Загадка президента

Я долго думал о том, каким главным событиям прошедшего месяца стоит посвятить мои очередные колонки. Сначала я думал о злодейском убийстве ребенка няней-мигранткой и о терактах в Брюсселе. В таком случае, колонки нужно было бы писать о миграционной политике. Но потом я понял, что в этом месяце произошло событие, может быть, гораздо более важное для нашего общего будущего, чем злодеяния в Москве и Брюсселе. Я имею в виду новую позицию наших властей по приватизации «ЮКОСа». В ответ на скандальное решение европейских судов, которые удовлетворили иск «бенефициаров „ЮКОСа“» и присудили Россию к многомиллиардным выплатам в адрес «лиц, понесших ущерб от незаконной национализации», наши власти выдвинули контраргумент о том, что «ЮКОС» был приватизирован незаконно.

Такой шаг со стороны российских властей является по факту чрезвычайно серьезным изменением официальной позиции по вопросу о приватизации и, в первую очередь, по вопросу о залоговых аукционах. До сих пор Кремль всячески уклонялся от публичной оценки залоговых аукционов как притворной сделки. Правда, за прошедшие десять лет позиция Путина мягко эволюционировала от утверждения, что требовать пересмотра итогов приватизации могут только придурки, до осторожных формулировок, что при приватизации были допущены «определенные нарушения законности» и что выгодополучателям приватизации стоило бы легализовать свою собственность посредством выплаты компенсационного налога. Но дальше этих слов, высказанных Путиным в одной из предвыборных программных статей, дело так и не пошло.

Сегодня же, когда Следственный комитет стал официально разрабатывать тему о незаконности приватизации «ЮКОСа» в ходе залогового аукциона, возникает чрезвычайно серьезная развилка. Поскольку всем известно, что ровно с теми же нарушениями закона, которые Следственный комитет инкриминирует бенефициарам «ЮКОСа», были приватизированы и все остальные объекты собственности, приватизированные на залоговых аукционах. И, таким образом, если власти будут настаивать на незаконности приватизации ЮКОСа, но оставят без внимания приватизацию «Лукойла», «Сургутнефтегаза», «ТНК», «Сибнефти», «Норникеля», «Мечела» и других объектов залоговых аукционов, то возникнут серьезные основания обвинить Кремль в избирательном правосудии.

Впрочем, я не питаю особых иллюзий по этому поводу. В первую очередь, потому, что такие иллюзии я питал более десяти лет назад. В момент открытия уголовного дела против руководства «ЮКОСа», завершившегося тюремными приговорами в их адрес и национализацией компании. Тогда я был совершенно уверен, что присутствую при начале государственной кампании по пересмотру итогов криминальной приватизации. Но я, как и многие тогда, ошибся. Власть предпочла восстановлению справедливости в глазах большинства нашего народа политтехнологический ход по «улучшению управляемости» российской экономики. «Показательную порку» «ЮКОСа» власть использовала как акцию устрашения в адрес остальных олигархов в целях «приведения их к повиновению».

Причем, я не могу сказать, что эта политтехнологическая кампания не достигла успеха. Действительно, олигархи в результате этой кампании стали гораздо более лояльны государству, чем они были при Ельцине. Особенно хорошо виден этот успех в топливно-энергетическом комплексе, который при нынешней структуре российской экономики является, можно сказать, становым хребтом народного хозяйства. Сегодня ТЭК если и не национализирован полностью, то, так сказать, «национализирован практически».

Сначала все нефтяные компании были «мягко принуждены» к экспорту значительной части добытой нефти не через «свои родные» полукриминальные офшоры, а через «близкий к государству» нефтетрейдер «Гунвор». Эта «педагогика» оказалась весьма эффективной. Сегодня «Лукойл» и «Сургутнефтегаз» являются настолько же лояльными Кремлю, насколько лояльными Белому дому являются крупнейшие американские нефтяные компании. Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!». А вслед за скандальной национализацией «Юганскнефтегаза» последовали гораздо более тихие национализации сначала «Сибнефти», а потом и «ТНК-ВР». Так что сегодня нефтяной сектор является настолько же управляемым, как и газовый.

