Последняя челобитная

9 (22 января по новому стилю) 1905 года свыше 140 тысяч человек двинулись к Зимнему дворцу в Санкт-Петербурге. В тот день свершилось то, чего жаждали революционеры. Едва ли не все участники шествия были настроены благостно и верили царю. Те, кто потом в замешательстве и панике бежал, спасаясь от свинцового дождя, эту веру уронили и растоптали в кровавых лужах.

Бунт вместо революции?

Изучая документы, можно без труда понять, что «Кровавого воскресенья», случившегося 110 лет назад, вполне можно было избежать. Ну, дошел бы народ с хоругвями и иконами до самого Зимнего, постоял бы на морозце, успокоился. Посмотрел бы с вожделением на царя-батюшку, внял бы его сочувственным, сожалеющим о тяжкой людской доле словам. А самодержец одарил бы рабочих булками, да чашками с императорскими вензелями. Теми, что остались еще с Ходынки…

Николай Второй взял бы известную петицию, прочитал. И прослезился. А народ, умиротворенный, благостный, отправился бы по домам.

Шеренги солдат с винтовками с примкнутыми штыками остались неподвижными. И казаки не пустили бы лошадей в галоп, обнажив шашки. Не было бы никаких жертв.

И революции 1905 года бы не случилось?!

Бог весть. Но, возможно, крови пролилось бы намного меньше.

Больше фантазировать не стану…

Как утверждал начальник Петербургского охранного отделения Александр Герасимов, «до позднего вечера в окружении Государя не знали, как поступить. Мне передавали, что Государь хотел выйти к рабочим, но этому решительно воспротивились его родственники во главе с Великим князем Владимиром Александровичем». Именно он руководил действиями войск 9 января.

Барон Николай Врангель (отец одного из руководителей Белого движения Петра Врангеля — В.Б.) размышлял: «Одно мне кажется несомненным: выйди Государь на балкон, выслушай он так или иначе народ, ничего бы не было, разве то, что царь стал бы более популярен, чем был… Как окреп престиж его прадеда, Николая I, после его появления во время холерного бунта на Сенной площади! Но Царь был только Николай II, а не Второй Николай».

Мечты остались мечтами

Началось все с «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга», которое создал известный проповедник, православный священник Георгий Гапон. Он был связан с властью, в частности, пользовался покровительством начальника Особого отдела Департамента полиции Сергея Зубатова. Тот хотел, чтобы легальные рабочие организаций, которыми занимался Гапон, ослабили влияние революционной пропаганды.

Но постепенно священник вышел из-под контроля полиции. Обращаясь к Зубатову — к тому времени он вышел в отставку после ссоры с министром внутренних дел Вячеславом Плеве — Георгий Аполлонович писал, что «теперь связь с полицией порвана (так оно на самом деле и есть), что наше дело правое, открытое, что полиция только может контролировать нас, но не держать на привязи».

Полиция была в курсе деятельности собрания от петербургского градоначальника Ивана Фуллона, который пользовался информацией Гапона. Но он дозировал сведения, а полицейские, пытавшиеся их дополнить, изгонялись оттуда рабочими по указанию священника.

По свидетельству рабочего Николая Варнашева, Гапон стремился внушить властям доверие к организации и ослабить за ней надзор. И убедил полицию, что ничего опасного для власти не происходит. Тем временем, на собрании звучали очень резкие выступления.

Однако шествие рабочих задумывалось как исключительно мирная акция. Подготовленная петиция подробно рассказывала о бедственном положении рабочих, сравнимом с рабским, а потому и возникла необходимость искать у царя правды и защиты. «Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук», — говорилось в документе.

В обращении рабочих, названном большевиком Дмитрием Сверчковым «лучшим художественно-историческим документом», содержался призыв немедленно созвать народных представителей от всех классов и всех сословий — рабочих, капиталистов, чиновников, духовенства, интеллигенции — и избрать Учредительное собрание на основе всеобщего, прямого, тайного и равного голосования.

Документ, отвергнутый монархом, это не покрытая архивной пылью бумага, интересная лишь летописцам и бытописателям, а живое и актуальное послание наших предков. Ведь то, ради чего храбрецы-рабочие с женами и детьми 9 января 1905 года пошли под пули солдат, жандармов, шашки казаков, и поныне остается недостижимой целью. А именно: свобода и неприкосновенность личности, свобода слова и печати, собраний, ответственность министров перед народом и гарантии законности управления, всеобщего равенства перед законом…

Гапон в роли пророка

Накануне 9 января «революционный невроз» уже сотрясал Санкт-Петербург — столица Российской империи была охвачена, точно огромным спрутом, массовыми забастовками. Но мирный финал шествия к Зимнему дворцу, безусловно, мог снизить напряжение, подходившее к опасной точке кипения.

Разумеется, правоохранители не дремали. Как позже докладывал Директор департамента полиции Алексей Лопухин министру внутренних дел Петру Святополк-Мирскому, «имелись достаточно определенные указания на то, что главари существующих в столице противоправительственных организаций намерены воспользоваться настроением рабочих и их сборищем на площади Зимнего дворца для создания ряда противоправительственных демонстраций с предъявлением требований об изменении существующего государственного строя».

