Пастырь Петербургский и всея России

Феномен митрополита Иоанна (Снычёва), управлявшего петербургской епархией всего лишь пятилетку — с 1990 по 1995 годы, по прошествии двадцати лет со дня его смерти — нисколько не выцвел, а, скорее, набирает яркость и силу. Особенно на фоне переживаемых страной десятилетий, увы, предлагающих не слишком много фигур общенационального созидательного масштаба.

Тихий, болезненный старец, выдвинутый ещё в советское время из епископов скромных волжских епархий сразу в митрополиты Ленинградские и Ладожские, на место, освобождённое будущим патриархом Алексием Вторым, — ни у кого из тогдашних власть предержащих не вызывал ни малейшего подозрения: «да он без врача и шагу ступить не может», «любит рыбалку», «читает только церковные книги», в общем, «объект опасности не представляет, за город „трёх революций“ можно не беспокоиться»…

Но вскоре, в августе 1991 года, случился переворот, логично завершивший горбачёвские «игры» в «гласность» и «перестройку», держава полетела с колёс, теряя территории, умножая людские трагедии. Вожди и демиурги, самозванцы «демократического» замеса, заполонившие собой весь, без исключения, теле и радиоэфир, быстро мельчали и деградировали. Но — и это следует подчеркнуть, — цепко «фильтровали» «картинку» больших и малых каналов. По свидетельству известного журналиста и депутата Верховного Совета Виктора Югина, первая же сделанная им попытка в ранге главы петербургской телекомпании предоставить эфир деятелям оппозиции — закончилась его немедленным увольнением. Пресловутая цензура никуда не исчезла, разве что видоизменилась, добавив себе цинизма и лицемерия в «лошадиных» дозах. Сопротивление «демократическим» веяниям, курсу на «либеральные» реформы, плодящим повсюду всё новые и новые кладбища, — только формировалось в трагических обстоятельствах гибели огромного государства. Пожалуй, ни у кого из оппозиционных лидеров ещё не было опыта, известности, авторитета, необходимых для полновесной — на всю страну — политической борьбы и общественной работы. И тут… раздался голос тихого старца.

…В каких-нибудь несколько месяцев слава проповедей петербургского митрополита достигла стратосферных высот. «Отечество наше, народ наш — переживают ныне лютые, тяжелейшие времена смуты и безначалия. Святыни попраны и оплеваны, государство предано и брошено на разграбление бессовестным и алчным стяжателям, жрецам новой официальной религии — культа духовного и физического разврата, культа безудержной наживы — любой ценой…» («Тайна беззакония», 1992 год). «Россия отброшена в своем территориальном развитии на триста пятьдесят лет назад… Страной по-прежнему правят богоборцы, космополиты и русоненавистники… Жизнь общества, государства требует осмысленности так же, как и жизнь отдельного человека. Не может материальное благополучие быть целью всех стремлений. Сытое брюхо еще не значит — чистая совесть. Критерием государственного устройства должна стать его богоугодность, соотнесенность с тысячелетними святынями веры. Нужно во всей полноте использовать богатейший опыт русской государственности. Выкинуть на свалку наглую ложь об „империи зла“, „России — тюрьме народов“…Нужно осознать, что у Православной России есть враги, ненавидящие наш народ за его приверженность к Истине, за верность своему религиозному служению, своим христианским истокам и корням. Осознать, что если мы хотим выжить — нам надо научиться защищать себя, свою веру, свои святыни…» («Быть русским», 1992 год). Это был стопроцентный вызов новоявленным хозяевам страны во главе с бедовым уральцем Ельциным. Пожалуй, им уже начинала мерещиться тень патриарха Гермогена, огненными словами звавшего Русь на борьбу с ненавистными захватчиками. Над грязной пеной «лихих девяностых» вдруг поднялась фигура церковного лидера (второго по значению в Русской Православной церкви), предельно честно — объясняющего соотечественникам суть событий и ставящего им задачи, это был Высокопреосвященнейший Иоанн…

