Две новости, связанные с Европейским судом по правам человека.
Первая: ЕСПЧ обязал Россию выплатить американским усыновителям, не сумевшим получить детей из-за закона, запретившего усыновление из России в США, компенсацию в 75 тысяч долларов. Наши власти, вроде не соглашаются, собираются подавать апелляцию.
Новость вторая, быстро затмившая первую: наш Конституционный суд разрешил властям страны не выплачивать без малого два миллиарда евро так называемым «бывшим акционерам ЮКОСа». Все переключились на это, а про первую новость, как будто, совсем забыли. И понятно: без малого 2 миллиарда евро и 75 тысяч долларов — масштабы дел несопоставимы.
Тем не менее, я связываю эти два события. С одной стороны, ЕСПЧ сам делает все, чтобы дискредитировать себя в глазах нашего общества. С другой стороны, для многих простых людей в России ЕСПЧ, к сожалению, действительно последняя надежда на справедливость. Так, может быть, пора нам у себя в России что-то изменить?
Права скупщиков краденого выше прав ограбленных?
Итак, уже более чем двухлетней давности решение ЕСПЧ о взыскании почти двух миллиардов евро в пользу так называемых бывших акционеров ЮКОСа. Наш Конституционный суд, наконец, счел, что это решение не соответствует нашей Конституции. Понятно: для него это — единственно возможное основание для непризнания решения.
Но, с моей-то точки зрения, это решение однозначно и недвусмысленно дискредитирует ЕСПЧ как сколько-нибудь справедливую судебную инстанцию. Именно суд ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА никак не должен был делать вид, что ему неизвестно изначальное происхождение соответствующего капитала — как прямо и недвусмысленно отнятого у полутора сотен миллионов граждан России. Какая же может быть компенсация бандитам и скупщикам краденого как пострадавшим от изъятия у них награбленного? Пусть и изъятия не вполне корректным способом (через подставные «байкалфинасгруппы»
Защита прав или компенсация издержек?
Второе, совсем недавнее — о присуждении компенсации американцам, не получившим право на усыновление российских детей. Это решение мне представляется тоже явно и недвусмысленно дискредитирующим этот суд как именно по правам человека.
Оставляем за скобками вопрос об обоснованности или необоснованности принятия закона об ограничении иностранного усыновления именно в США. Насколько мне известно, не представляли своевременную адекватную отчетность о состоянии усыновленных детей также и компании, организовывавшие усыновление в Испанию и ряд других стран — здесь хотелось бы больше последовательности в заботе о детях от наших собственных властей. Кроме того, рискну подвергнуть сомнению два ключевых тезиса.
Первый — о возможности вообще для суверенного государства отдавать своих детей на иностранное усыновление, кроме, может быть, совершенно исключительных единичных случаев, когда речь идет о какой-то сверхдорогостоящей высокотехнологичной операции, которую наше государство оплатить не может, но потенциальные усыновители организуют и оплачивают, и лишь на этих условиях и после этого ребенок им передается на дальнейшее воспитание.
Второй — о том, что жизнь в семье приемных родителей вообще всегда в принципе лучше, чем в надлежаще организованном и обустроенном детском доме. Не говоря уже о случаях, когда «приемное родительство» (зачастую, сразу десятка и более «усыновленных») становится просто профессией и методом зарабатывания на детях. Ведь, на самом деле, как минимум, организовать надлежащий контроль и пресечь возможные злоупотребления и издевательства в детском доме точно легче, чем в приемной семье, тем более, зарубежной.
Но это — так, мое личное мнение.
Ключевой вопрос применительно к свежему решению ЕСПЧ: чьи права подлежат защите, прежде всего и безусловно, во всем, что касается усыновления? Разумеется, права детей. Все прочие права здесь вообще второстепенны.
Были ли нарушены права детей? Не знаю, даже и допускаю, что были.
Но тогда кому должны присуждаться и выплачиваться компенсации? Очевидно: только и исключительно детям.
А причем здесь вообще взрослые американские граждане, которые, допустим, хотели сделать нашим детям что-то хорошее, пусть и потратились на предварительные поездки и подарки, а, может быть, и на посредников, но в силу изменения российских законов, не получили такой возможности?
Если хотели сделать хорошее не себе, а детям, то продолжайте их опекать, приезжайте к ним, поддерживайте их, дружите с ними. А если это и впрямь любовь к конкретному ребенку, то вплоть до того, что меняйте место жительства и гражданства и тем самым получайте право на усыновление.
