Патриотический ресурс без экономики не сработает

Строго наказывать за оскорбление патриотических чувств граждан, вплоть до штрафа в полмиллиона рублей. Такое предложение обсуждалось на днях в Общественной палате РФ. Речь шла о внесении в Кодекс об административных правонарушениях (КоАП) соответствующей правовой нормы.

Пока всё ограничилось обсуждением. Главным образом по той причине, что само понятие патриотизм предполагает довольно широкую трактовку. Для кого-то слова о «не патриотичности» того или иного поступка могут быть оскорбительными. А кто-то просто не поймет, «причем тут это».

Разгорелись споры и целые научные дискуссии вокруг, казалось бы, давно привычного всем понятия после того, как президент РФ Владимир Путин заявил недавно во всеуслышание: «У нас нет, и не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма».

Обращается глава государства к этой теме не в первый раз. Почему же именно сейчас она так «задела»? Особенно либерально настроенных наших соотечественников. Не потому ли, что была «завязана» на национальную идею? Что само понятие «патриотизма» за долгие десятилетия прежней более-менее стабильной и спокойной жизни несколько поблекло, стерлось?

Об этом корреспондент «СП» беседует с Андреем Столяровым, петербургским культурологом и писателем, лауреатом Всероссийского интеллектуального конкурса «Идея для России».

— Заявление президента РФ Владимира Путина о том, что единственной национальной идеей для нашей страны может быть только патриотизм, что именно эта идея как никакая другая способна объединить россиян, я отношу к разряду чисто политического тезиса. Его регулярно используют в своих декларациях политики разных стран и, что показательно, во все времена. Он сам по себе вневременной. Так же как, например, тезис о том, что «наша страна всегда стремилась и стремится к миру, свободе, равенству». Что здесь можно возразить? В чем усомниться — что свобода и мир нам не нужны? Нужны!

С другой стороны, с учетом текущей ситуации в России данный постулат, или, если хотите, данная декларация имеет, на мой взгляд, определенный подтекст.

«СП»: — Простите, а какой может быть подтекст у слова «патриотизм»?

— Тут не всё так просто. Есть как минимум два принципиальных момента. Первый: собственно патриотизм.

Здесь я коснусь области, которая в данный исторический момент, переживаемый, в том числе, и нашей страной, видится мне наиболее важной — это экономика. Все современные экономики можно квалифицировать на две большие группы: те, где прибыль масштабируется, и в которых её масштабировать невозможно. Чтобы было понятней, приведу пример с дантистом и кинорежиссером. Доходы первого прямо пропорциональны количеству пациентов. При этом принять одновременно десять человек он не может, только последовательно одного за другим. Кинорежиссер в отличие от него отдельный фильм для каждого зрителя не снимает. Он снимает сразу для всех. Если фильм получился удачным, то его благодаря многочисленным копиям одновременно увидят сотни тысяч и даже миллионы зрителей. Сам режиссер может при этом отдыхать, подсчитывая прибыль.

Переведем все это на российскую экономику. Она почти целиком зависит от нефти. Продать один и тот же баррель сразу десяти покупателям не получится. Для каждого нужно произвести отдельный баррель. Это — пропорциональная экономика, не способная масштабировать прибыль. В отличие от экономик развитых стран Запада, которые держатся во многом на так называемом уникальном продукте, производимом современной операционной системой, выдающей «на-гора» определенный продукт в необходимом количестве и в нужное время, который затем продается множеством копий.

«СП»: — И какое отношение имеет всё это к нашей теме?

— Самое прямое. Патриотизм — это, несомненно, очень мощный национальный ресурс. Он может способствовать свершению даже невозможного. Что не раз доказывала история, в том числе, отечественная. Но беда в том, что в условиях нашей экономики, даже если резко возрастет уровень патриотизма, и все мы, россияне, с утра до вечера будем трудиться, трудиться и трудиться на благо общества, ситуация, конечно, несколько улучшится, возможно, несколько повысится уровень жизни, но никакого резкого движения вперед точно не будет. Это как со старым автомобильным двигателем. Если залить в него высокооктановый бензин, двигатель станет работать чуть лучше, однако такой работы, какую может показать движок современной марки от него ждать не приходится. Так и тут. Даже при высоком уровне патриотизма формат российской экономики таков, что эффект от него будет минимальный.

