Россия: между «плохо» и «очень плохо»

Все больше россиян оценивают свое материальное положение как «плохое» и «очень плохое». В третьем квартале 2016 года, по сравнению с аналогичным периодом 2015-го, доля таких граждан увеличилась с 26% до 29,1%. Это следует из доклада о социальном самочувствии населения Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ (РАНХиГС), опубликованном 20 октября.

В документе отмечается, что момент выхода из кризиса в представлении населения приблизился. Выросла доля тех, кто надеется на быстрый выход из неблагоприятной финансовой ситуации (с 11,8% до 13,7%), и сократилось число считающих, что он произойдет за пределами одного-двух лет (с 37,2% до 27,1%). Вместе с тем доля затруднившихся с ответом выросла с 13,7% до 21%.

Это свидетельствует о высокой степени неопределенности в оценках, уточняют авторы исследования. Нет четкого представления и о том, насколько широкие слои населения затронул кризис.

С одной стороны, доля населения, затронутая кризисом в сильной степени, за последние полгода снизилась с 33% до 23,6%. С другой, численность тех, кто пострадал незначительно (45%), и тех, кого кризис пока не накрыл, но опасается этого в будущем (16%), выросла — на 1,3% и 3,2% соответственно.

«По-прежнему наиболее массовой адаптационной практикой остается сокращение расходов на товары и услуги. Даже среди обеспеченных выше среднего к ней прибегает около половины соответствующей группы, а бедное население включено в эту практику в высокой степени. Помимо экономии на расходах, в качестве адаптационной стратегии получает все большее распространение работа в личном подсобном хозяйстве», — говорится в докладе.

Негативные настроения населения подтверждают и данные опроса портала Superjob. Согласно этому исследованию, размером зарплаты недовольны 85% россиян. Чаще всего заработок устраивает молодежь до 25 лет (19%) и женщин (17%). Среди медицинских работников своей зарплатой удовлетворены 22% респондентов, среди госслужащих — 10%.

Что характерно, официальные статистические показатели — как рынка труда, так и уровня доходов населения, — в последние месяцы не соответствуют такой самооценке. Так, по итогам сентября Росстат зафиксировал рост реальных зарплат на 2,8%. Остальные показатели рынка труда также показали положительную динамику. Скажем, показатель безработицы в третьем квартале стабилизировался на уровне второго — 5,6%.

Получается, с официальной точки зрения социально-экономическая ситуация выглядит неплохо. В то же время, по экспертным оценкам, число недовольных граждан только растет.

Что стоит за расхождением в оценках, где грань, за которой недовольство выливается в протест?

— Граждане считают, что адаптировались к кризису, и дела обстоят не так плохо, но в реальности ситуация ухудшается, — отмечает заведующий отделом социологии фонда ИНДЕМ Владимир Римский. — По большому счету, в руках правительства РФ очень немного рычагов, которыми оно пытается обеспечить рост экономики. Люди это понимают, и в глубине души просто надеются на лучшее.

При этом горизонт планирования у наших граждан — максимум год, а чаще всего несколько месяцев вперед. В этой ситуации горизонт надежды тоже невелик.

«СП»: — Почему же Росстат оценивает положение достаточно оптимистично?

— Я бы не ориентировался на данные Росстата. В нынешней ситуации методики расчетов, которыми пользуется статистическое ведомство, вызывают массу вопросов.

Например, Росстат оценивает уровень безработицы, пользуясь классической методикой Международной организации труда (МОТ). По ней безработным считается человек, который ищет работу, но не может ее найти в течение нескольких месяцев подряд.

Однако в России полно работников, которые заняты неполный день, а также тех, кого практически насильно — под угрозой увольнения — переводят на более низкооплачиваемые должности.

Прослойка таких «проблемных» работников весьма существенная, но никакие статистические показатели ее не учитывают. Между тем, негативное социально-экономическое самочувствие граждан в стране в значительной степени определяется именно этой прослойкой.

«СП»: — 29,1% граждан, которые оценивают свое материальное положение как «плохое» и «очень плохое» — это много или мало?

— В ситуации кризиса, да еще постоянно меняющейся, я бы поостерегся давать подобные оценки. 29,1% - это то, что статистика сумела заметить и зафиксировать. Но если бы исследователи пользовались другими методиками, число недовольных было бы много выше — в этом я совершенно уверен.

«СП»: — Как по-вашему выглядит социальная ситуация в стране?

— Прежде всего, ситуация пока постоянно ухудшается. И особых ожиданий на ее улучшение у большинства населения, по моим оценкам, просто нет. Есть, скорее, некий гражданский пессимизм. Он заключается в следующей формуле: в России много проблем, но никто толком не знает, как их решать.

Проблемы эти известные: отсутствие реального роста экономики, трудности в трудоустройстве выпускников университетов и вузов, а также людей старших возрастов, у которых сегодня нет перспектив.