Но ЕСПЧ говорит: «дискриминация».
А если вы захотите не то, чтобы усыновить американского ребенка в Россию, но просто поехать его навестить (допустим, вы любите его не меньше), а вам банально не дадут визу, причем, без каких-либо объяснений — это не дискриминация?
Нет, это право суверенного государства самому решать, кого к себе впускать, а кого не впускать.
Не странновато ли? Не заблудился ли Европейский суд по правам человека, что называется, в трех соснах, не перепутал ли, чьи права подлежат защите, а чьи, в ситуации с еще не состоявшимся усыновлением, вообще еще даже не возникли?
Нужен ли внешний суд?
Это практика. Но во всяком вопросе есть и теория. Здесь начнем, что называется, «от печки». Нужны ли нам вообще какие-то внешние по отношению к власти институты, которые защищали бы наших граждан от своей же власти?
Разумеется: всякая власть несовершенна, а зачастую и корыстна. Сплошь и рядом мы сталкиваемся с явным ущемлением своих прав. Самое типичное на примере хотя бы права на жилье и собственность: необоснованные поборы в ЖКХ, «уплотнительная застройка», изъятие придомовых территорий, вплоть до вообще изгнания с земли, да еще и с «упрощенным порядком» изъятия земли якобы ради государственных нужд. А суды — зависимые от власти, все это предпринимающей — на стороне нарушителей наших прав. Что делать?
Отсюда естественная идея: суды — должны быть независимыми от властей. Но это, во-первых, легче провозгласить, чем сделать. Даже и при системе выборности судей (отсутствующей у нас) возможности властей и, шире, власть имущих, повлиять на результаты выборов чрезвычайно велики. Во-вторых, в последнее время в нашей стране подобное (независимые от властей суды) даже и не провозглашается, а напротив — все под «вертикаль».
Соответственно, для многих тысяч отчаявшихся найти справедливость внутри страны (с так организованной судебной системой) внешний независимый суд, в данном случае ЕСПЧ — последняя надежда на справедливость. И с этих позиций мы все должны были бы настаивать на том, чтобы решения внешнего независимого суда были для наших властей совершенно и неукоснительно обязательными.
Независимый суд или воля противника?
Проблема в том, что ЕСПЧ — не суд большого количества различных независимых государств, равно внешний по отношению ко всем своим учредителям и подсудимым, каким, например, мог бы быть аналогичный суд ООН. С возникновением ЕС, то есть, в результате чрезвычайной политической консолидации и даже монополизации внутри европейского пространства, сложилась несколько абсурдная ситуация, когда, практически, воля одного крупного образования — ЕС — оказывается господствующей над волей небольшого ряда оставшихся государств, не входящих в ЕС, но подпадающих под юрисдикцию этого суда. И ключевым среди этого ряда государств, вроде как, добровольно подчиняющих себя воле чужой, явно и неизменно преобладающей и количественно (по количеству голосов), и организационно, является Россия.
Но, может быть, и ладно, пусть и так, если это воля добрая?
Рискну сформулировать тезис, безусловный безотносительно того, с какой волей, доброй или злой, мы имеем дело. Полагаю, что подлинно суверенное государство не должно допускать ситуации, когда внешняя консолидированная воля для него оказывается выше его воли собственной. И если это случилось и обнаружилось, то немедленно предпринимать меры для того, чтобы подобную ситуацию исключить. Подчеркиваю: не поставить обязательность этой воли в зависимость от того, не нарушает ли она Конституцию и ее трактовку Конституционным судом, как это сделано ныне, но исключить однозначно и полностью.
Дополнительную актуализацию вопросу прибавляет еще и возникшее различие в трактовках нами и ЕС ряда тех ценностей, которые еще пару десятков лет назад казались едиными и не вызывающими конфликта. Пример — известные дела о равноправии на уход в декретный отпуск мужчин и женщин (применительно к мужчине-военнослужащему) или о праве голосовать на выборах осужденных за уголовные преступления. Оба приведенные примера — именно ценностные различия, и навязывание здесь своей трактовки одной, подчеркиваю, консолидированной стороной суверенному государству представляется здесь совершенно неуместным и недопустимым, что и нашло свое отражение в принятом у нас законе, дающем право Конституционному суду оценивать решения ЕСПЧ на их соответствие нашей Конституции.
