Он хотел убить Сталина, Черчилля, Рузвельта, Эйзенхауэра, но непременно проваливался
22 июня трагический день в истории нашей страны. Все последние уже 77 лет, начиная с далекого 1941 г., раннего воскресного утра. Когда враг, как сообщил наркоминдел товарищ В.М. Молотов, атаковал наши границы и подверг бомбардировке наши города.
И все эти 77 лет страна ищет и так и не может найти однозначный ответ, почему, несмотря на огромную подготовительную работу по созданию мощной промышленной базы и не менее мощных вооруженных сил, начало боевых действий было крайне неудачным для советской страны. Почему противник, уступая в количестве танков, самолетов и многих других видов вооружений, сумел не только навязать в первые дни и месяцы войны свою волю, но и фактически разгромить два наших фронта — сначала Западный, а затем и Юго-Западный.
У антисоветских историков есть на все это только один ответ — народ, мол, не хотел воевать за сталинский режим и чуть ли не массово дезертировал, а то и откровенно предавал свою страну. Но это опровергается даже не десятками и не сотнями, а тысячами и десятками тысяч примеров мужества и героизма наших бойцов уже в начале войны. Даже первый воздушный таран был произведен в первые ее часы. Совершил его, как считается, советский летчик с удивительно символичными фамилией, именем и отчеством — Иванов Иван Иванович.
Так что же на самом деле помешало встретить врага во всеоружии и не допустить тех кошмарных поражений, которые потом исправлять пришлось ценой огромных усилий и потерь?
Он хотел убить Сталина, Черчилля, Рузвельта, Эйзенхауэра, но непременно проваливался
Не было четкого приказа о боевой готовности
Ключевая, по мнению многих историков и военных специалистов, ошибка — промедление с началом развертывания советских частей и соединений — была обусловлена политикой, которую вело советское руководство — не дать противнику оснований для оправдания возможной агрессии.
Опрометчивое решение царского правительства о начале массовой мобилизации летом 1914 г. позволило кайзеровской Германии объявить тогда войну России. Повторять эту трагическую ошибку И.В. Сталин никоим образом не хотел и поэтому сдерживал, как мог, прыть своих военачальников.
К сожалению, сдерживал даже тогда, когда ситуация уже явно требовала принятия срочных мер. Поэтому вместо четкой отмашки для войск, расположенных на западной границе, о переводе их в полную боевую готовность была направлена, да и то с опозданием довольно расплывчатая директива.
За это И.В. Сталина, С.К. Тимошенко и Г. К. Жукова не критиковал разве что ленивый историк, но другого варианта у них не было и быть не могло. Если бы формулировка была такой, как требовала реальная обстановка, то это и стало бы зацепкой для нацистов, чтобы как-то оправдать свою агрессию. Мол, ничего такого не замышляли, только моторы прогревали, а тут из-за такого «пустяка» большевики с нами войну затеяли.
Так что если промедление и расплывчатость приказа и считать за ошибку, то она была вынужденной. Впрочем, нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов рискнул отдать тот самый приказ — и формальным поводом для атаки нацистов он не стал. Так что мера предосторожности армейского командования, может быть, была и излишней, но, повторю, вполне объяснимой.
Не успели создать новую «линию Сталина»
Отсрочка с началом войны, полученная благодаря пакту Молотова-Риббентропа, позволила отодвинуть западную границу СССР километров на 500 на запад. У этого перемещения была масса плюсов (трудно даже представить, куда мог продвинуться враг в противном случае), но был у нее и один жирный минус — нужно было создавать новую систему укрепрайонов.
Стратегия прикрытия границы в 1930-е гг. строилась на основе опыта Первой мировой войны на мощных оборонительных рубежах. Так появились у Франции линия Мажино, у Финляндии Маннергейма. Был свой аналог и у СССР под условным названием «линия Сталина». Представляла она собой цепь укрепленных районов (так называемых УРов), состоящих из множества ДОТов, ДЗОТов и прочих фортификационных сооружений. Занимать позиции в них должны были специально выделенные войска.
Продвижение границы на запад поставило советское руководство и командование Красной армии перед дилеммой — продолжать заниматься старой цепью этих самых УРов или попробовать успеть создать новую.
В итоге пошли по второму пути. Сейчас мы понимаем, что это, скорее всего, была ошибка, ведь за два года трудно было создать полноценную и эшелонированную систему обороны. Теперь мы понимаем, что целесообразно было бы дорабатывать старую «линию Сталина», но это мы сейчас понимаем, а тогда, несмотря на всеобщее тревожное ожидание войны, никому и в голову не могло прийти, что противник сможет так глубоко продвинуться вглубь советской территории и так быстро. Собственно, и уверенности, что боевые действия начнутся в 1941 г. не было, а к 1942 и тем более к 1943 г. возведение фортификационных сооружений на новой границе во многом было бы завершено.
