В ближайшем году ожидается смена многих высокопоставленных чиновников
Мой друг и коллега Борис Межуев опубликовал замечательный текст. Он называется «Хорошая номенклатура — плохая интеллигенция». В этом тексте Борис рассматривает позднесоветский период, перестройку и капиталистическую контрреволюцию вместе с сегодняшним российским экономическим и политическим порядками, как события, процессы и результаты классовой борьбы между номенклатурой и интеллигенцией.
Эта тема мне также близка, как и Межуеву. Оба мы, можно сказать, «болеем» этой проблематикой чуть ли не с подросткового возраста. Впрочем, у меня здесь есть над Борисом одно небольшое преимущество. Помните старый анекдот - «Василий Иванович, а чего у тебя ноги грязнее, чем у меня? — Так сколько мне лет, Петька, а сколько тебе?». Так что, мое преимущество над Борисом заключается в том, что я, в соответствии с нашей возрастной разницей, размышляю над той тематикой на 15 лет дольше.
Но вернусь к тексту Межуева. Основная его логика следующая. В конце советского периода отчетливо выделились социальные группы интеллигенции и номенклатуры. Между ними сформировались отношения конкуренции за власть и другие социальные ресурсы. Эта конкуренция выражалась, в частности, во взаимной неприязни, доходившей до взаимной ненависти. Эта ненависть носила классовый характер и по своей остроте доходила до взаимного социального расизма.
Интеллигенцию выводил из себя не только диктат над собой номенклатуры, сопровождавшийся разнообразными ограничениями, в том числе, как тогда казалось, носившими совершенно невыносимый характер. Но еще больше у интеллигенции вызывало бешенство исходящие от номенклатуры высокомерие и презрение в свой адрес.
В ближайшем году ожидается смена многих высокопоставленных чиновников
Номенклатуру у интеллигенции раздражало практически то же самое. Была невыносимой зависимость от интеллигенции в научно-технической сфере и приводило в бешенство уверенность интеллигенции в том, что она является «лучшими людьми» и «солью земли».
Развернулась сначала скрытая, а потом и явная борьба интеллигенции и номенклатуры за гегемонию в обществе и, в частности, за влияние на народ. Интеллигенция, желая «освободиться» от власти над собой номенклатуры, выдвинула рыночно-демократически-западнический проект будущего нашей страны. Номенклатура, будучи гораздо умней и практичней интеллигенции, не стала разрабатывать альтернативного проекта. Она перехватила интеллигентскую идеологию, отлично понимая, что торжество этой идеологии только усилит и укрепит уже существующую власть номенклатуры, а интеллигенцию, наоборот, сделает почти ненужной и маргинальной.
Заключает свое рассуждение Межуев оценочным суждением. Он приходит к выводу, что сколь бы не была отвратительна власть дорвавшейся до собственности и капитала номенклатуры, но в наших условиях она все же лучше возможного реванша интеллигенции. Поскольку наша номенклатура, при всем своем своекорыстии, все же понимает необходимость защиты национальных и геополитических интересов страны вместе с необходимостью проведения хоть сколько-нибудь ответственной социальной политики.
Интеллигенция же в ходе своей классовой борьбы с номенклатурой дошла до отрицания и того, и другого, став, таким образом, сословием сознательных противников и страны, и народа, и, в конечном счете, «пятой колонны» геополитического гегемона.
Еще интересней один из сквозных мыслительных ходов Межуева в этом тексте, при помощи которого он доказывает свой основной тезис. Это наблюдение за политической эволюцией партии «Яблоко». Межуев показывает, что даже в ситуации, когда «Яблоко» критиковало номенклатурную приватизацию и антисоциальные реформы, не говоря уже о сегодняшнем дне, когда «Яблоко» находится в авангарде «крымненашистов», «классовая» солидарность с интеллигенцией «гайдаро-чубайсовских» взглядов всегда превалировала у «яблочников» над отстаиванием интересов страны и народа.