А уж «мягкая поддержка» государством «нового поколения» олигархов окончательно сделала «старых ельцинских» олигархов лояльными государству. В результате власти добились не только качественного улучшения собираемости налогов по сравнению с ельцинскими временами, но и, по сути, получили огромную «черную кассу» для финансирования как обороноспособности и безопасности страны, так и социальной политики, а возможно и «новой индустриализации». И я почти уверен, что такой выбор формы и механизмов управления экономикой объясняется, в том числе, и соображениями безопасности. Возможно, именно благодаря такой тактике усиление наших вооруженных сил и оборонно-промышленного комплекса удалось провести втайне от наших «друзей и партнеров».

Однако сколь бы ни был привлекателен и эффективен «спецслужбовский» способ управления народным хозяйством, он не решает ряда важнейших проблем и, в конце концов, упирается в тупики по целому ряду направлений. Я уж не говорю о том, что политика, которая легко властям сходит с рук в «тучные» годы, может встретить гораздо более критическое отношение народа в годы с более низким уровнем и качеством жизни. Впрочем, это, на мой взгляд, отнюдь не самое главное. Главное то, что подавляющее большинство нашего народа считает приватизацию несправедливой и воровской, и считает существующее сегодня социально-экономическое неравенство совершенно несправедливым и, при этом, уверено, что это неравенство является прямым следствием воровской приватизации. И эту уверенность большинство нашего народа имело и в самые «тучные» годы дорогой нефти.

Разумеется, это настроение в нулевые годы более-менее уравновешивалось относительно высоким уровнем жизни, а сегодня уравновешивается «крымским консенсусом», массовой поддержкой внешней политики Кремля и массовым отвращением к либеральной оппозиции. Но вечно так продолжаться не может. Я уж не говорю о том, что это большое счастье наших властей, что либеральная оппозиция, будучи сильно зависимой от ельцинского олигархата, не может позволить себе продвигать темы социальной несправедливости и пересмотра итогов приватизации. Впрочем, еще не вечер, и «Яблоко» эти темы уже начало раскручивать.

Но это, на мой взгляд, не главное. Главное, мне кажется, то, что у наших властей взгляд на социальную справедливость и на приватизацию во многом совпадает с взглядами либеральной оппозиции. И в результате одной из основных причин того, что власть весьма равнодушно относится к народным чаяниям, является скрытый идеологический конфликт власти и народа. Я бы сказал, что мы здесь имеем дело с конфликтом двух, во многом противоположных, представлений и справедливости.

Другое дело, что, в отличие от радикальных либералов и от ельцинского олигархата, люди, правящие нами сегодня, являются патриотами и признают свою ответственность не только за страну, но и за уровень жизни народа. Путин не только никогда не скажет неосторожных слов, которые регулярно срывались с языка у Гайдара, они ему даже в голову прийти не могут. И я уверен, что эти гайдаровские фразы типа «Причем здесь бабушки?» в ответ на «А вы знаете, что в результате ваших реформ бабушки умирают?» или «У бедной страны не может быть богатой науки», вызывают у Путина такое же негодование, как и у всех нас.

Но при этом, я уверен, что те, кто нами сегодня правит, считают итоги ельцинской приватизации «в сущности, справедливыми». В том смысле, что собственность досталась наиболее энергичным и эффективным людям, то есть тем, кто ее достоин. И к тому же, я подозреваю, что очень многие из правящих нами сегодня, считают, что большинство нашего народа недостаточно трудолюбиво и, в этом смысле, не заслуживает даже того уровня жизни, который мы имели лет пять назад. И, мне кажется, за этим стоят не либерально-радикальные, а либерально-консервативные убеждения. Прежде всего, элитаризм — уверенность в том, что для страны и для истории энергичное и эффективное меньшинство значит гораздо больше, чем пассивное большинство.