Но это все — до или безотносительно прямого противостояния сторон. Если же одна сторона ввела против другой стороны санкции, то о какой вообще обязательности фактической юрисдикции (юрисдикции не формальной, но фактической — контрольный пакет-то, вроде как, в «международном» суде, но, тем не менее, безусловно, у ЕС) одной стороны по отношению к другой может идти речь?
К сожалению, наши власти так вопрос до сих пор не ставят
Наше право нам установят без нас?
Вопрос об обоснованности нормы нашей Конституции о приоритетности международного права над нашим внутренним законодательством приобретает все большую остроту. Сторонники ее сохранения уверяют, что если сами же заключили какой-то международный договор, признали какую-то норму для себя обязательной, то что же вдруг отказываться, идти на попятную? Но ведь дело тем не исчерпывается. Не говоря уже о так называемых «общепризнанных принципах и нормах международного права», которые для нас обязательны, но полного перечня которых мы не имеем, есть ведь еще и прецедентные судебные решения внешних для нас судебных инстанций.
Как, удивится читатель, у нас же не прецедентное право?
Интересное заявление сделал недавно один наш адвокат, отстаивающий обязательность для нас всех решений ЕСПЧ. Мол, в России считается, что наша судебная система — не прецедентная, но это неверно. Подписав документы, по которым мы подпадаем под юрисдикцию ЕСПЧ, мы, тем самым, приняли не себя обязательство соблюдать не только букву и дух Европейской конвенции о правах человека, но и все решения ЕСПЧ, которые, вроде как, носят прецедентный характер и, соответственно, становятся нормами, обязательными для нас. То есть, российское право не является прецедентным по отношению к нашим внутренним судебным решениям, но является прецедентным по отношению к решениям внешних для нас судебных инстанций.
Не берусь оценивать степень его правоты. Выступаю не как юрист, но как гражданин суверенного государства, в прошлом участвовавший в государственно-политической работе и законотворчестве. Полагаю, что, во-первых, здесь возможны различные трактовки. Во-вторых, и ошибиться может каждый. Но на то и суверенная воля, чтобы ошибки, если они выявлены, незамедлительно исправлять.
В частности, если действительно выявляется, что в силу тех или иных нюансов конкретного международного договора на нас распространяются не только те прямые нормы международного права, на которые мы согласились, но и (чего, допустим, при подписании и ратификации не осознавали) прецедентные решения внешних судебных инстанций, тем более, тех, в которых у наших прямых противников контрольный пакет голосов, то это весомое основание для приостановки своего участия в соответствующем международном договоре, серьезного переосмысления и пересмотра вопроса о возможности и целесообразности дальнейшего в нем участия.
А где же найти справедливость?
Но если нам вообще отказаться от юрисдикции ЕСПЧ, что в сложившихся условиях представляется естественным и логичным, то где же наши граждане после этого будут искать последней защиты?
Никоим образом не хочу лишить своих сограждан последней надежды и защиты. И потому, несмотря на все, изложенное выше, никак не настаиваю на срочном полном разрыве с ЕСПЧ. Сколь бы ущербен ни был нынешний компромисс, когда наш Конституционный суд решает, что из решений ЕСПЧ нашим властям исполнять, а что нет, это, тем не менее, какой-то временный выход из положения.
Но лишь временный, даже кратковременный. Мир ужесточается. И есть основания полагать, что на справедливость от внешних по отношению к стране инстанций мы с каждым днем далее сможем рассчитывать все меньше, а попыток необоснованного и неуместного, в том числе, корыстно мотивированного диктата в свою пользу будем получать от них все больше.
Аналогично, да еще и ссылаясь на внешнюю угрозу, и за внутренними корыстно мотивированными (и максимально скрытыми, даже засекреченными) решениями против общества и граждан у нашего олигархата тоже, что называется, не заржавеет. На совесть здесь рассчитывать точно не приходится.
Значит, задача в том, чтобы и внешний «супостат» стране не диктовал, но и чтобы свои власти в отношении общества и «маленького человека» не распоясывались.
Значит, столбовая дорога — другая.
Первое: все-таки свой собственный подлинно независимый от властей суд для рассмотрения всех споров между гражданами и властями. Сейчас до этого далеко. Но перспектива — именно в этом.
Второе. По мере решения первого вопроса, полный выход из под юрисдикции внешнего суда, в силу сложившейся в мире политической конфигурации, полностью контролируемого конкретным нашим, скажем условно, «партнером» (что, повторю, уже недопустимо, независимо от сиюминутных отношений с ним), а фактически ныне нашим противником, да еще и, к сожалению, столь явно себя дискредитирующего своими решениями.