— Одного из солдатов мы нашли подо Ржевом. Земля там сухая и было видно, в каком положении он погиб. Как будто спал, свернувшись. Рядом с ним — граната, бритва, ложка, и котелок, который пах грибным супом. Земля она же очень хорошо запах сохраняет.
После урока проекта «Знамя нашей Победы» * ребята из Берёзовской школы № 5, что в Красноярском крае, ведут меня в школьный музей Великой Отечественной войны. Музей этот — маленькая комнатка три на три метра, но экспонатам в ней позавидует любой опытный поисковик. Тут и разные виды оружия, и предметы солдатского обихода, форма, каски. Всё добыто собственными руками и бережно привезено из двух экспедиций — из-под Старой Руссы и Ржева.
— Вот на этой пробитой кружке ещё сохранилась надпись, — говорит десятиклассник и поисковик Кирилл Хулап. — Смотрите, здесь можно разобрать буквы «Ленинград», и год — то ли 1934, то ли 1937.
Из-за перехода на концентрическую систему изучения истории, когда до десятого класса проходят весь цикл от древних веков до современности, а в старших повторяют пройденное, важнейший из предметов школьники знают плохо. К примеру, на изучение Великой Отечественной сегодня выделяется всего три часа. То есть 1418 дней войны втиснуты в четыре урока. За эти академические часы учителя должны умудриться рассказать обо всех важнейших битвах и персоналиях. В итоге, по результатам прошлогоднего ЕГЭ, российские выпускники «плавают» в датах и фамилиях полководцев, нередко путая события I и II мировых войн.
Каждый российский учитель истории крутится, как может: факультативы, семинары, внеклассные часы, дополнительные домашние задания. Очень рады таким проектам, как «Знамя нашей Победы», где основной упор делается на штурм Рейхстага и собственноручное изготовление копии того самого Знамени, которое Егоров, Берест и Кантария водрузили на купол поверженного парламента. В Берёзовской школе нашли свой, и, пожалуй, самый эффективный метод изучить и прочувствовать ту войну.
— Участвовать в поисковых работах — это тяжёлый многочасовой труд, — говорит замдиректора по учебно-воспитательной работе Вера Шмаль. — Ребята везли на себе всю экипировку: палатку, спальный мешок, котелок, личные вещи. Жили в полевых условиях. Плюс это весна, апрель месяц, сырость, промозглость. Мы, когда приехали, там ещё сугробы лежали.
Работали сибиряки с профессиональными поисковиками. Скидок на возраст не было. Труд по 8−10 часов, невзирая на погодные условия и географические особенности. Сначала проходили по полю с металлоискателем, затем брали в руки самый важный поисковой инструмент — лопату. — Эти ребята, — Вера Шмаль показывает на своих учеников, — работали наравне со взрослыми мужчинами. За время поисковых работ вырыли столько окопов, наверное, столько же, сколько и бойцы во время боевых действий. В болотистой местности под Старой Руссой ребятам приходилось работать буквально по колено в воде. — Просто вычерпывали воду теми же котлами, в которых еду готовили, и снова копали, — вспоминает десятиклассник Артём Прис.
Из находок, в основном, гильзы, патроны, оружие. — Металлоискатель аж зашкаливает, — говорят ребята. — Земля от металла звенит вся. А вот найти солдата — редкое счастье. Не у всех получается. Мы же за две экспедиции подняли троих. Одного подо Ржевом, и двоих — нашего и немецкого — под Старой Руссой. Они почти рядом были, на одном поле. Немец с жетоном, наш парень с медальоном. Их потом отдали криминалистам в Москву для опознания.
— Передать ощущения, когда ты понимаешь, что нашёл человека, невозможно, — делятся впечатлением поисковики. — Мы в Старой Руссе первый раз это поняли. Каска прозвенела, металлоискатель наткнулся, и мы начали копать. Нашли сначала эту каску, потом останки самого солдата. А ещё рядом с ним были кости лошади и какой-то инвентарь. Похоже, что это была повозка.
— Когда находишь солдата, тут начинается ювелирная работа, — делится впечатлениями ещё один поисковик Ярослав Сдурин. — Работали, как археологи, осторожно, кисточками. Сами не дышали, и, кажется, весь мир вместе с нами молчал.
Каждый из этих ребят занялся поисковым делом по своим причинам. У кого-то в самом начале войны без вести пропал прадед и не найден до сих пор, кто-то хочет заниматься поиском профессионально. Но все они сходятся в одном: пока не найден последний пропавший солдат, война не закончена.
— Когда мы только начинали заниматься поисковыми работами, нам почему-то всем казалось, что будет страшно, — говорит Кирилл Хулап. — Страшно поднимать останки. Но, когда ты понимаешь, что именно ты делаешь, и для чего ты это делаешь, чувство страха уходит. Все мы хотим, чтобы был найден последний пропавший солдат. И чтобы каждая семья знала историю своего воевавшего родственника и место его захоронения.
* При реализации проекта используются средства, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением президента Российской Федерации № 79-рп