Не исключено, что спешка гитлеровцев с началом агрессии была вызвана не их ожиданием мнимого превентивного удара РККА, а именно возможным созданием настоящего вала перед ними, преодолевать который пришлось бы им с куда большими трудностями и потерями, чем в состоянии далеко не полной готовности.
Начальник Генштаба в предвоенный период и в начале Великой Отечественной Г. К. Жуков категорически отвергал версию о том, что старые УРы были свернуты. Скорее всего, их действительно никто в целом не трогал, но именно что не трогал — все недоделки в «линии Сталина» так, судя по всему, и остались недоделками. Поэтому на одних ее участках удалось довольно долго и успешно сдерживать наступающие гитлеровские танковые армии, а на других они, увы, обходили наши УРы через оставшиеся прорехи.
Получилось, к сожалению, все как в известной русской поговорке: ни два ни полтора — не удалось ни новую оборонительную линию возвести, ни старую до ума довести. А поскольку гитлеровский Вермахт еще и продвигался, к сожалению, очень быстро, в ряде мест даже занять укрепления войсками советское командование не успело. Именно так случилось с Минским УРом, так как противник занял столицу советской Белоруссии буквально на шестые сутки войны.
В некоторых случаях войска из старых укрепленных районов слишком поспешно перебросили в новые. В итоге там они попали в окружение, а старые участки, которые они занимали, были фактически оголены.
Не было плана преднамеренного отступления
Наверное, ни одна когда-либо вступавшая в боевые действия армия не планировала при этом сразу же отступать. Но по разным причинам многим приходилось это делать. Так, в 1812 году русская армия буквально от самых западных границ отходила к Москве. Причем преднамеренно. Более того, в отличие от РККА в 1941 г., оставила даже ее. И тоже преднамеренно. Но и тогда эта преднамеренность была вынужденной. Согласно плану Фуля одна армия России должна была ощетиниться в Дрисском лагере, а другая тем временем стала бы атаковать неприятеля на его коммуникациях. Так примерно случилось, но намного восточнее, у Тарутино.
Красная же армия вовсе не планировала отсиживаться в обороне, говоря о себе прямо как о самой наступающей в мире. И трудно упрекать тогдашних военных руководителей — стратегически это было верно, и именно так действовал Вермахт.
Советские войска к отходу никто не готовил. Да, был план эвакуации, вариант, при котором враг сможет прорваться на советскую землю предусматривался, несмотря на пропагандистское шапкозакидательство. Но вот бойцов и командиров, чтобы, видимо, не внушать им пораженческие настроения, никто не учил, как отходить, а не спасаться в ряде случаев бегством, как иной раз приходилось.
Отсутствие плана и обученности частей грамотному отступлению на первых порах сыграли свою роковую роль. Глубокие прорывы противника сеяли панику. В этой ситуации даже при массовом героизме организовать по-настоящему стойкую оборону было практически нереально. Тем не менее, советским командующим удалось это сделать на флангах огромного фронта, а с середины июля 1941 г. и в центре. Правда, враг к этому времени смог дойти аж до Смоленска.
Но это не значит, что войска не учились обороняться. Очень даже учились — именно в обороне предполагалось встретить «Барбароссу» и, только остановив противника, самим нанести мощные контрудары.
Сегодня в нашей стране — День памяти и скорби, день начала Великой Отечественной войны
И этот план, кстати, сработал в 1941 г., но только не в июне, а в декабре и не у границы, а в Подмосковье. К этому времени Красная армия уже была научена горьким опытом поражений, как надо откатываться от одной линии обороны к другой, нанося беспрерывно удары по танковым колоннам гитлеровцев. А за полгода до этого его не было, и взяться ему неоткуда было.
Сугубо внешние предпосылки
Говоря о внутренних причинах неудач, оказавшихся, к счастью, временными, не стоит забывать и о внешних. Во-первых, увязыванием Вермахта на Восточном фронте не воспользовались и, весьма вероятно, и не спешили воспользоваться западные союзники. Второй фронт во Франции они открыли тогда, когда все неудачи, которые вообще могла потерпеть Красная армия, она уже потерпела. И действительно могла уже обойтись и своими силами.
Во-вторых, не было уверенности, что японская Квантунская армия не нанесет удар по нашему Дальнему Востоку. Лишь к осени 1941 г. стало ясно, что Страна восходящего солнца не станет спешить исполнять свой союзнический долг перед фашистской Германией. И это помогло советским войскам после переброски части дивизий с Дальнего Востока и из Сибири перейти в легендарное контрнаступление под Москвой, лишившее последних шансов на успех нацистский блицкриг. Стратегически победа великого и могучего Советского Союза стала лишь делом времени.
ВОВ: Минобороны опубликовало уникальные архивные документы начала ВОВ
Армия и войны: На дне Финского залива нашли легендарный корабль русского флота