что натолкнуло его на этот шаг?

Возможно, Сталин посчитал, что нарком исчерпал свои возможности. К тому же, Ягода нажил себе немало врагов. Они могли нашептать Сталину, что тот что-то замышляет против него. И подозрительный вождь Ягодой пожертвовал…

Ежов не был чекистом — он занимался партийной работой. Но Сталин знал этого маленького, энергичного человека уже несколько лет. Разумеется, Ежов назначение принял, сияя от счастья, горя желанием оправдать доверие вождя.

Поднимаясь на лифте известного дома на Лубянке, новоявленный нарком не чуял, что восходит на эшафот. Его казнят по той же причине, что и Ягоду — слишком много знал. Но сначала была слава, почет, прославляющие его стихи Джамбула: «Мильонноголосое звонкое слово / Летит от народов к батыру Ежову: / - Спасибо, Ежов, что, тревогу будя, / Стоишь ты на страже страны и вождя!»

Ягода же был убит горем, смят. Не мог понять, откуда свалилось на него это несчастье. Впрочем, вождь не выказывал недовольство Ягодой, дав понять, что по-прежнему ему доверяет. «Наркомсвязь дело очень важное, — писал Сталин в записке, адресованной Ягоде. — Это Наркомат оборонный. Я не сомневаюсь, что Вы сумеете этот Наркомат поставить на ноги…» Сталин даже не приказывал, а уговаривал: «Очень прошу Вас согласиться на работу Наркомсвязи. Без хорошего Наркомата связи мы чувствуем себя как без рук. Нельзя оставлять Наркомсвязь в нынешнем ее положении. Ее надо срочно поставить на ноги».

Обуреваемый дурными предчувствиями, Ягода отправился на новое место работы. Он заменил на посту наркома связи Алексея Рыкова. Они будут сидеть рядом на скамье подсудимых в Колонном зале во время судебного процесса «антисоветского право-троцкистского блока» весной 1938 года…

Кстати, Ежов, после увольнения с поста руководителя НКВД, был назначен наркомом водного транспорта. И та должность была прелюдией к аресту. Он почти в точности повторял путь своего предшественника…

На посту наркома связи Ягода пробыл немногим более полугода. О его успехах на этом поприще ничего не известно. Да и мог ли он что-то делать? Петля сжималась — в январе 1937-го его исключили из партии, перевели в запас, а вскоре, на февральско-мартовском пленуме на него обрушился вал критики. Это была прелюдия скорого ареста. И он последовал в апреле. За Ягодой приехали люди, которые еще недавно ему повиновались. Впрочем, они были с бывшим шефом вежливы и обходительны…

На Лубянке ему предъявили множество обвинений — от контрреволюционной троцкистской деятельности до шпионажа в пользу иностранного государства и организации так называемых «медицинских» убийств Горького, Куйбышева, своего прежнего шефа Менжинского и других деятелей партии.

Орлов писал: «Нетрудно представить себе, что почувствовал Ягода, когда рука неверной судьбы низвергла его с вершины власти и втолкнула в одну из бесчисленных тюремных камер, где годами томились тысячи ни в чём не повинных людей… Теперь ему самому было суждено проделать путь своих бесчисленных жертв».

Он напоминал зверя, попавшего в клетку. Безостановочно ходил по камере, отказываясь от еды и пищи. Стал даже разговаривать с самим собой. Ежов забеспокоился, и прислал к нему врача…

На суде Ягода признал многие обвинения. Но от некоторых отказался. Например, опроверг свою шпионскую деятельность: «Если бы я был шпионом, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распустить свои разведки».

Характерно, что он читал свои «признания», не отрывая взгляда от бумаги. Было понятно, что их кто-то сочинил, а Ягода только озвучил…

Он понимал, что участь его решена. Так и случилось — суд приговорил его, как и почти два десятка других подсудимых (лишь трое получили длительные тюремные сроки) к расстрелу.

Ягода, хоть и не верил в снисхождение Сталина, все же написал прошение о помиловании. Оно, как и следовало ожидать, было отвергнуто. Так Ягода стал первым советским руководителем органов госбезопасности, который пал от рук своих же соратников.

Следующим стал Ежов, казненный в 1940 году. Потом, в 1953-м, уничтожили Лаврентия Берия. Все они делали «грязную работу».

Интересно, что, кроме больших преступлений, бывшим руководителям НКВД инкриминировали и малые. Обвиняли в распутстве, объявляли, что они погрязли в распутстве, тешили себя порнографическими фильмами, неприличными открытками.

Ягода, Ежов, Берия были фактически приговорены к смерти, едва получив назначение. И широко улыбались, входили в здание на Лубянке, не ведая своей будущей участи.