«Не отдадим детей сепаратистам»

Давая мне поручение отвезти в коррекционный интернат городка Лутугино пожертвование от своего канадского знакомого и подарки — от себя, журналист Андрей Бабицкий предупредил, что ехать придется через обстреливаемый район. Но в этот день на исходе марта о войне здесь напоминали лишь патрули на дорогах да редкие следы «прилетов» — трудолюбивый и домовитый народ ремонтирует все на удивление быстро. «А дороги на Луганщине и до войны были ужасные», — комментирует бывалый таксист Дима, в свое время возивший и российских тележурналистов, и наблюдателей ОБСЕ. Дима на свой лад развлекает меня фронтовыми байками — о том, как украинцы через сомнительный источник заманили русских журналистов на горячий сюжет и обстреляли из минометов, о том, как два БТРа из добробатов держали под огнем танк ВСУ, заставляя экипаж стрелять по поселку, а как только ополченцы спалили одну машину и прогнали другую, «танк, вы представьте, сразу развернулся и уехал!».

Бабицкий рекомендовал подарки — фрукты, конфеты, сок — купить в Лутугино, а не в Донецке — выйдет, мол, дешевле. Добравшись до городка -18 тысяч жителей, градообразующее предприятие — Лутугинский государственный научно-производственный валковый комбинат, изготавливавший валки для металлургической промышленности, а также производства резины, бумаги и даже размола муки и соли. Главой города одно время был второй знаменитый доброволец из Ухты после Арсена Павлова «Моторолы», Егор Русский.

Заходим в местный супермаркет. Вход в магазин — через кафе-столовую, на диво чистую и современную. В самом супермаркете тоже все блестит, включая полупустые полки. Цены, на самом деле, не намного отличаются от донецких, но местный рынок (два часа дня) уже закрыт. Мы скупаем почти весь сок и конфеты в магазине, а также берем те фрукты, что поприличнее — нет, гнилья нету, но все очень вялое, будто это не южный край, где местные яблоки лежат в погребах до весны, а какая-то всамделишная Ухта. Продавцы с энтузиазмом принимают участие, притаскивают со склада коробки, чтобы удобнее все упаковать.

— Вы всю войну работали? — спрашиваю я женщин.

— Да… мы, было время, даже сами хлеб пекли, сейчас-то с поставками поприличнее.

— И что, постреливают у вас до сих пор?

— Сейчас уже гораздо, гораздо меньше… Но бывает.

Лутугино летом 2014-го несколько раз переходило из рук в руки, были сильные разрушения. На сентябрьском ролике из ютуба видна целая колонна сожженной техники ВСУ и разбитые площади комбината. Сейчас центр производит вполне мирное впечатление — если бы не некоторое безлюдье. Обстрелы, как правило, начинаются вечером, поэтому весь Донбасс живет в первой половине дня.

В интернате разговариваем с завучем Любовью Владимировной Потынной. Директор, тоже Любовь, по отчеству Павловна, по фамилии Шаменко, находится в больнице в Луганске (сердечный приступ). Но, как настоящий командир своего маленького подразделения, отвечает на телефонный звонок. Голос слабый. Рассказывает, как летом 14-го всех воспитанников, 98 детей, вывезли в Одессу. К лучшему, потому что вскоре начались активные бои. Сейчас, правда, дети пишут сообщения ВКонтакте, просятся обратно.

После возвращения города под контроль ЛНР в сентябре 2014-го здание интерната оказалось серьезно повреждено. Нам показывают следы минометного обстрела, а также тщательно заделанную дыру в фасаде: «Стояк был поврежден, здание просело, три классные комнаты разрушены. Стреляли из танка прямой наводкой», — рассказывает Любовь Владимировна.

— А кто стрелял-то?

— Да кто теперь разберет! Может, и ополченцы, когда отбивали. А ВСУ когда заходили, то кинули в подвал гранату. Наша ночная воспитательница спряталась там с семьей, еще кто-то из поселковых там укрылся от обстрела. А они дверь подергали — закрыто, да и закатили гранату в подвал. Парня одного сильно ранило, в реанимацию увезли, все остальные с осколочными, и собаку, что с ними была, контузило. ВСУшники потом хватились — це місцеві, це місцеві… Мол, думали, что «боевики». Ночная наша, как вернулась домой, увидела, что у них тоже подвал раскурочен — так что их не эта, так та граната бы в любом случае нашла.

Один из эффектов войны — люди мобилизуются вопреки всему. Сколько подобных интернатов и на Украине, и в России влачат жалкое существование, но Лутугинский — во многом, как говорят сотрудники, энергией своего директора, — был восстановлен менее чем за полтора месяца.