«СП»: — Вот поэтому и нужна ИДЕЯ! Иными словами цель, которая, как писал в начале ХХ века русский философ, правовед, публицист Евгений Трубецкой, «поднимала бы народное дело над национальным эгоизмом». Ведь в самом чувстве патриотизма присутствуют такие составляющие, как любовь к своей стране, к своему народу. Любовь как желание и готовность приносить объекту любви, то есть, своему государству, конкретное благо. А ещё, как сказал недавно один ученый человек, это «чувство гордости за те справедливые дела, которые твоя страна, твой народ, твоё правительство действительно делают».

— Вокруг понятия «национальная идея» чрезвычайно большая путаница. Что оно такое — вот главный вопрос. На мой взгляд, у национальной идеи есть только одно важное качество - это пассионарность. А не тот пакет документов, что несколько лет назад предложило обществу правительство Дмитрия Медведева.

«СП»: — Вы имеете в виду национальные проекты «Образование», «Доступное жилье» и т. п.

— Да, их. Одно время они подавались именно как нацидея. А на самом деле — обычные проекты государственной важности. Точно так же, как не являлась идеей знаменитая триада графа Уварова (министра просвещения времен императора Николая I — авт.): православие, самодержавие, народность. Это имперская идеология, не более того.

Национальная идея в действительности не может появиться по желанию политика. Она «включается», обретая высокую энергетику в очень редких случаях. Скажем, когда нация осознает себя единым этно-культурным сообществом, решая добиваться права на самостоятельное государство, то есть, независимость. Это много раз случалось в мировой истории. Или когда перед нацией возникает угроза большой войны, что может привести к уничтожению целого народа. Кстати, не всякая война вызывает к жизни национальную идею. Войны на границах империи нацию обычно не интересуют. Когда в ХIХ веке Англия вела колониальные битвы в Азии, никакой национальной идеи на самом Туманном Альбионе не возникло. Как и в Австрии во время её итальянских походов в том же ХIХ веке.

«СП»: — А необходимость преобразования нации в ответ на вызов будущего (как раз такой период, мне кажется, у нас сейчас в России) разве не требует того, что мы называем главной объединяющей её идеей?

— Мы часто говорим о том, что экономика требует модернизации. Так же и нация. Без второго не будет первого. Человек ХIХ века, попади он сейчас в век, даже не наш, а в ХХ, не сразу сможет приспособиться к нему. Для этого потребуется немало времени. Но если в первых двух случаях — создание нации и спасение нации — наличествует прямая явная угроза, требующая спасения, то в данном случае (вызов будущего) — угроза не явная. Её трудно ощутить, осознав собственное несоответствие времени. Сама нация сделать этого, как правило, не может.

«СП»: — А кто может?

— Национальные элиты. Правда, если оглянуться на опыт истории, в том числе, российской, они в большинстве случаев угрозы будущего не осознают. Живут-то, как правило, сытно, в отличие от основной массы населения. В результате образуется разрыв между требованиями современности и национальной психологией. В этот разрыв начинают проваливаться социальные структуры, что приводит к обвалам в государстве практически всего и вся.

«СП»: — Возвращаясь к началу нашего разговора: какая национальная идея нужна современной России? Патриотизму вы в этом отказываете…

— Перед Россией не стоит сейчас никакой угрозы. Мы не ведем большой войны и таковой не видно в перспективе. Нет угрозы существования нации. Да, конечно, в стране кризис. Да, понемногу ухудшается жизнь. Но это не трагедия. Все равно наша жизнь остается вполне приемлемой. Есть вызовы, но правда, будущего. Однако наши элиты этой угрозы пока явно не ощущают.