С такой точкой зрения я бы до определенной степени согласился, но боюсь, у меня с нынешним российским истеблишментом очень разные представления о том, кто в это меньшинство входит. На мой взгляд, это самые умные, талантливые и порядочные. Желательно, обладающие организационными способностями. Ну, а если их нет, то на то и государство, чтобы талантливым людям помогать. А насколько я понимаю ментальность нашего правящего класса, они считают, что к этому меньшинству относятся успешные люди. Подчеркиваю. Это не точка зрения Ходорковского, что выживание каждого — есть личное дело каждого. Нет. Но эта точка зрения, согласно которой, в элиту могут попасть только успешные. А те, кто не успешен — это слабые люди. Слабым людям надо помогать. Но в элите им делать нечего.

Посмотрите, с каким уважением наши власти относятся к заслуженным артистам, музыкантам, певцам и спортсменам. Как они уважают предпринимательский успех. Но при этом государственные системы поиска и помощи талантам у нас возникают буквально на глазах. Да и то, сочинский интернат для талантливых детей или детское шоу «Голос» ориентируется на будущее. А к ныне существующим талантам, обделенным успешностью, власти относятся абсолютно равнодушно. Я был потрясен, когда кто-то из высшего руководства страны не так давно обсуждал, что нам необходимо вернуть в Россию ученых, уехавших на Запад. А для этого они должны будут получать в России зарплату, много большую, чем ученые, оставшиеся в России.

То есть прямо говорится: если ты из патриотических соображений остался в России, то ты не герой, а дурак и неудачник. Именно этим, я думаю, объясняется такое презрение со стороны государства к системе Академии наук. И я полагаю, что когда наши начальники назначают себе и своим родственникам в госкорпорациях неимоверно большие зарплаты, то они не просто «хапают», а во многом искренне уверены в том, что они незаменимые управленцы, которые достойны такого вознаграждения. Зеркалом этой психологии является Андрей Малахов. Он готов время от времени выступить борцом с социальной несправедливостью. За что ему честь и хвала. Но гораздо больше его интересуют известные артисты и вообще известные люди. Он вполне равнодушен к обсуждающим умные темы блогерам с жалкими тремя тысячами френдов, но восхищается видеоблогерами, чьи нехитрые поделки собирают миллионы просмотров.

Такая психология правящего класса безусловно мешает признанию залоговых аукционов притворной сделкой, а большей части приватизации откровенно преступной. Другое дело, что и лично наш президент, и значительная часть его окружения весьма умные и тонкие люди, способные и к стратегическим, и к тактическим решениям. И я не могу исключить, что если уровень жизни по, так сказать, «объективным причинам», будет и дальше падать, то власти из прагматических соображений решат «наступить на горло собственной песне» и все-таки заставят олигархов хотя бы выплатить тот самый обещанный компенсационный налог. Ну, хоть для того, чтобы не дать Явлинскому «спекулировать на этой теме». А, может, и прогрессивный налог введут.

Впрочем, я могу и ошибаться в своей основной гипотезе о психологии наших верхов. Нельзя ведь исключить, что Путин на самом деле имеет по вопросу о приватизации те же взгляды, что и мы с вами. Но, будучи человеком осторожным и целеустремленным, готовит наступление в стране социальной справедливости тайно, медленно, но неотвратимо. Может быть и так. Но во всех этих гипотезах самое обидное — это то, что чаяния более чем сотни миллионов жителей нашей страны сегодня зависят исключительно от доброй воли весьма узкой группы лиц. Потому что никаких механизмов заставить наши власти выполнять нашу волю у нас сегодня нет. Ведь на Майдан с либералами против Путина мы выходить не желаем, считая «майданный путь» гибельным для нашей страны, а никаких других механизмов обратной связи у нас не существует. Об этом я и хочу написать подробнее в следующей колонке.