— У нас был раньше исключительно сиротский профиль, но еще в мае-апреле мы начали оформлять документы, чтобы брать и других ребят. А во время войны многие семьи оказались в тяжелом положении. Поэтому после восстановления мы набрали не только сирот, но и детей из неполных семей, потерявших кормильца или дом, или просто в тяжелом материальном положении. У кого-то, например, нет денег угля или дров купить, топить нечем, и в доме зимой холодно. А у нас тепло, хоть и всего три котла, а нужно вообще-то четыре… Все дети у нас с диагнозом ЗПР — задержка психического развития, интернат все же коррекционный, тех кто может учиться в общеобразовательных заведениях, мы не можем брать. Но практически все дети у нас начинают общаться, читать-писать и так далее. До войны почти все воспитанники поступали в техникумы, некоторые и в вузы.

Интернат открылся заново 17-го октября 2014-го года. Сейчас в нем учится 128 детей с четырех до шестнадцати лет: есть дошкольная группа и классы с первого по девятый. Красивый танцевальный зал, библиотека, в классах цветы. Во дворе — футбольное поле, теннисные столы. Бегает маленькая темно-серая собачка.

— Не та, которую контузило?

— А, вы знаете, сколько их у нас!

Небольшой садик: тополя и туи. «Все деревья инвентаризованы. Некоторые, правда, были утрачены во время боев. И на футбольном поле были воронки».

В вестибюле — довоенное еще панно с запорожскими казаками.

— Закрашивать будете? — в шутку интересуюсь я у другого завуча, по воспитательной работе.

— Мы что, больные? — отвечает женщина.

К Украине как государству после войны отношение, мягко говоря, сложное. Но завуч Любовь Владимировна — преподаватель украинского языка — говорит, что до сих пор думает на двух языках. И ненависти у этих женщин нет. Есть непонимание.

В маленьком музее — поделки воспитанников и уголок боевой славы, мундиры ветеранов. Еще не этой войны — Великой Отечественной и Афганской.

— Как сказывается на детях война?

— Они какие-то более серьезные становятся. Дети, которые пережили горе, которые были под бомбежками, они знаете, сколько видели? Вы такого не видели… Некоторые боятся громких звуков. Одна девочка стала бояться высоты — все время ходит и за стенку держится. Да вы сейчас сами посмотрите. Большинство разъехались по домам, сейчас же каникулы, остались те ребята, кому некуда…

Татьяна Николаевна — классный руководитель 1-го «б»:

— Тут, понимаете, есть такие истории — мама, например, с детьми в четырнадцатом выехала в Россию спешно, бежали буквально, документы утеряны, считаются без вести пропавшими и пособий не получают, пока восстановят, пока то-се. Трудное положение. Есть и дети ополченцев. Многие прошли обстрелы, сидели по подвалам — один мальчик, например, не может слышать даже звук лопнувшего воздушного шарика. И еще история с ребятами, которых в Одессу увезли — они очень хотят вернуться, особенно те, кто постарше. У кого-то здесь остались опекуны, бабушки в основном. Но с той стороны пишут — не отдадим, мол, детей сепаратистам.

Две воспитательницы приводят группу первоклассников. Единственное их отличие от детей «обычных» — то, что они какие-то очень тихие. Не шумят, не бегают.

— Дети, вам привезли подарки. Давайте сфотографируемся. — Говорят воспитательницы. Никто из малышей не торопится хватать конфеты и яблоки. Светловолосому Виталику дают в руки торт, он улыбается и поднимает его над головой.

Я снимаю. Мне неудобно, но нужно для отчета.

Две девочки стоят с куклами, действительно очень серьезные.

— Как зовут твою куклу? — спрашиваю я.

— Давай будет Алиса, — подсказывает воспитательница. Девочки молчат. Мальчишки немного более оживлены.

— Ребята, мне сказали, что у вас сегодня футбол. С кем будете играть?

— С другой командой! — раздаются голоса.

— С ребятами из поселка, — поясняет одна из воспитательниц.

— Со старшаками! — мальчики.

— Хорошо. А как называется ваша команда?

— Россия! — хором отвечают несколько пацанов: Женя, Сережа и беленький Виталик.

…- У нас несколько воспитанников в ополчение ушло. У кого как сложилась судьба, те, кто живы-здоровы, заходят иногда или присылают подарки, молодцы, не забывают, — говорит Любовь Владимировна. — Хорошо бы, конечно, поскорее все это закончилось.

Детей уже увели воспитательницы, они помахали мне и шоферу Диме на прощанье и пригласили «приезжать снова»; рядом крутилась маленькая серая собачка — не та, которую контузило, а какая-то еще.