Недавно временный поверенный в делах Украины в Казахстане Юрий Лазебник дал большое интервью Казахскому телеграфному агентству. Текст опубликовали многие популярные издания Алма-Аты и Астаны под заголовком «Украина ближе к Казахстану, чем к России».
Киевский дипломат хвалит Назарбаева:
«Для нас… ценно, что Казахстан проявляет свою самостоятельность в том, что он не поддерживает позицию России на голосованиях в международных организациях».
А также делится с казахами передовым опытом национального строительства. Например, Юрий Лазебник сообщает, что украинские власти «ограничивают сферу русского языка» и «возвращают контроль над информационным пространством»:
«Таких людей, которые не понимали бы украинского языка, в Украине нет. Хочу сказать, что основные российские информационные каналы из украинского информационного пространства убраны. Сейчас идет фильтрация газетных изданий. Готовятся меры, чтобы ограничить российскую книжную продукцию определенного содержания. Запрещаются к показу российские телесериалы и фильмы, в которых прославляются российский спецназ и армия… Я, кстати, достаточно много общаюсь с преподавателями вузов и историками — этническими казахами. Они точно так же настроены на то, чтобы ограничивать сферу русского языка в Казахстане», — подчеркнул Лазебник.
Ещё год назад подобные заявления не привлекли бы внимания. Что в них особенного? Дипломат одного суверенного государства рассказывает общественности другого, не менее суверенного государства, о характере украинской национальной политики. Учит строить «иногородних». Кому-то не нравится? Ну, так господин Лазебник не шоколадка и не купюра в сто долларов, чтобы понравиться всем.
Однако сегодня это не вчера. Украина доигралась со своим национальным строительством. На её территории идёт гражданская война, в значительной степени спровоцированная как раз попытками внедрить вышеуказанную практику «ограничения сферы русского языка» в тех регионах, где русский язык — родной для подавляющего большинства населения.
Или война вызвана недостаточно активным внедрением этой практики?
Да, существует и такое мнение. Я знаю людей, которые, сильно горячась, утверждают: если бы в 90-е, при Кравчуке и Кучме, на Юго-Востоке Украины более системно и последовательно проводилась политика «преодоления имперского прошлого», активнее шёл перевод делопроизводства, школьного и высшего образования на государственный язык, а при Ющенко эта политика продолжилась, — то к сегодняшнему дню работу удалось бы в основном завершить. Все успели бы привыкнуть к новой ситуации. И никакой войны бы не случилось.
Другие люди говорят, что такие рассуждения — чистый беспримесный бред. Если бы киевские власти сразу после того, как на них в 1992 году свалилась с неба незалежность, всерьёз попытались заставить Донбасс, Луганск и другие традиционно русскоязычные регионы заговорить на «мове» и признать Бандеру героем, это выглядели бы так, будто небольшая змея, какой-нибудь карликовый питон, старается заглотить не мышку, не кролика, а быка. Такое «национальное строительство» плохо кончилось бы для украинской государственности ещё в 90-е.
В Казахстане, в отличие от Украины, пока всё спокойно. Хотя положение дел с языком — особенно на севере и на востоке республики — очень напоминает донецкую и луганскую «довоенную» ситуацию. Огромные регионы молодого казахского государства тоже заселены преимущественно русскими. Русский язык «по факту» остаётся более востребованным, чем казахский. На русском проводятся заседания правительства — и это вызывает яростное возмущение местных патриотов. Тиражи русских изданий выше, чем казахских, большинство телезрителей предпочитают смотреть российские каналы.
Почему так сложилось и как именно складывалось — долгий и непростой разговор. В основании проблемы, как и на Украине, тема границ, установленных во времена СССР. Это настоящее минное поле. Александр Исаевич Солженицын в 1990 году в своей знаменитой брошюре «Как нам обустроить Россию», не особенно деликатничая, написал всё, что думает по поводу «искусственных границ» одного из восточных регионов бывшей Российской империи — и многих казахов до сих пор трясёт от ненависти, когда они слышат про Солженицына.
Чтобы мы понимали, о чём идёт речь, давайте я всё же процитирую нобелевского лауреата:
«О Казахстане. Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя: если где кочевые стада раз в год проходят — то и Казахстан. Да ведь в те годы считалось: это совсем неважно, где границы проводить, — ещё немножко, вот-вот, и все нации сольются в одну […] до 1936 года Казахстан ещё считался автономной республикой в РСФСР, потом возвели его в союзную. А составлен-то он — из южной Сибири, южного Приуралья, да пустынных центральных просторов, с тех пор преображённых и восстроенных — русскими, зэками да ссыльными народами. И сегодня во всём раздутом Казахстане казахов — заметно меньше половины. Их сплотка, их устойчивая отечественная часть — это большая южная дуга областей, охватывающая с крайнего востока на запад почти до Каспия, действительно населённая преимущественно казахами. И коли в этом охвате они захотят отделиться — то и с Богом».