…Он, конечно же, присматривался к возможным кандидатам на роль близких ему по духу вождей будущего «народного ополчения». Митрополит вообще был человеком общительным и любопытным, насколько у меня получилось его узнать. Летом 1993 года, работая в российском парламенте, мне и моему товарищу, художнику Анатолию Набатову, пришла в голову идея пригласить митрополита на встречу в Верховный Совет и сделать так, чтобы Иоанн получил официальное приглашение войти в состав создаваемого Совета деятелей культуры России. Руководитель парламента Руслан Хасбулатов идеально подходил для этой цели. Уже подъезжая вместе с владыкой к Дому Советов, я сказал: «Ваше Высокопреосвященство, а ведь это первая в истории встреча православного митрополита с Председателем Верховного Совета»… Беседа проходила в небольшом уютном зале на пятом этаже Белого Дома, именно туда ранним утром 4 октября 1993 года влетит один из первых снарядов. Помню остальных участников этой встречи: заместителя Хасбулатова Юрия Воронина, народного депутата Владимира Морокина, художника Анатолия Набатова, помощника митрополита Петра Синявского… Разговор был откровенным и дружеским. Запомнилась фраза, сказанная Хасбулатовым: «Ельцин и его команда хотят, чтобы как можно больше людей испачкалось в грязи, — тогда, на этом фоне, их собственная грязь будет не так заметна». Митрополит получил приглашение войти в Совет деятелей культуры при парламенте, были намечены совместные планы. Уже прощаясь, Председатель Верховного Совета попросил Иоанна: «Помолитесь за меня, я свой выбор сделал». Это была их первая и, увы, последняя встреча…

А с помощником и духовным сыном митрополита Иоанна, детским поэтом Синявским, позднее встретились - среди эйфории, охватившей белодомовцев вечером 3 октября, после прорыва блокады и, особенно, когда Останкино прервало передачи. «Помилосердствуйте, братцы! Помогите проводить владыку на вокзал, в Москве вся милиция попряталась, как бы худа не случилось». Никакая другая причина не смогла бы заставить уйти из Белого дома — ни меня, ни народного артиста Николая Бурляева, на «Москвиче» которого и поехали охранять владыку Иоанна, покидавшего Москву после заседания Синода. Действительно, столица в одночасье лишилась тогда стражей порядка, словно, по команде растворившихся в густеющем вечернем мраке. Даже на вокзале милиции не было. Невидимый режиссёр — уже близкой кровавой московской бойни — будто бы приглашал народ к грабежам и бесчинствам, но их не последовало…

Митрополит Иоанн не просто переживал — по выражению Руслана Хасбулатова — эту «великую российскую трагедию» октября 1993 года, именуемую ещё — антиконституционным переворотом и «малой» гражданской войной, — должно быть, она приблизила его смертный час. Снова и снова обращался он к соотечественникам: «Скорбит душа за Россию… Болезнует сердце, печалится и трепещет в предчувствии бед, грядущих на Русь, если мы не одумаемся и не очнемся от дурмана, лжи, опутавшей нас со всех сторон. Законы Божеские — законы милосердия и сострадания, любви, красоты и истины — отвергнуты и попраны. Мало того, государственная власть с откровенным цинизмом попирает уже и законы человеческие, ею же самой созданные, ее же соблюдающие. Беззаконие заразительно, и тот, кто решил „играть без правил“ с другими, рано или поздно сам станет жертвой такой же жестокой игры…».

От Иоанна отшатнулись тогда те, кого называли и называют сановным сословием, весь чиновный «истэблишмент», все столоначальники вместе с челядью, вечно пирующие у бюджетного пирога. Не то, чтобы владыка сильно переживал по этому поводу, но делами-то надо было заниматься, а вертлявый петербургский мэр, к примеру, годами отказывал ему во встрече, тормозя решение острейших вопросов. …Митрополит назначал встречи в своей резиденции на Каменном острове, подальше от чужих ушей и глаз, в старинном, сильно обветшавшем особняке. И приходили к нему люди интересные… В один из зимних вечеров 1994 года, например, по колено в скрипучем снегу (мы срезали путь), к калитке особняка проследовал физик с мировым именем Вениамин Соколов, в недавнем прошлом — один из руководителей расстрелянного Верховного Совета, а на тот момент — чуть ли не главный кандидат от Государственной Думы и военно-промышленного комплекса на пост Председателя Правительства России. О, ему было о чём поговорить с владыкой Иоанном!