Накануне шествия Гапон встречался с министром юстиции Николаем Муравьевым. Священник просил его убедить царя принять петицию. Просмотрев текст, министр воскликнул: «Но ведь вы хотите ограничить самодержавие!» На что Гапон ответил, что сие неизбежно. Если правительство не даст реформ свыше, в России разразится кровавая революция.

Воистину Георгий Аполлонович был пророком!

Но Муравьев Гапону не поверил. А Святополк-Мирский его не принял.

8 января у министра внутренних дел состоялось совещание. Святополк-Мирский склонялся к тому, что власть могла бы пойти — в прямом и переносном смысле — навстречу рабочим. Однако Муравьев и министр финансов Владимир Коковцев встали стеной. К ним примкнул и градоначальник Фуллон, считавший, что скопление огромной толпы на площади перед Зимним дворцом может привести к непредсказуемым последствиям. И напомнил Ходынку.

Николай Второй 8 января записал в дневнике: «Во главе рабочего союза какой-то священник — социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах». Назавтра: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!» И тут же — спокойно, по-домашнему: «Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь».

На упомянутом совещании у министра внутренних дел было принято решение арестовать Гапона, дабы обезглавить рабочую организацию. Но было уже поздно. Вторая Ходынка, куда более страшная и кровавая, чем первая, неотвратимо надвигалась.

Стоны и проклятия

«Я предупреждал людей, что те, которые понесут хоругви, могут пасть первыми, когда начнут стрелять, но в ответ на это толпа людей бросилась вперед, оспаривая опасную позицию, — вспоминал Гапон. — Одна старушка, очевидно, желавшая доставить своему 17-летнему сыну случай видеть царя, дала ему в руки икону и поставила в первый ряд. В первом же ряду стояли и несшие царский портрет в широкой раме, во втором ряду несли хоругви и образа, а посредине шел я. За нами двигалась толпа, около 20 тысяч человек мужчин, женщин, старых и молодых. Несмотря на сильный холод, все шли без шапок, исполненные искреннего желания видеть царя, чтобы, по словам одного из рабочих, «подобно детям выплакать свое горе на груди царя-батюшки».

То, что произошло потом, известно. По официальным данным, 9 января было убито 96 и ранено 333 человека, а с учетом умерших от ран — 130 убитых и 299 раненых. По подсчетам советского историка В.И. Невского, опубликовавшего в 1925 году статью «Январские дни в Петербурге 1905 года», убитых насчитывалось около двухсот человек, раненых — вчетверо больше.

Есть и другие данные. Французский журналист Этьен Авенар, автор книги «Кровавое воскресенье», определял число погибших в 200−300 человек, а раненых в цифры от тысячи до двух тысяч человек. Он опирался на слухи о том, что часть загубленных людей была скрыта от публики…

«Русское слово» от 11 января 1905 года: «Фанатическая пропаганда, которую, в забвении святости духовного сана, вел священник Гапон и преступная агитация злоумышленных лиц, привела к тому, что возбуждали рабочих настолько, что уже 9 января огромная толпа стала направляться к центру города. В некоторых местах между ними и войсками, вследствие упорного сопротивления толпы подчиниться требованию разойтись, а иногда даже нападения на войска, произошли кровопролитные столкновения…»

Поздравление с революцией

«Я видел, как подымались сабли и мужчины, женщины и дети падали как подкошенные, — вспоминал Гапон. — Стоны, проклятья и возгласы наполнили воздух… По свидетельству докторов, подавляющее большинство серьезных ран были в голову и корпус и весьма редко в руки и ноги. В некоторых телах было по несколько пуль. Ни на одном из убитых не было найдено никакого оружия, даже камня в кармане».

Жестокие расправы произошли на площади Зимнего дворца — возле Александровского сада, на Невском проспекте у Полицейского моста — через реку Мойку, у Нарвских ворот, рядом с Троицким мостом.

Гапона спас член партии социалистов-революционеров Петр Рутенберг. Он вытащил священника из толпы и переправил, постриженного и переодетого, на квартиру к Максиму Горькому. По злой иронии судьбы через год с небольшим Рутенберг стал участником расправы над священником…

Из письма Горького жене Екатерине Пешковой:

«Гапон каким-то чудом остался жив. Лежит у меня и спит. Он теперь говорит, что царя больше нет, нет Бога и Церкви…» Рабочие проявляли сегодня много героизма, но это пока еще героизм жертв. Они становились под ружья, раскрывали груди и кричали: «Пали! Все равно — жить нельзя!» В них палили… Итак — началась русская революция, мой друг, с чем тебя искренно и серьезно поздравляю".

В эпилоге петиции содержалось обращение к Николаю Второму:

«Повели и поклянись исполнить их (требования рабочих — В.Б.), и Ты сделаешь Россию счастливой и славной, а имя свое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена».

Это была последняя челобитная в российской истории.

Увы, бесцельная.

Иллюстрация в открытие статьи: «Расстрел на Дворцовой площади 9 января 1905 года», работа Ореста Георгиевича Бетехтина/ Фото: М. Филимонов/ РИА Новости