Оплошность резидента: «Как же я забыл, что в этот день в Роттердаме будут хиппи веселиться»

Один из самых драматичных эпизодов в культовом фильме «Семнадцать мгновений весны», это когда глава гестапо группенфюрер СС Генрих Мюллер предъявляет Максу Отто фон Штирлицу поистине убийственные обвинения: каким образом отпечатки пальцев штандартенфюрера СС оказались на ручке чемодана радистки Кэт. Провал был неизбежен.

Штирлица спасло чудо. Он помог перенести чемодан женщине с детской коляской. Хоть и с трудом, но были найдены свидетели, и полковник Исаев избежал встречи с костоломами Мюллера. Что тут скажешь? Этакая мелочь, поднести чемодан, но она помогла избежать провала и выжить.

Но это в кино. В жизни чаще всего бывает иначе, страшнее и драматичнее. С первых шагов по службе будущим «Штирлицам» вдалбливают в голову одну непреложную истину — в разведке нет мелочей. Ибо нигде так дорого не стоят эти самые мелочи.

«Много опасностей подстерегало наших людей в тылу врага, — говорил генерал-майор Виталий Никольский, который в годы войны занимался подготовкой и заброской агентов, — Причиной несчастья могла стать мелочь, пустяк, незначительная оплошность разведчика или оперативного сотрудника, готовившего его».

В первые три недели июля 1941 года только Западный фронт забросил в немецкий тыл 19 разведывательно-диверсионных групп и 7 партизанских отрядов. Всего 500 человек. Казалось бы, сила серьезная. Но это если смотреть только на цифры.

Как признавался позже начальник отдела агентурной разведки Разведуправления Красной Армии в годы войны генерал Николай Шерстнев: «Потери агентуры были исключительно большими…»

Гибли разведчики по многим причинам, в том числе из-за тех самых досадных мелочей, которые стоили ареста, гестаповских допросов, концлагерей и жизни.

Так, разведгруппу с кодовым наименованием «М-3» входило три девушки, три Марии — Козлова, Артемова и Жукова. Они прошли достаточно хорошую разведывательно-диверсионную подготовку. По уровню образования и своим личным качествам выделялись среди курсантов. Казалось бы, были все основания надеяться на успешную работу.

Командиром группы была назначена Мария Жукова, до войны работавшая в прокуратуре.

Легенда для них тоже была отработана вполне правдоподобная, якобы, девушки работали на оборонных работах в районе Вязьмы, потом из-за тяжелого физического труда сбежали, и теперь направляются в Смоленск.

Их заброска в тыл врага прошла вполне успешно. Они десантировались незамеченными врагами. Тайно забазировали радиостанцию, оружие, документы и отправились к пункту назначения. По дороге их остановили полицаи, устроили обыск.

И все, казалось бы, прошло благополучно, но в последний момент в одном из карманов пальто, случайно обнаружилась полуистлевшая книжечка проездных билетов в московском метро, на которых в ту пору отмечался год и месяц. Это был провал. Разведчиц долго с пристрастием допрашивали, потом бросили в концлагерь. К счастью, пройдя все круги фашистского ада, они дожили до того дня, когда концлагерь освободила Красная Армия.

«Немецкая танковая армия не иголка в стогу сена»

Разведчик должен знать и уметь многое. Но качество, если хотите, талант, проникать в самую суть мелочей, умение первоочередное, я бы сказал наиважнейшее.

Примером тому, случай, произошедший с резидентом советской военной разведки в Югославии полковником Николаем Патрахальцевым в 1944 году.

Задачи у резидентуры были самые что ни на есть ответственные. Используя имеющиеся разведданные Верховного штаба, военнопленных и немецкое население, а также югославов, имеющих связи с Германией и Австрией, проводить вербовку, подготовку и заброску агентуры на вражескую территорию.

Однако иногда из Центра приходили задания весьма оригинальные. Вот как об одной из них вспоминал сам Николай Патрахальцев:

— Начальник 2-го управления ГРУ «потерял» танковую армию. Немецкая танковая армия не иголка в стогу сена, но, тем не менее, это случилось.

Мне была поставлена задача найти эту армию. Видимо руководство предполагало, что ее могли передислоцировать на мое направление — в Италию, например, или в Австрию.

Начал раскручивать своих информаторов среди югославов. Один партизан доложил, что видел, как 26 немецких грузовиков проехали в направлении Австрии. Это уже кое-что. Доложил в Центр. Но сам понимаю, а вдруг это какие-то другие грузовики.

Послал своего человека в Австрию, посмотри, мол, как дела в Вене, приглядись к немецким солдатам. По форме видно с фронта они или тыловики, новенькие, чистенькие.

Вернулся мой человек. Да, действительно, говорят, что танковая часть прибыла с фронта. По обмундированию видно — фронтовики. Потертые, поношенные…

Так-то оно так, а как проверить, правду ли докладывает информатор? Может он и вовсе не был в Австрии? Ну, что ж, говорю, хорошо, ты принеси мне трамвайный или автобусный билет, австрийский.

Билет он не принес, а вот газету австрийскую подарил. Интересная газета оказалась. Я внимательно ее изучил. В маленькой заметочке на последней странице нашел, казалось бы, ничего не значащее сообщение: «В ближайшее время в городском парке играет военный оркестр».

Запросил Центр: хочу съездить на праздник в Вену, послушать музыку военного оркестра. Центр выезд запретил и попросил сообщить фамилию дирижера оркестра. Сообщил. Проверили по картотеке информационного управления ГРУ, и оказалось… маэстро был дирижером одной из дивизий той самой пропавшей армии. Вот такая заметочка. Казалось бы, мелочь, а дорогого стоит (конец цитаты).