Хозяина дома живо интересовали новости большой политики. Видно было, как радовался гостям митрополит, — в насквозь выстывшей столовой, за большим, человек на двадцать, столом, — Иоанн сам брался за горлышко графина, очень по-домашнему руководя скромной трапезой… Каюсь, мы с Анатолием Набатовым злоупотребили «служебным положением»: художник написал портрет митрополита, а мне довелось сделать несколько интервью с владыкой, одно из них для газеты «Сельская жизнь». Ответсек «Селяночки» Виктор Плотников, при сдаче материала, помнится, дивился спокойной силой размышлений Иоанна: «Нужно задумываться над тем, как человек находит дорогу к храму. И сколько у нас действительно верующих людей, не любопытствующих, не половинчатых… Вера это не магия. Вера свободна, если хочешь — веруй, невольник — не богомольник. Христос так говорит: „Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною“. Но — возьми добровольно…». Далее, митрополит Иоанн вспоминал одного из своих любимых молитвенников — Пахомия Великого, жившего в конце IV — начале V века: «…Послал преподобный Пахомий эконома купить пшеницы для монастыря. Эконом приехал в город, градоначальник которого знал пр. Пахомия. Когда эконом рассказал градоначальнику о нуждах монастыря, тот распорядился продать пшеницу по самой низкой цене да вдобавок ещё от себя пшеницей одарил. Кто не порадовался бы такой удаче? А тут случилось обратное: привёз эконом пшеницу в монастырь, доложил пр. Пахомию как было дело, а тот возьми и скажи: вези пшеницу назад да заплати столько, сколько все платят… В те времена не в праздности, а в поте лица своего добывали хлеб, а не жили на одних пожертвованиях»…

…Иоанн скончался от «сердечного приступа» в недостроенном гранд-отеле «Северная Корона», где тем, ноябрьским промозглым вечером, веселилась городская вельможная публика, чиновники, банкиры. Банк — владелец гостиницы — праздновал своё пятилетие. Президент банка, видимо, пожелал «украсить» митрополитом банкет и направил в епархию приглашение. Свою роль сыграло и то обстоятельство, что от резиденции владыки до гостиницы было минут десять езды. Но главное: ждали самого мэра города Собчака, в приёмной которого без движения лежали важные церковные письма, в том числе, о возвращении Александро-Невской Лавры. Мог ли митрополит отказаться от визита? Кто знает…

…Мэра не было на похоронах, состоявшихся 5 ноября, но этому уже не удивились. Ему самому оставалось менее пяти лет, в начале 2000-го года в калининградской гостинице «Русь» Анатолий Собчак погибнет от «острой сердечной недостаточности»… Теперь митрополит и мэр — на одном Никольском погосте в Александро-Невской Лавре, возвращённой церкви.

Прямая речь

(Из послания митрополита Иоанна «Церковь не может поддерживать беззаконие», осень 1993 года)

«Братья и сестры, соотечественники, люди русские!

На земле есть только одна сила, способная остановить сползание России в пропасть. Эта сила — мы сами. Вопроси каждый совесть свою — и она ответит тебе, что нельзя, недопустимо более ставить вопросы личного благополучия, покоя и комфорта выше понятий гражданского долга и ответственности за судьбы страны. Всякий должен сделать конкретный выбор на своем месте. Только помните при этом: если позволим помыкать собой, безропотно и безгласно снося раз за разом все оскорбления, издевательства и беззакония, непременным результатом такого жалкого безволия станет рабство еще более тяжкое, чем то, от которого Россия лишь недавно избавилась…".