Урок языкознания: можно крыть матом «хачей», но не военкомов

Закон в России — что дышло. Особенно, когда дела касается такой тонкой материи, как разжигание вражды и межнациональной розни (ст. 282 УК РФ). Это наглядно доказывают два недавних уголовных дела.

В Тюмени следственные органы завели уголовное дело на трех анархистов. Молодые люди написали на стенах тюменских военкоматов граффити «Миру мир», «Flovers not bombs», «Долой армейское рабство». Лингвистическая экспертиза установила: «Работники военкомата и лица, занимающие высокие военные должности, являются социальной группой. Надписи, зафиксированные на зданиях военкоматов, носят оскорбительный характер. Разжигание политической и идеологической ненависти или вражды номинально присутствует в содержании надписей».

Здравый смысл восторжествовал на этот раз. 1 сентября 2009 года уголовное дело против анархистов прекратили, поскольку «отсутствует наличие достаточных доказательств, дающих основание для предъявления Кутузову, Фахретдинову и Слободчикову обвинения, в связи с невозможностью конкретизировать действия каждого».

А вот другое уголовное дело. На прошлой неделе в Санкт-Петербурге эксперт Центра судебных экспертиз Северо-Западного округа, проведя лингвистическую экспертизу не усмотрел возбуждения ненависти и вражды в лозунгах: «Россия для русских», «Убивай хача, мочи хача». Эти лозунги выкрикивали 20−25 молодых людей, напавших и избивших до состояния комы девятиклассника Тагира Керимова. Эксперт написала в своем заключении, что призыв «бей хача» может употребляться «иронически, не всерьез». И только из-за возникшего общественного резонанса отдел по расследованию особо важных дел следственного управления СКП по Санкт-Петербургу, срочно принявший дело к своему производству, объявил о намерении провести комплексную социо-гуманитарную экспертизу.

О национальных особенностях лингвистических экспертиз рассуждает исполнительный директор Московской Хельсинской группы Нина Таганкина.

«СП»: — Нина, почему, разбирая схожие (по одной статье) преступления, следствие ведет себя столь различно? Грудью бросается на защиту «социальной группы» в виде работников военкоматов и в упор не видит националистической окраски в «бей хачей»?

 — Мы пытались получить ответ на этот вопрос и у представителей Следственного комитета, и у прокуратуры. В частности, когда социальной группой признали милиционеров, а одновременно не признали геев и лесбиянок. В последнем случае лингвистическая экспертиза проводилась в рамках дела об оскорбительных высказываниях представителей государства в адрес секс-меньшинств. Экспертиза решила, что секс-меньшинства не являются социальной группой, следовательно, нет и состава преступления. Нет социальной группы — значит, нет и социальной розни. А милицию — да, признали социальной группой. На одной из международных конференций в Москве по проблемам дискриминации, я спросила представителя Генпрокуратуры, как можно давать такие заключения. Он ответил, что, как сотрудник прокуратуры, должен доверять лингвистической экспертизе. Я спросила: а как гражданин? Тогда он сказал: ну, какие же милиционеры социальная группа?! Это сотрудники правоохранительных органов, государственные люди…

«СП»: — Социальной группой госслужащие быть не могут?

 — Нет, конечно. А вот сексменьшинства — да, это социальная группа, которая объединена некими признаками. Как инвалиды, пенсионеры, бомжи — все это социальные группы.

«СП»: — Когда лингвисты делают заключение, на что они при этом опираются?

 — Это совершенно непонятно. То ли на политическую волю, то ли на некий заказ. Или это их действительное суждение как специалистов. Мы этого никогда не узнаем. Есть, правда, независимые эксперты. Мы, например, обращаемся в независимый экспертно-правовой совет. Они делали экспертизу по поводу Тюмени, когда общественной организации представителей сексуальных меньшинств «Радужный дом» отказали в регистрации. И пришли к выводу, что геи все же являются социальной группой. Как видите, разные эксперты приходят к разным заключениям.

«СП»: — То есть в данном случае закон — что дышло?

 — Да. Но надо понимать, что экспертиза — не обязательное доказательство для суда. Суд исходит из собственной позиции, он независимый. Суд оценивает доказательства, в том числе заключение лингвистической экспертизы, и сам решает, может или нет он принять это доказательство во внимание. Заставить суд принимать во внимание результаты экспертизы никто не может. По сути, экспертиза необязательна для суда, он может учесть ее, а может проигнорировать. Но, например, по делу Дмитриевского (Станислав Дмитриевский, руководитель общества Российско-Чеченской дружбы Нижегородской области, в феврале 2005 года был приговорен к 2 годам условно за публикацию обращений Ахмеда Закаева и Аслана Масхадова — авт.) суд принял во внимание результаты лингвистической экспертизы, выполненной экспертом, которого сам суд и назначил. А заключения двух независимых экспертов суд не принял во внимание.

«СП»: — То есть это вопрос чистой политики?

 — Если бы воля государства была явно выражена и направлена на противодействие дискриминации по различным признакам, она должна быть целенаправленной и единой. А не зависеть от усмотрений каких-то чиновников. Пусть даже судей.