Информационная война докатилась до Зимнего дворца и Петергофа
Провести летние каникулы в студенческом строительном отряде решил мой 19-летний сын. Сказано — сделано. Два месяца оттрубил на Ямале в ежедневном 12-часовом режиме. Работая при этом, в чем приехал, обедая (он же, этот обед, был одновременно завтраком и ужином) раз в сутки, пытаясь заснуть на «койке» из двери без матраса и постельного белья. То есть, романтики хлебнул сполна. От одного слова «стройотряд» теперь вздрагивает.
«Заразила» его минувшей весной идеями ССО я сама. Перебирая как-то в шкафу вещи, достала свою парадно-выходную стройотрядовскую куртку. С нашивками, фирменными значками в четыре ряда — не один год отдала в конце 1970-х комсомольским стройкам. Одно из лучших моих воспоминаний молодости! Сын увидел, стал расспрашивать, увлекся: «И я хочу!».
В его учебном заведении с творческим уклоном ССО нет. Стали искать в других вузах. Комсомола, который курировал стройотрядовское движение, у нас теперь, как известно, нет. Куда обращаться? Несколько дней убили на то, чтобы понять: многие нынешние отряды (хотя на самом деле их не так уж и много, не сравнить с советскими временами) формируются зачастую стихийно. По крайней мере, в Петербурге. Действуют, том числе, и в поисках объекта летнего труда самостоятельно. Что в итоге и сказывается. Увы, со знаком «минус».
Первый ССО, на который мы вышли, оказался «женским батальоном». Были в нем практически одни студентки. Видимо, потому, увидев моего рослого, физически крепкого парня, девушка-командир воскликнула: «Вот именно вы нам и нужны!». Он расплылся в улыбке, которая, впрочем, уже через пару минут трансформировалась в кислую мину. Куда едут, чем будут заниматься, сколько предполагается заработать — командир отвечать категорически отказалась. Мол, приедем на место, там узнаете. После чего долго выясняла у сына его художественные пристрастия, а также есть ли любимая девушка, как относится он к свободной любви (?)
Информационная война докатилась до Зимнего дворца и Петергофа
Два других отряда, точнее, их руководители, произведи более благоприятное впечатление. Но в итоге остановились на «Лесопилке», ССО Лесотехнической академии. Вернувшись после собеседования с его командиром, мой ребенок был краток: «Всё. Определился. Еду с ребятами на ЛАЭС».
ЛАЭС — это Ленинградская атомная станция. Находится она в городе атомщиков Сосновый Бор, что в 100 км от Северной столицы. Что ж, подумала, не самый плохой вариант. Там нынче идут работы по возведению нового энергоблока. Идут, правда, ни шатко, ни валко, с остановками, перемежающимися авралами. Говорят, часто задерживают зарплату, есть и другие проблемы. Но раз приглашают студентов, значит, рассчитывают на них?
Однако незадолго до отъезда в Сосновый Бор стало известно, что договор с ЛАЭС не подписан и работать «Лесопилка» будет не там, а на Ямале. Место работы — Бованенково. Там «Газпромом» разрабатывает сейчас новое перспективное нефтегазоконденсантное месторождение. О нем не раз упоминал в своих выступлениях последних лет глава правительства РФ Дмитрий Медведев. В том смысле, что «дело стоящее», «на Западе ничего подобного нет», и там уже «все обзавидовались».
«Класс! — Сказала я сыну. — Езжай и не сомневайся. Тем более, ребята в отряде тебе нравятся. И заработаете, наверное, неплохо, все-таки „Газпром“ — компания солидная, не обманет. Да и Ямал, сам понимаешь, стоит того, чтобы его увидеть».
Перед отъездом с каждого из десяти членов отряда собрали кругленькую сумму — на билеты до Бованенково, на дорожные расходы и фирменную одежку ССО. Помнится, в советские годы такая форма была предметом большой гордости и страшного дефицита. Выдавали её исключительно членам стройотряда. Надевали — только по торжественным случаям, берегли. Защитного цвета куртка и брюки, значок, нашивка с обозначением отряда…
Ту, что выдал своим бойцам командир «Лесопилки», сильно удивила: зеленая куртка, какими забиты все строительные магазины, брюк вообще нет.
Как там, на Ямале работалось, отдельная песня. Её мой ребенок начал «исполнять» со стоном уже на второй неделе трудового лета. Сразу оговорюсь: он не белоручка. К труду, в том числе физически нелегкому, привычен. Работал во все свои каникулы, начиная с 15 лет. В частности, на крупном питерском заводе. Практически с любым инструментом на «ты». Потому меня несколько смутило одно из первых, полученных от него через соцсети, писем. В нем он отвечал на мои вопросы, как они проводят выходные — наверное, по-студенчески весело, какие-то конкурсы, песни у костра? Может, сгоняли уже к Северному Ледовитому океану, там же недалеко?