С тех пор вот уже почти 25 лет Солженицын считается врагом казахского народа. В ответ на его выпады местные историки приводят другие факты: в 1920 году столицей Киргизской (Казахской) АССР не случайно стал Оренбург (Орынбор по-казахски). А города Омск (Омбы) Астрахань (Астракан) и ещё много чего в российско-казахском приграничье некоторые алма-атинские публицисты называют исконными казахскими землями. Повсюду, где, по мнению великодержавного шовиниста Солженицына, «стада раз в год проходили» (и, дескать, земля пустовала, ждала переселенцев) — на самом деле пролегали вековые пути сезонных кочевий. Рачительные хозяева просто давали траве отрасти после выпаса. А потом пришли российские колонизаторы, порушили весь этот стройный порядок, распахали целину (причём два раза: при Столыпине и при Хрущёве) и сильно подвинули степняков.
Вполне очевидно, что тут сталкиваются две логики — кочевая и оседлая — и установить справедливые для всех границы крайне затруднительно. Во времена Российской империи их не устанавливали. Карта Центральной Азии выглядела следующим образом.
Потом большевики с разбором ли, без разбора, нарезали рубежи. Однако на огромной территории по обе стороны от сегодняшней российско-казахстанской границы люди продолжали жить как прежде. Североказахстанская степь с березовыми колками переходит в курганскую и омскую степь, кустанайская — в челябинскую, актюбинская — в оренбургскую. В северных и восточных областях Казахстана русских во времена СССР было 60−70%. Уклад жизни в казахстанских городах Петропавловске, Павлодаре, Кустанае, Усть-Каменогорске практически ничем не отличался от уклада в Омске, Кургане, Барнауле, где, кстати, тоже есть казахи. Правда, совсем немного.
Кстати, наверное, мало кто из читателей знает, что действие знаменитого советского телесериала «Тени исчезают в полдень» происходит на территории Восточно-Казахстанской области. Именно там, в Шемонаихинском районе (в книге и фильме он Шантарский), родился и вырос автор одноименного романа Анатолий Иванов. Местные жители и сейчас показывают гостям Марьин утёс. Примечательно, что ни в романе, ни во всём фильме — а там 10 серий — нет ни одного казаха. Просто потому, что их почти не было в местных сёлах. Тем не менее, такая неполиткорректность писателя Иванова и режиссёров Ускова и Краснопольского обижает казахскую интеллигенцию.
Автор этих строк тоже много лет прожил в Казахстане. Школу я заканчивал в целинном посёлке, казахи в нём составляли примерно четверть. Мои казахские одноклассники не знали своего языка, стеснялись казахских имён. Выбирали себе русские «покрасивее»: Алик вместо Есенали, Валя вместо Бибинур. Национальные отношения были мирными (русские и казахи это комплиментарные, то есть легко уживающиеся между собой этносы, говорят социологи), но не безоблачными. Просто потому, что нравы на целине грубоваты. Хорошо помню, как директор школы, кстати, человек с украинской фамилией, однажды прилюдно высмеял казахских ребят, придумавших себе русские имена, и запретил «такие фокусы». Над школьной уборщицей Баян, взявшей псевдоним Маша, директор за глаза, но чтобы она слышала, издевался: какая там Маша? Баян! Гармошка!
Такие слова навсегда застревают в сердце. Они не могли не дать всходов, когда пришло другое время.
Впрочем, в кадровых вопросах во времена СССР в Казахстане тщательно выдерживались национальные пропорции. Как правило, если директор завода или совхоза был русский, то секретарь парткома казах. И наоборот.
Казахстан, в отличие от большинства других советских республик, считался «лабораторией дружбы народов». Если в Азербайджане, Армении, Грузии, Узбекистане просто подразумевалось, что первый секретарь ЦК должен быть «коренной национальности» (исключения бывали, но крайне редко), то над Казахстаном всё время ставились эксперименты. Кто здесь только не правил. И еврей Голощёкин (именно его казахская интеллигенция солидарно с местной русской объявила творцом казахстанского голодомора первой половины 1930-х — это всем удобно), и уйгур, и несколько русских, включая Брежнева.
Потом лидером стал казах Кунаев. Он руководил республикой много лет, к этому все привыкли — но пришёл Горбачёв и начал менять старые брежневские кадры. В казахстанской столице пошли слухи, что «ноль первым» пришлют русского из Москвы. Хорошо помню, как в солнечный осенний день 1986 года я обсуждал эту тему на скамейке в алма-атинском парке со своим казахским другом, выпускником московского Литературного института, и друг с тоской в голосе сказал, что добром дело не кончится. Скорее всего, будет большая кровь. «Но, может, обойдётся и без крови, потому что русским есть куда уезжать, а казахам некуда».
Через два месяца первым секретарём ЦК Компартии Казахстана был назначен присланный из Москвы Геннадий Колбин. На следующий день тысячи молодых казахов, в основном иногородних студентов, вышли на улицы Алма-Аты. Они перевернули и сожгли несколько машин, убили русского дружинника, — в общем, устроили то, что было названо «декабрьскими событиями». Эти события, теперь уже забытые, прозвучали оглушительно и совершенно неожиданно. Они если и не взорвали советскую стабильность, то сняли с неё некую сакральную печать.
СССР вступал в свою последнюю пору, и всех нас, в том числе русских в Казахстане, ждали большие перемены.
(Продолжение следует)
Фото: Василий Шапошников/Коммерсантъ