Кого бы он считал «своим» сегодня, на какой стороне баррикад оказался?

Большая часть, опубликованной 25 января «Свободной прессой» и вызвавшей резонанс, статьи Захара Прилепина «Высоцкий — наш современник» — этакое ритуальное приплясывание вокруг пустого мешка. Вопрос о том, пил бы Высоцкий с Ельциным на брудершафт или не пил, если бы прожил ещё полтора десятка лет, казалось бы, должен мало волновать человека, который считает, что сейчас для России и Русского мира главное — победа в Донбассе.
Ведь ясно же, что смерть это важнейшая составляющая жизни любого человека. А тем более, человека творческого. А тем более — такого огромного явления, каким был и остаётся Высоцкий. Отними у Николая Рубцова гибель в «крещенские морозы», у Сергея Есенина его смерть в «Англетере», у Александра Пушкина и Михаила Лермонтова их роковые дуэли, и в народном сознании они остались бы совсем иными. Высоцкий должен был уйти до перестройки и прочих, перечисленных Захаром пакостей постсоветской эпохи, и он ушёл. Точно так же, как должен был уйти в свой срок Джон Леннон, после чего справедливо стали говорить, что с ним ушла эпоха.
Прилепин, как человек умный, это понимает, и сам же пишет: «Высоцкий умер и все противоречия разрешил».
Так для чего тогда писать статью? Для того чтобы объяснить кому-то, кто этого ещё не понял, что Высоцкий это не Есенин, а Есенин — не Высоцкий? И что с листа стихи Высоцкого читать — это совсем не то? Говорят, что некоторые поклонники Высоцкого поняли это, ещё когда в восьмидесятых годах прошлого века вышла первая книга Владимира Семёновича «Нерв». Многие были разочарованы. А потом просто вернулись к прослушиванию его стихов в неповторимом исполнении на кассетах и пластинках.
Не ради же того, чтобы поспекулировать на чужой славе писал Захар статью?! У него своей — навалом.
Кого бы он считал «своим» сегодня, на какой стороне баррикад оказался?
Однако среди прочего Прилепин как бы между делом выдвинул против Высоцкого крайне серьёзное обвинение. Правда, вроде бы не только от себя лично, а ссылаясь на поэта и публициста, главного редактора журнала «Наш Современник» Станислава Юрьевича Куняева. «Высоцкий, что называется, открыл ящик Пандоры, когда начал смешить своего слушателя — чтоб нравиться этому слушателю, его среднему вкусу, — не повышая планку для слушателя, а понижая.
Куняев приводил в пример эту известную песню Высоцкого: про Лукоморье, которого и след простыл. Найдите, послушайте.
И Куняев очень спокойно объясняет: так нельзя делать. Это классические стихи Пушкина, которые воспитали целые поколения русских людей. Это — святое. И если мы сегодня начинаем высмеивать это, завтра приходят смехачи всех остальных мастей, которым смешно вообще всё: русский солдат, русская женщина, русские святыни, Россия как таковая. И они пришли ведь" - пишет Захар.
То есть едва ли не всю свою творческую жизнь занимался «игрой на понижение, ради того, чтобы нравится большему количеству людей.
И далее Захар Прилепин делает как бы реверанс в сторону Высоцкого: «Самый лучший Высоцкий — это Высоцкий последних лет, когда ему уже не хотелось нравиться кому-либо, когда сочинил он „Райские яблоки“ и „Кони привередливые“. Когда он не с легковерным слушателем стал разговаривать, а с ангелами и с апостолами. Это — классика».
Ну, во-первых, это странное обвинение, что творческому человеку хочется нравиться. Почему-то я уверен, что писателю Захару Прилепину тоже приятно, когда его романы и рассказы нравятся. Мне вот, кстати, пожалуй, даже больше романов нравятся некоторые его рассказы из книги «Ботинки, полные горячей водки». А один читатель сказал мне, что после прочтения этой книги хочется вымыть руки — так много шлюх, грязи и алкоголя. Как говорится, как ни старайся, всем не понравишься. Ну, это я отвлёкся.
Что касается «Коней привередливых» то нет смысла доказывать, что это одна из самых популярных и любимых в народе песен Высоцкого. Тоже странно получается: всю жизнь стремился нравиться, а тут перестал стремиться и понравился всем ещё больше.
Да, Высоцкий внешне прост и доступен для понимания «большого количества людей». Но это та зачаровывающая слушателя уверенная в своей силе простота, за которую, как правильно заметил Прилепин по другому поводу, многие готовы были бы отдать всё, что угодно, вплоть до души.
Фарисейства Высоцкий действительно не любил и мог со всей выстраданной честностью сказать о себе: «Ни единою буквой не лгу». Не может получить всенародной любви поэт и певец, который подстраивается под какой-то там средний вкус или под что угодно. Хотя, впрочем, и всенародность — понятие довольно абстрактное. Полно было и есть тех, кто не принимал и принимает Высоцкого. Однако когда миллионы людей начинают буквально гоняться за каждой новой песней кумира, причём делают это не год, не два, а десятилетия, как это объяснить…
Вот я считаю огромным явлением поэзии 20-го века Николая Ивановича Тряпкина. Стихи свои на выступлениях он, кстати, тоже пел. Тоже хотел нравиться. Вернее, быть услышанным. Дело в том, что Тряпкин с рождения заикался. А когда пел — заикание проходило. И только таким образом слушатель на выступлениях мог воспринять его стихотворения. И как говорили очевидцы, да и по редким сохранившимся записям это слышно и видно, пел удивительно, голос его слышался как будто из глубины веков. Однако ж вот не бегали за ним поклонники в надежде записать на плёнку ещё не услышанное стихотворение. Кто тут виноват — поэт или народ, который не в должной мере оценил? Никто не виноват.
А что касается приведённого примера с пародией на «Лукоморье», то не смешная эта пародия, вот в чём дело, не смешная, а трагичная.
Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Берегли они царя и моря,
Каждый взял себе надел, кур завел и в нем сидел
Охраняя свой удел не у дел.
Украина готовит больницы для приема тысяч раненых
«…Ты уймись, уймись тоска, у меня в груди, это только присказка, сказка впереди». Выдающиеся писатели и литературоведы увидели в этой песне игру на понижение вкуса слушателя, а аз многогрешный увидел трагедию и предсказание как раз того, что с нами, со страной и народом случилось спустя два десятилетия. Впрочем, в перестройку это уже явно случилось. А потребительская бездуховная «антисказка» (так Высоцкий на концертах называл «Лукоморье») началась задолго до назначения генсеком КПСС Михаила Горбачёва. И не случайно заканчивается песня словами: «Если это присказка, значит — дело дрянь».
Закончу эти заметки словами из статьи, о которой рассуждаю: «…Как символ эпохи Советской — Владимир Семёнович Высоцкий останется до тех пор, пока мы помним это время и все его победы и трагедии». Добавил бы только от себя, что Высоцкий не только символ советской эпохи, но и символ России 20-го века. И если в наступающие непростые времена удастся нам сохранить Россию, то и память о Высоцком, конечно, сохранится.