«Пока никак не отдыхаем. Работаем по 12 часов. Ежедневно. Ночами. К Ледовитому океану не ездили, и вряд ли поедем. Возят только на обед. Иногда».
Как выяснилось позже, когда он уже приехал, возили их в столовую за 13 км от места работы и проживания. Не близко и невыгодно для работодателя. Потому ребятам предложили «кормиться при случае самим». В той же столовой они закупали суповые «бомж-пакеты», пачки с макаронами, чай и, если без еды становилось совсем невмоготу, готовили у себя в бараке с помощью… кипятильника. За еду, к слову, предупредили их, вычтут из зарплаты. Хотя по договору все расходы и на проезд в оба конца, и на питание работодатель обещал взять на себя.
Договор, судя по всему, оказался чистым блефом, не имеющей никакой силы. Почти ничего, из того, что было в нем прописано, не исполнялось. Скажем, бытовые условия. Никто из студентов не надеялся, конечно, на отель класса «люкс» или хотя бы «две звезды». Но и спать три недели на дверях вместо кроватей, укрываясь собственной одеждой, тоже не предполагал. Но именно так и случилось. «Постели будут, когда прилетит вертолет, надо немного подождать», — сказала им в первый день завхоз, ведающая фанерными бараками Бованенково, где поселили пять стройотрядов (помимо питерских, так же из Коврова и других городов).
«Просторные хоть бараки, теплые?», — спросила я у сына.
«Тепло было, да, — ответил. — Комнатки-то маленькие, примерно метр на полтора, селили нас в них по трое-четверо. Надышим дружно, так и согревались».
«Нужный» вертолет прилетел к ним к концу июля, то есть через три с половиной недели после начала работы. Выдали, наконец, матрасы и белье. Там это слово — вертолёт — вообще самое главное. Все беды списывали на него. С той же рабочей одеждой, которой по договору должны были обеспечить сразу. Не обеспечили: «вертолета не было». Трудились две с половиной недели, в чем приехали, кто что взял.
Помимо общего договора ССО «Лесопилка» с работодателем, были и индивидуальные. Некоторые переписывались по нескольку раз. То имя работника в нем перепутают, то фамилию, то ещё что. Вместе с «именными» ошибками проскакивали и фактические, касающиеся режима работы и оплаты труда. В расчете, что ребята не заметят?
Одним из главных требований к стройотрядовцам было наличие трудовой книжки. Мы с сыном порадовались, что она у него есть. Когда вернулся, заглянула в неё — запись о работе на месторождении отсутствует. «А нам вот справки выдали», — протянул он лист обычной белой бумаги с бледной, трудно читающейся, печатью под текстом из двух предложений: в такой-то период… работал…
Что они там, на Ямале, делали? Готовили площадку для возведения «каких-то зданий». Реально — месили грязь (глинистый, «поплывший» по случаю лета ямальский тундровый грунт), перетаскивая её с одного места на другое. Красили некую металлическую конструкцию, поднимаясь по ней на высоту 6−8 этажей. Рыли траншеи. Получая от прораба по прозвищу Клоп нескончаемые замечания.
«А вахтовики с приездом стройотрядов вообще перестали работать, — сообщил мне сын по возвращении, — так как делать там, собственно, пока нечего, места работ не подготовлены. Но тем вахтовикам все равно заплатят. Ведь мы, студенты, делали, в том числе, и их работу, только по ставке разнорабочих»…
США заставят ЕС раскошелится еще на $1 млрд для поддержки «незалежной»?
По соседству с ССО жили и трудились отряды заключенных. Те (зэки) поглядывали на стройотрядовцев и ухмылялись. Интересно, чему — энтузиазму студентов? Их убежденности в том, что за ударный труд получат не только благодарность, но и хорошее денежное вознаграждение?
Прошло две недели, как «Лесопилка» вернулась в Петербург. По признанию моего взрослого ребенка, в поезде они в основном отсыпались, так что все красивые российские пейзажи за окном, увы, пропустили. На перроне встречающие близкие не сразу узнали своих героев: сильно отощавших, осунувшихся. Но не потерявших присутствия духа.
Терять его никак нельзя. Надо ведь ещё заработанных денег дождаться. Их обещали не раньше октября. Со всеми, естественно, вычетами…