Вудсток в поддержку войны

Меньше всего хотел бы, чтобы мои слова выглядели каким-то выпадом в адрес Михаила Козырева. Я его очень люблю, без него (в юности много слушал «Наше радио») я был бы совсем другим человеком, мало кто из героев русской культуры девяностых и нулевых оказал на меня такое влияние, как Козырев, и я ему за это благодарен и всегда буду благодарен. Саундтрек «Брата-2» опять же, да и если бы только одного «Брата-2».

И тем не менее.

В последнее время многие новости из жизни российских рок-музыкантов вызывают желание написать именно Козыреву слова поддержки, типа — старик, не расстраивайся, мы понимаем, что это не то, о чем ты мечтал, не то, чего ты хотел.

Речь идет о том, что многие музыканты, состоявшиеся или ставшие известными благодаря «Нашему радио» времен Козырева, сегодня символизируют совсем не те ценности, которые Козырев нес или хотел принести своей аудитории. Чичерина, поющая на митинге «Антимайдана», герой Новороссии Скляр, который на государственном концерте на Красной площади поет цоевскую «Перемен», и подпевающая Скляру Сурганова, да и много кто еще, и как кульминация — придуманный и сделанный когда-то Козыревым фестиваль «Нашествие», который теперь совмещен с выставкой новых вооружений и официальная цель «Нашествия» теперь — агитировать молодежь в пользу службы в армии.

В советской России вот такой рок-н-ролл — заниматься войной, а не любовью. В советской России с фестиваля в Вудстоке юные хиппари под торжественные марши уезжают воевать во Вьетнам. Участвовать в таком фестивале отказался один только Макаревич, а остальным мужчинам и женщинам с гитарами это даже по кайфу — едины народ и армия, едины народ и русский рок. Можно представить, что чувствует, глядя на это, Михаил Козырев — они ведь теперь в него стреляют, буквально в него. Была такая польская пьеса — к окулисту приходит вооруженный человек, который потерял зрение и поэтому не может кого-то застрелить. Окулист ему зрение возвращает, и тут-то и выясняется, что застрелить, оказывается, тот человек должен был именно этого окулиста. Вот теперь Михаил Козырев такой окулист.

И ему действительно хочется сочувствовать и говорить слова поддержки. Но есть кое-что еще.

Кое-что еще — это «Гражданская оборона». Великая группа, значение которой для русской культуры уже давно кажется неоспоримым. Ее поют Massive Attack в Манчестере и я на Болотной, у Алисы Хазановой спектакль по песням Летова, в кино идет фильм «Здорово и вечно», ставший культовым еще до старта проката, и много чего еще можно по поводу «Гражданской обороны» сказать — в том числе и такую важную вещь, что во времена Козырева на «Нашем радио» этой группы не было.

Понятно, что никто никому не должен, и что программную политику станции определяет она сама, и все такое. Но все-таки это как-то выходило за пределы стандартных формул о программной политике. Было радио, которое хотело быть синонимом словосочетания «русский рок», были молодые музыканты, мечтавшие попасть в формат этого радио, и классики, из которых тот формат, по большому счету, и состоял — Цой, Науменко, Гребенщиков и прочие. И в этом ряду была большая дырка на месте Летова, потому что так решил Михаил Козырев.

Потому что у «Гражданской обороны» была песня «Общество Память», и Козырев считал одну из строчек недопустимой, и свою миссию видел в том, чтобы оградить слушателей своего радио от такого антисемитизма, и никакие аргументы на него не действовали — ни то, что это пародия, ни то, что самое знаменитое концертное исполнение «Общества Память» — это Израиль, Хайфа, и полный зал евреев, подпевающих Летову, не видел ничего шокирующего в том, что звучит такая песня.

Еще раз скажу, что Козырев был в своем праве. Не хотел он «Гражданской обороны» — значит, не хотел. На «Нашем радио» было много других хороших и плохих групп — прежде всего новых, которые специально придумывали свою музыку в расчете на то, что она понравится Козыреву, и были готовы принимать такие условия игры, в которых группа «Мультфильмы» есть, а группы «Гражданская оборона» нет. Козырев ведь не только слушателей ограждал от летовского фашизма — он и музыкантов ограждал. И они ограждались. Не было ведь ни одного музыканта, кто бы сказал — нет, я не хочу, чтобы моя музыка играла на «Нашем радио», если там нет Летова. Все принимали условия игры, все учились ходить строем, учились соглашаться с абсолютной правотой начальства в любом вопросе — и разве не логично, что они поют теперь на «Антимайданах» и рекламируют армейскую службу? Просто если бороться с фашизмом диктаторскими методами, фашизм обязательно победит — правда, другой, не тот, с которым боролись.

Я когда-то (как раз после Чичериной на «Антимайдане») спрашивал Козырева, не жалеет ли он о запрете на Летова. Он не жалеет, он хотел, чтобы Летов объявил ту свою песню недействительной, взял ее слова обратно и извинился, а Летов не извинился, поэтому Козырев его и не ставил на своем радио — все логично, сомнений в правоте нет. Такие разговоры с людьми того поколения — это у меня теперь частое, я многих взрослых критиков Путина спрашиваю, не жалеют ли они о девяносто третьем годе или о девяносто шестом, и чаще всего слышу, что не жалеют, что тогда все было сделано правильно. Если кто помнит, как в «Доме на набережной», когда Ганчука уже проработали, наказали, уволили, и он приходит домой и говорит: «А знаете, в чем ошибка? В том, что в двадцать седьмом году мы Дороднова пожалели. Надо было добить». Наверное, когда они это читали, они соглашались, что да, именно в этом и была ошибка.

А ошибка на самом деле была совсем в другом.