В общем, я с основными тезисами Межуева согласен. И с тем, что номенклатура и интеллигенция равно виноваты в произошедшей с нами катастрофе, и с тем, что нынешняя власть номенклатуры все же лучше, чем власть интеллигенции. Я добавлю только, что вина номенклатуры перед страной и народом заключается во вполне осознанных подло-своекорыстных действиях, а вина интеллигенции — в безответственных и чудовищно глупых утопиях. Впрочем, что хуже в данном случае, глупость или измена, это вопрос, как говорится, сугубо философский.
Я, пожалуй, даже добавлю к межуевским тезисам немного фактуры. Я хорошо помню, что все начальники на «интеллигентных» работах, где мне приходилось трудиться в советское время, были неимоверными хамами. Я до сих пор помню их угрюмо-ненавидящие взоры, которые они постоянно на нас бросали. Чтобы служба, так сказать, медом не казалась. И как они говорили свою любимую фразу про «любопытство за общественный счет». И каким тоном. И помню свое изумление, когда неожиданно узнал, что у приятеля, который работает рабочим на заводе, начальник совершенно другого типа. И отношения с ним совсем другие.
Но также я хорошо помню и свою неимоверную глупость, когда я в 20 с чем-то был уверен, что для решения проблем нашего сельского хозяйства нужно попросту разогнать колхозы. И самое ужасное — я знаю кучу народа, которые уверены в этой глупости и по сей день. Я помню разговор с одним из них. Правда, не сейчас, а в середине 90-х. Когда он мне сказал про «разогнать колхозы», я его спросил: «Какой же ты демократ? Ведь подавляющее большинство крестьян этого категорически не желают». А он мне ответил: «Плевать мне на их мнение. Я имею полное право на улучшение продовольственного снабжения. А для этого колхозы надо разогнать. Потому что только фермер нас накормит».
И я отлично помню, как еще в последние годы СССР мой друг экономист Олег Григорьев объяснял мне, почему у нас никогда не будет никакого постиндустриального общества. И даже венчурного бизнеса или технопарков. А потому что, — объяснял он мне, — у нашей интеллигенции не из того места руки растут. Она не только абсолютно не способна к предпринимательству, но и даже минимальных организационных способностей у нее нет. Потом я, кстати, понял, что дело тут отнюдь не только в безрукости и прекраснодушии. Я разочаровался в куче своих ныне бывших друзей. Потому что они категорически отказались участвовать в наших с Олегом проектах как не приносящих близкой прибыли. Зато соглашались наниматься за небольшие деньги к любому мерзавцу и идиоту.
Так что, все верно говорит Межуев. И зрит при этом в корень. Но меня все равно не оставляет чувство некоего разочарования и недовольства. Я вот что имею в виду. Борис говорит о либерально-западнической интеллигенции так, как будто она составляет подавляющее большинство образованного слоя. Или, в крайнем случае, будучи меньшинством, обладает в образованном слое непреоборимой идейной гегемонией. Но ведь это совершенно не так. Гегемония у либералов только в СМИ.
Почему «другороссу» Олегу Миронову хотят продлить заключение?
А за их пределами либералы имеют гегемонию только в гуманитарно-художественной сфере, и то больше в Москве. Да в значительной части московских академических институтов. А подавляющее большинство научно-технической интеллигенции, даже в Москве, я уж не говорю о провинции, и весьма немалая часть провинциальных гуманитариев, давно придерживается социал-патриотических взглядов. Так что, интеллигенция давно раскаялась в своей глупости 80−90-х годов. Это первое.
А второе — это то, что я совершенно уверен, что интеллигенция, если она только не впадает в идиотские утопии, действительно является лучшими людьми страны и солью земли. А наша правящая номенклатура и сегодня относится к уже ставшей патриотической интеллигенции с опаской и плохо скрываемой брезгливостью. И в этом смысле я могу предположить, что нам предстоит в не столь уж отдаленном будущем новый виток классовой борьбы между нынешней монетизированной номенклатурой и социально-патриотической интеллигенции. Будет ли это борьбой за реальную власть или всего лишь борьбой за умы народа, пока судить трудно. Но если нынешняя правящая умеренно-патриотическая номенклатура так и не проявит инициативы по союзу с патриотической интеллигенцией, все предсказанное случится почти наверняка.