Наверное, самым модным словом последних лет стало слово «инновации». Если бы частота произнесения вслух этого термина чиновниками и общественными деятелями хотя бы на ничтожную долю соотносилась бы с реальным развитием наукоемкой экономики, Россия бы уже давно выбилась бы мировые лидеры по уровню модернизации производства и технологического прогресса.
Но на практике российская экономика скудна на инновации. По итогам 2014 года Россия заняла 49 место в рейтинге инновационных стран мира The Global Innovation Index, который ежегодно готовит Международная бизнес-школа INSEAD, Корнельский университет и Всемирная организация интеллектуальной собственности. Правда, согласно инновационному рейтингу издания Bloomberg, Россия заняла почетное 14 место. Но, как признаются авторы исследования, этот результат складывается в большей степени из научных и образовательных показателей, а не из количественных показателей внедренных в экономику НИОКР.
«Система образования в России, занимающей второе место в рейтинге образования, широко известна своими традициями в обучении естественным наукам и математике, но инновации — не сильная сторона этой нации», — сообщается в отчете Bloomberg.
Действительно, сетования на замкнутость на фундаментальных исследованиях, слабый интерес и даже некоторое презрение к коммерческой деятельности отечественного научного сообщества раздаются достаточно часто. Нередко ученые вполне удовлетворяются признанием в научных кругах, публикациями и поездками на симпозиумы, но мало задумываются о коммерциализации своих научных достижений, полагая, что это является задачей государства — как это было в советский период.
Но отказавшись от командной системы, государство делегировало полномочия по внедрению инновационных разработок самим исследователям при участии бизнес-сообщества.
Для этого, в первую очередь, необходимо, опираясь на мировой опыт, выстроить эффективную инновационную инфраструктуру, оказывающую поддержку инновационным стартапам и связывающую инноваторов с крупным и средним бизнесом.
И на первый взгляд кажется, что такая инфраструктура в России есть в избытке: одних только технопарков построено, по разным оценкам, от ста до двух тысяч.
В одной только Москве за 2015 год планируется построить 60 технопарков! Помимо технопарков, активно создаются бизнес-инкубаторы, индустриальные парки, центры трансфера технологий
При этом, даже такие колоссальные финансовые вливания не позволили выстроить внятную инфраструктуру: почему-то до сих пор на территории знаменитого инновационного центра построены, фактически, лишь два скромных пятиэтажных здания, носящих громкие названия «Гиперкуб» и «Матрешка». Вокруг этих строений расстилается пустырь, по которому вяло ползает строительная техника, хотя изначально создание физической инфраструктуры планировалось отвести срок в 3−7 лет. Зато пиар-сопровождение проекта выше всяких похвал, и это весьма характерно для всей российской инновационной системы.
Помимо строительства разнообразных объектов инновационной инфраструктуры, которым занимаются параллельно разные министерства, а также региональные власти (правда, эффективность подавляющего большинства отстроенных объектов вызывает сомнения у экспертов), есть традиция проводить ежегодно колоссальное количество разнообразных мероприятий — форумов, панельных дискуссий, форсайт-сессий
Состав участников практически не меняется от мероприятия к мероприятию, ровно, как и заявленная тематика. Что удивляет — на них редко присутствуют представители бизнеса и сами инноваторы, мерам поддержки которых посвящено большинство этих сессий. Вероятно, мнение субъектов, непосредственно занятых в инновационном предпринимательстве, по поводу практики развития инновационной инфраструктуры, не представляет интереса и ценности.
Еще одна примечательная особенность околоинновационной сферы - использование специального сленга, придающего внушительность самым простым высказываниям.
«Инновационнная экосистема» вместо просто «инновационная система», «ментор» - вместо «наставник», «фасилитатор» — вместо «ведущий», «питчинг» — вместо «презентация», и так далее. Происхождение этой странной моды неизвестно, только на данный момент конкуренцию околоиновационной сфере по обилию англицизмов может, наверное, составить только порно-индустрия со своими специфическими аббревиатурами.
При раздутой околоинновационной прослойке в виде разнообразных институтов развития, пристальном внимании общества к сфере инноваций (сегодня, кажется, все понимают, что только техническая модернизация может стать залогом развития отечественной экономики) а также активном строительстве объектов инновационной инфраструктуры во всех российских регионах, инновационного прорыва в экономике пока не наблюдается.
Чтобы понять, что именно препятствует успешному союзу науки и бизнеса в России, имеет смысл проанализировать иностранный опыт, на который у нас так любят ссылаться, но который, судя по вялым результатам, игнорируется на практике. Или же на вооружение берется неудачный опыт.
Почему-то, когда речь заходит о примерах построения инновационной инфраструктуры, в первую очередь говорят о Кремниевой долине и об индийском технопарке «Бангалор». При этом, опыт Кремниевой долины невозможно реконструировать на другой почве, и это общепризнанный факт: этот технологический комплекс возник естественным путем, и рос постепенно, на протяжении не одного десятилетия.
Если говорить о «Бангалоре», то этот технопарк так и не стал, как принято выражаться «драйвером экономического роста в регионе». Инновации, производимые на его территории, не служат на пользу индийской экономике, а уходят на экспорт: ведь в основном резидентами технопарка являются западные IT-компании, использующие таким образом относительно дешевый труд квалифицированных индийских программистов. Кроме того, «Бангалор» со временем стал каналом для «утечки мозгов» из Индии, о чем писал ранее российский экономист Михаил Хазин.