Замечу, что и трудоспособные граждане среднего возраста не чувствуют себя сегодня уверенно. Как показывают исследования, ведущие специалисты в разных сферах боятся высказывать свое мнение, а также проявлять инициативу. Боятся потому, что в этом случае повышается риск увольнения, а другую работу найти крайне проблематично. Особенно это заметно в сферах науки, образования, отчасти в маркетинге.

«СП»: — Этот гражданский пессимизм может перерасти в политический протест?

— Вряд ли. Для этого, как показывает практика, нужна высокая политическая активность общества, а ее нет — по разным причинам.

Все знают, что ведение политической деятельности подразумевает продвижение гражданских инициатив в рамках какой-либо партии. И надо сказать, что в ряде партий, включая партию власти, есть люди, которые пытаются это делать. Но результаты такого продвижения в наших политических реалиях, чаще всего, оказываются разрушительными. Яркий тому пример — закон о хранении телефонных разговоров и переписки россиян, инициированный депутатом Госдумы Ириной Яровой.

Есть еще момент, препятствующий росту гражданской активности. Если вы эксперт, и предлагаете законодательную инициативу — это сегодня ваша личная проблема. Вы будете тратить на разработку деньги и свое время, а потом эту инициативу непредсказуемо «завернут», а вас не вспомнят даже добрым словом.

Да, вероятность акций недовольства в России возрастает. Но это будут акции по типу маршей дальнобойщиков, требующих отмены дорожных сборов с грузовиков, или митингов врачей, протестующих против закрытия некоторых клиник. По сути, подобные акции не являются политическим действием — лишь попыткой отдельных групп граждан обратить внимание властей на конкретные проблемы.

В крайнем случае, недовольство может выплеснуться в уличный политический протест по модели событий 2011−2012 годов. Но пока я не вижу перспектив у подобных протестов. Скорее всего, они довольно быстро сойдут на нет…

— Российская экономика достигла «дна», и замерла в этом положении, — считает политолог, директор Института политических исследований Сергей Марков. — При подобных сценариях прослеживается следующая логика: социальная сфера падает позже, чем экономика, но ее падение продолжается даже после того, как экономика стабилизировалась. Исходя из этого, можно уверенно предсказать, что в России будет и дальше наблюдаться падение уровня жизни населения.

Формат адаптации к такой ситуации тоже хорошо известен: снижение потребления. Но я бы не сгущал краски, рисуя картину такого снижения.

Дело в том, что население России привыкло к непредсказуемости экономической жизни. Оно помнит, что после обвала 1990-х последовал рост экономики в «нулевые».

Причем, этот рост уровня жизни был настолько резким, вплоть до 2008−2009 годов, что нынешний кризис население не особо пугает. Этот кризис «съел» некоторую часть прибавки, которую получило население в «нулевые», но далеко не всю прибавку. По сравнению с 1990-ми люди даже сегодня живут на порядок лучше, и они это прекрасно понимают.

«СП»: — Падение уровня жизни несет политические риски?

— Классический кризис развивается так: сначала наступает финансовый кризис, затем он перерастает в экономический, потом в социальный, и в конце концов — в политический.

Логика же нынешнего российского кризиса совершенно другая. Это связано с природой кризиса: он не внутренний, а абсолютно внешний. Поэтому первым у нас шел политический кризис в отношениях со странами Запада. Он привел к кризису экономическому — из-за санкций и атаки на курс рубля со стороны западных фондов. Наконец, сейчас мы наблюдаем социальный кризис, о чем и свидетельствует исследование РАНХиГС. Но классической концовки — перерастания социального недовольства в новый политический кризис — не будет.

Дело в том, что большинство населения России считает ответственным за ухудшение жизни не президента РФ и не правительство, а коллективный Запад. Именно это объясняет парадокс, при котором падение уровня жизни и рост социальной напряженности приводят к росту поддержки Кремля. И в ближайшей перспективе этот расклад едва ли изменится.

— Во время голода 1930-х недовольство социально-экономической ситуацией не перешло в политическую плоскость, — напоминает политолог Федор Крашенинников. — Другими словами, прямой связи между недовольством общества и политической активностью нет. Чтобы люди могли проявить политическую активность, у них должны быть возможности для этого, соответствующее политическое поле. Сегодня в России такого поля нет.

Да, в случае радикального ухудшения жизни могут вспыхнуть стихийные бунты на российской окраине, в маленьких городах. Но пока до этого еще очень далеко. Надо, кроме того, четко понимать: большинство населения России привыкло жить плохо, и помнит гораздо худшие времена. Поэтому нынешний кризис, скорее, представляет проблему для среднего класса, который привык летать на выходные в Париж, а теперь лишился такой возможности. Но для тех, кто раньше мог покупать дорогой кетчуп, а сегодня покупает дешевый, кризис — не проблема…