«Комсомольская правда» для доброй России

Дмитрий Муратов, главный редактор, говорит, что «Новая газета» перестанет выходить в мае, но это тот случай, когда я не верю Дмитрию Муратову. Когда неприятная новость анонсируется заранее, то это уже не новость, а призыв сделать нечто, что позволит избежать неприятности. К кому обращен призыв Муратова, я не знаю. Может быть, к новым инвесторам. Может быть, к читателям (думаю, если завтра начнется сбор денег на поддержание «Новой газеты», найдется очень много готовых пожертвовать). А может быть, и к властям — эй вы, мол, вы же понимаете, что вам грозит без нас — вам будет еще труднее доказывать вашим западным партнерам, что в России есть свобода слова, поэтому давайте, помогайте, а то мы возьмем и в самом деле закроемся, и что вы тогда запоете. Мало вам Немцова и Украины, по всему миру будут заголовки — «Закрыта газета Политковской». Оно вам надо?

Жив главный защитник и покровитель «Новой» Михаил Горбачев, связей и авторитета которого в любом случае достаточно, чтобы не дать газете закрыться, и если Горбачев по ее поводу молчит, значит, не все так ужасно. Кстати, когда Муратов прошлый раз, после убийства Натальи Эстемировой, предлагал закрыть газету, именно Горбачев вместе с акционером «Новой» Александром Лебедевым его остановили — так, по крайней мере, об этом мне рассказывал сам Муратов. Может быть, остановят и теперь, посмотрим; моя ставка — газета не закроется ни в мае, ни позже. Я не рискну сказать «она будет всегда», но, по крайней мере, на этом историческом этапе она исчезнуть не должна.

В последние недели материалы «Новой» часто становятся самостоятельными политическими событиями, вызывающими такую реакцию, о какой авторы обычных газет могут только мечтать. Так было с танкистом-бурятом, проинтервьюированным Еленой Костюченко, так было с «чеченским» расследованием газеты по поводу убийства Бориса Немцова. Это влиятельная газета, важная газета, такую газету нельзя просто так взять и закрыть.

Закрывать ее надо было году эдак в 2002-м, в «дней путинских прекрасное начало», тогда бы никто не заметил, а если бы и заметили, то не плакали бы — именно такое произошло с «Общей газетой» Егора Яковлева, которая в девяностые во многом конкурировала с «Новой», тоже была таким интеллигентским органом, и даже Политковская работала в «Общей». Закрыли, никто и не заметил. Тогда многим, почти всем, казалось, что бескомпромиссная критическая пресса в новых условиях — это лишнее. В России новая жизнь, вот-вот победим в Чечне, Греф и его друзья доделают либеральные экономические реформы, догоним Португалию по доходу на душу населения, удвоим ВВП, демшизе здесь не место. Слово «демшиза» тогда звучало вполне рассудительно, потому что все помнили девяностые, и всем хотелось от них избавиться и любить государство, прощая ему ошибки. «Демшиза» не хотела ни любить, ни прощать, и ей действительно не было места в России начала нулевых. То, что «Новая» пережила то время, вполне можно считать историческим недоразумением.

Она появилась в 1993 году — вероятно, единственный в истории российской прессы удавшийся редакционный раскол, когда несколько десятков журналистов «Комсомольской правды», не согласные делать таблоид, ушли и создали то, что в те времена еще безо всякого «шиза» называли демократическим изданием. Первые два года «Новая» была ежедневной (так и называлась — «Новая ежедневная газета», лежала в киосках рядом с «Коммерсантом», «Сегодня» и «Независимой» и, в общем, проигрывала им, была объективно слабее), потом ненадолго закрылась, потом стала еженедельником, и в еженедельник уже пришли Щекочихин, Минкин, майор Измайлов, чуть позже — Политковская. Я в те годы постоянно читал «Новую», мне нравился дух шестидесятнической «Литературки» — в каждом номере писал что-нибудь Станислав Рассадин, Олег Хлебников регулярно находил стихи каких-то забытых поэтов, или даже не забытых — в газете могли напечатать на две полосы подборку, например, Шпаликова. Обозреватель газеты Евгений Бунимович, тогда еще не депутат, тоже писал и публиковал в «Новой» стихи, что-то я даже помню наизусть:

Замерзли Патриаршие пруды,

Броня крепка, и брат идет на брата,

В сгущенье окружающей среды

Взрывается учебная граната.

Была музыкальная рубрика с Олегом Пшеничным и с эпиграфом из Чака Берри, а на политических полосах Минкин ругал нечестные президентские выборы, Измайлов спасал пленных солдат из Чечни, а сам главный редактор вступал в партию «Яблоко» и предлагал сделать гимном России марш «Прощание славянки». Конец девяностых, начало пелевинского времени, а тут у людей своя атмосфера — это подкупало, это нравилось.

А потом начался Путин, и газета-то не изменилась, но «сгущенье окружающей среды» стало вдруг совсем другим. Бунимович так и писал свои стихи, Измайлов так и спасал пленных, Щекочихин что-то расследовал про КГБ, Пшеничный рассказывал Чаку Берри новости — но все вокруг уже полюбили родину, то есть государство (в «Новой» тогда кого-то цитировали — «когда государство хочет крови, оно начинает называть себя родиной»), и та своя атмосфера, которая так мило выглядела в девяносто седьмом, в двухтысячном превратилась в безусловно оппозиционное высказывание. «Новая» начала нулевых, вообще не изменившись, стала чем-то вроде красно-коричневых начала девяностых, то есть вроде бы и газета, но как бы вне остального газетного сообщества, что-то с ней не так, то ли с рекламой что-то не то, то ли с версткой, то ли все-таки с контентом. Мое воспоминание о «Новой» середины нулевых очень простое — первое и, кажется, единственное, что мне тогда приходило в голову в связи с ней, это то, что там у всех очень маленькие зарплаты, которые при этом еще и задерживают. Пиарщики тех лет говорили о «Новой» презрительно как о газете, в которой проще всего разместить «размещалово». Журналисты-расследователи из мейнстримовых изданий, читая расследования «Новой», смеялись и говорили, что ни одно из них не соответствует стандартам настоящего расследования, и что в своей газете или журнале они бы такое не напечатали. Пыльное старомодное издание, которое вообще непонятно зачем дожило до наших времен. Тогда казалось, что журналистика, да и жизнь вообще — это то, что за пределами «Новой». Теперь ясно, что и журналистика, и жизнь только там и остались (кстати, вышла книга репортажей у Елены Костюченко, хорошая, почитайте). Когда страна так часто и так сильно меняется, тот, кто выглядел отстающим, обязательно окажется впереди. Сейчас в «Новой» ничто не выдает ее историческое происхождение от «Комсомольской правды», но вообще-то да, это именно что альтернативная «Комсомольская правда», то есть главная общенациональная газета для той доброй страны, в которой никто не хочет делать из людей абажуры, никто не смеется над беременной Псаки и очередной страшилке про бандеровцев предпочитает исповедь сгоревшего в танке бурята. Да, сейчас кажется, что такой страны нет, но мы уже видели, как умеет меняться Россия, и «Новая» когда-нибудь займет положенное ей место. Если, конечно, Муратов ее не закроет — но пока я не вижу оснований верить его обещанию закрыть газету.

Фото: Сергей Мамонтов/ РИА Новости