«Бангалор» превратился в крупный аутсорсинговый центр для иностранных корпораций. Средства, затраченные государством на создание и развитие этого технопарка послужили, в итоге, сокращению издержек западных IT-гигантов, вроде IBM или Microsoft, но не модернизации индийской экономики.
К сожалению, российская инновационная инфраструктура выстаивается по индийской модели, которая включает в себя создание институтов развития в виде различных фондов, ассоциаций
Сходства добавляет ориентированность на сотрудничество с иностранными корпорациями и специалистами. К примеру, вторым сопредседателем совета фонда «Сколков» является экс-глава компании Intel Крэйг Баррет, сопредседателем консультативного научного совета — стэндфордский профессор Роджер Корнберг. Корпорации IBM, Intel, Microsoft (а также Siemens, Ericsson, Cisco) уже выразили свою заинтересованность в создании на территории технопарка собственных исследовательских центров — точь-в-точь, как в «Бангалоре».
Активное вхождение иностранных компаний и представителей в российские технопарки имеет еще один негативный аспект — возможность шпионажа и присвоения инновационных разработок. Он может совершаться и в сугубо коммерческих целях (особенно «проявили» себя на этом поприще по всему миру представители КНР), и в интересах другого государства, если речь идет об исследованиях в стратегически важных сферах.
Впрочем, есть надежда, что в связи с обострением отношений России с западными странами, безграничная доверчивость по отношению к зарубежным партнерам будет со временем изжита. К примеру, когда Ассоциация технопарков запланировала проведение совместно с компанией Intel исследования российских IT-парков, в Минсвязи отреагировали на эту инициативу неожиданно жестко, указав на недопустимость раскрытия данных по отечественным ИТ-разработкам представителям иностранной корпорации.
К сожалению, на данный момент российская инновационная инфраструктура представляет собой систему, избыточную и замкнутую на себе, заинтересованную в контактах с органами государственной власти для получения преференций и финансирования. Контакты с бизнесом и научным сообществом, самими инноваторами, осуществляются по остаточному принципу.
А ведь можно обратиться к европейскому опыту, давшему прекрасные результаты.
На территории ЕС решением Европейской Комиссии была развернута сеть центров обмена инновациями, которые являются, по сути, технологическими «брокерами», презентующими инновационные разработки коммерческим компаниям.
Налоговые льготы в большинстве стран предоставляются всем инновационным стартапам, а не только резидентам технопарков, как в России (и то не всех технопарков, а лишь «Сколково»). Стремление чуть ли не насильно «согнать» инноваторов под крыши технопарков, характерное для российской системы, представляется абсолютно не конструктивным, особенно учитывая то, что технопарки у нас строятся зачастую в самых неожиданных, географически неудобных местах, и не оснащаются должным образом.
В рамках разработанного в 2003 году Европейской комиссией документа «Инвестиции в исследования: план действий», странам Евросоюза предписано не только обеспечивать финансирование инновационных разработок, но и формировать оптимальную информационную среду. Например, студенты естественнонаучных а также инженерных и бизнес- факультетов проходят обучение в области интеллектуальной собственности и трансфера технологий. Таким образом, молодые специалисты получают первичные знания о принципах коммерциализации своих будущих разработок, что дает, вкупе с развитой системой налоговых льгот, хорошую почву для технологического роста экономики.
России следовало бы взять на вооружение этот полезный опыт. Но в нашей околоинновационой среде принят иной подход, согласно которому инноваторы представляются людьми беспомощными, бизнес — априори инертным, а руководство ВУЗов — несостоятельным в вопросах коммерциализации. И, как следствие, им просто необходимы «универсальные менеджеры», заполняющие офисы институтов развития, управляющих компаний технопарков
Складывается такое впечатление, что те организации, чьим призванием является построение в стране эффективной инновационной инфраструктуры, на деле не очень заинтересованы в том, чтобы основные субъекты инновационного развития нашли пути взаимного сотрудничества, а тем более — вышли бы со своими инициативами к государству напрямую, минуя институты развития. В то же время, сами институты развития не готовы прислушиваться к реальным потребностям инновационного бизнеса, навязывая свой подход и видение ситуации.
Для примера: по всей стране активно строятся технопарки, в каждом регионе уже есть не по одному такому объекту, построенному на бюджетные средства. При этом, лишь несколько технопарков на всю страну действительно выполняют свои функции: как правило, это инновационные центры с большой историей, сложившиеся еще в советский период вокруг крупных ВУЗов или высокотехнологичных производств. А большая часть созданных в наши дни технопарков или стоят полупустые, или набирают в качестве резидентов обычные коммерческие компании, а не инновационные стартапы, которые далеко не всегда заинтересованы в размещении на территории технопарка. Но отказываться от этой практики или хотя бы скорректировать ее никто не спешит: ведь такой проект дает возможность региональным властям улучшить свой имидж, а ряду организаций — получить заказы на разработку концепции, методологий, и прочих сопроводительных документов, что дает не только деньги, но и повод для обоснования собственной нужности.
Создание инновационной инфраструктуры постепенно стало не средством для внедрения научных разработок в экономику, а самоцелью. Поэтому, не стоит удивляться тому, что эта инфраструктура недостаточно эффективна.
Фото: Сергей Фадеичев/ ТАСС