Одна лишь фраза на немецком языке

1943-й год. В Ленинграде холодно и голодно. Старшина Дмитрий Ашурков из 472-й радиодивизиона Ленинградского фронта находился на дежурстве.

Он прослушивал эфир, но в голову постоянно лезли мысли о еде. Дивизион снабжался на уровне частей обслуживания — по норме № 2, это 400 грамм хлеба в день.

Эфир был наполнен посторонними звуками. Немцы же, столь необходимые радиоразведчику Ашуркову, безмолвствовали. От голода и холода клонило в сон.

И вдруг какой-то скрипучий, совершенно незнакомый голос, произнес в трескучем эфире единственную, на первый взгляд, ничего не значащую фразу.

— Иду на посадку через одну минуту…

Старшина даже засомневался, не показалось ли ему с голодухи. Тем не менее он бросил взгляд на часы: 14.07. Итак, 19 марта 1943 года в 14 часов 07 минут немецкий самолет зашел на посадку.

А поскольку в радиосвязь с аэродромом вступал только флагманский пилот, с большой вероятностью можно было сделать вывод: приземлилась немецкая авиационная группа.

По данным пеленгации выяснилось, вражеские самолеты сели на аэродром Котлы, который они не использовали с конца ноября 1942 года.

Через сорок минут совершила посадку и вторая авиационная группа немцев.

В разведотдел фронта и на командный пункт 13-й воздушной армии было срочно направлено донесение о возможном прибытии на аэродром Котлы до двух авиационных групп противника.

Наш самолет-разведчик, вылетевший на задание, подтвердил данные радиоразведки. На летном поле насчитывалось до 20 фашистских бомбардировщиков, а также, что очень важно, отсутствовала противовоздушная оборона аэродрома.

Последовал мощный бомбовый удар по скоплению немецких «Юнкерсов-88». Потом в знак признательности, летчики прислали радиоразведчикам фотоснимки с горящими немецкими самолетами.

Подписи на снимках говорили сами за себя: «Друзьям-радиоразведчикам от воздушных разведчиков разведотдела 13-й ВА Ленфронта».

А ведь одна лишь фраза на немецком языке. Такая мелочь. Но стоила она фашистам два десятка бомбардировщиков.

И на старуху бывает проруха

Резидент советской военной разведки в Голландии капитан I ранга Виктор Любимов готовился провести оперативную встречу в Роттердаме. Накопилось немало вопросов — обсудить алгоритм работы на ближайшие месяцы, провести оплату за материалы, предоставленные агентом ранее, да и просто поговорить по душам.

Опыт работы у Виктора Андреевича был богатый. Он работал в США, во Франции — оперативным офицером, заместителем резидента, и вот теперь в Голландии возглавил разведаппарат под прикрытием должности заместителя торгпреда.

Встреча с ценным агентом была отработана тщательно, до мелочей. И все-таки, одна мелочь ускользнула… Как говорят, и на старуху бывает проруха.

В назначенный час, ближе к полудню, сотрудник резидентуры, высадил шефа на одной из улиц Роттердама, невдалеке от городского парка.

Любимов проверился, нет ли наружного наблюдения… Хвоста, к счастью, не было. И он спокойно двинулся к намеченному месту встречи. Каково же было его удивление, когда на маршруте он встретил сначала одного полицейского, потом еще двух. Виктор свернул в проулок, попетлял по улицам и вновь зашагал в сторону парка. На очередном повороте увидел… полицейского.

«Что происходит? Откуда здесь столько полицейских?» Было от чего забеспокоиться. Советский дипломат на улочках Роттердама с достаточно солидной суммой денег в кармане. Как все это объяснить, если тебя просто возьмут за одно место.

Возник вопрос — следует ли выходить на встречу с агентом? Если выходить, то куда девать деньги? Не тащить же их через многочисленные полицейские кордоны, которые непонятно для чего выставлены.

И тогда резидент решил выйти в район встречи, оценить обстановку, не вступая в прямой контакт, дать сигнал «следовать за мной».

Но сначала надо было освободиться от денег. При неблагоприятном развитии событий, тоже косвенная улика. Однако, легко сказать — освободиться… Не выбросишь же их в урну.

Стало быть, следует найти тайник. Но тайник не выбирают на ходу. Его готовят тщательно, скрупулезно. Слишком дорогая плата для разведчика — обнаруженный противником тайник. Но времени было в обрез. И Любимов оставил сверток с деньгами в укромном месте, где-то за водосточной трубой. А сам вновь зашагал к парку. Полицейские попадались все чаще и чаще.

И только войдя в парк, он все понял. Более того — неожиданно вспомнил, что краем уха слышал о сходке хиппи в Роттердаме, да вот упустил из виду дату ее проведения.

Лужайки парка были заполнены людьми. Хиппи разбили целый палаточный городок. Кто-то лениво потягивал пиво, кто-то полуголый нежился на травке… Вокруг гремела музыка.

На фоне этой экстравагантной, растрепанной толпы Виктор Любимов почувствовал себя весьма неловко. Он никак не вписывался в общее действо. Пусть на нем не было строгого костюма, галстука, но и его привычные классические брюки и рубашка явно выбивались из общего стиля.

Издалека заметив агента, Любимов подал сигнал. Потом, поплутав кварталами, вышел к тихому кафе в условном месте. Вскоре подошел туда и агент. Попили кофейку, Виктор объяснил ситуацию. Надо было спешить. Лежат ли там деньги, ведь место ненадежное? Извлечь пакет с деньгами предстояло агенту по сигналу резидента. Что, собственно, и было благополучно сделано.

По дороге в резидентуру у Виктора Андреевича было достаточно времени, чтобы поразмышлять о роли мелочей в жизни разведчика.