«Работников московского метро списывают еще до пенсии»

Светлана Разина, председатель независимого профсоюза Московского метрополитена, в интервью «Свободной прессе» рассказывает, как устроена жизнь под землей.

— В рекламных объявлениях пишут, что машинисты в метро зарабатывают больше 50 тысяч рублей. Это действительно так?

— Обещают и по 69 тысяч! Я всегда говорила — покажите мне этого человека, я хочу увидеть его своими глазами. Не существует такого человека. Теоретически можно столько зарабатывать, если соблюсти несколько условий: человек должен работать на Сокольнической линии, у него выслуга лет, он старший на составе, у него первый класс, и он еще и перерабатывает. Большие зарплаты на этой должности для тех, кто отработал 15−20 лет. У меня есть такие знакомые, у них в квитке больше 50 тысяч рублей. Правдой было бы, если бы написали — зарплата от 20 до 69 тысяч.

Сейчас в основном машинистами работают молодые. Те, кто отработали по 20 лет, ушли операторами, слесарями, кем угодно, даже банщиками — потому что очень сильно возросла нагрузка.

У нас очень много людей списывают, они не проходят медкомиссии. Даже до пенсии не дорабатывают. Я сейчас всем говорю — ребята, вы до пенсии не дотянете. Люди теряют здоровье, оно не успевает восстановиться. И сейчас, если постоять, понаблюдать за движением — в основном едет молодежь. Раньше все всех в лицо знали, а теперь люди постоянно меняются.

— Работа настолько тяжелая?

— Раньше смены были короче, а в поезде работали двое — машинист управлял составом, помощник следил за дверями. Сейчас все делает один машинист. А помощник рядом стоит или сидит на скамейке — вообще ничего не делает. Учится.

Кроме того, до 1992-го года для машинистов установлен 6-часовой рабочий день. В свое время были на эту тему исследования, пришли к выводу, что машинист работает продуктивно первые 4 часа, потом 2 часа — уже работоспособность снижается. И поэтому ему нужно устраивать какие-то перерывы — на питание, потому что мы все ходили с бутербродами, и санитарные. И сначала это исполнялось. А потом вдруг, как пошла нехватка людей, решили, что смена для машиниста — 8,5 часов. После такого дня человек, конечно, как выжатый лимон.

— А как вообще устроен рабочий день машиниста?

— Зависит от смены. Бывают ранние — заступление в 6.25, или в 8, или в 11 — в течение всего дня люди выходят на работу. Бывают в ночь — можно выйти в 3 часа утра, можно с 18 часов. При этом с 2-х ночи машинисты спят в комнате отдыха — кстати, это время не оплачивается — а свой состав ставят в тоннеле.

— Комнаты отдыха — под землей?

— Нет, это либо в депо, либо обычные квартиры в жилых домах, двух- трех- или даже 6-комнатные. Чистые, с неплохим ремонтом, одеяла, постельное белье — все новое, за этим хорошо следят. В каждой комнате стоят по 2−3 койки. Только раз припомню случай, когда в одной из таких квартир завелись крысы — так мы собирались устроить забастовку прямо в тоннелях.

В 5 утра машинисты просыпаются, возвращаются под землю, и работают до 9−10 часов утра. Потом, где-то через 3 часа после начала должен быть обеденный перерыв. Но часто подменить машиниста некем.

— И что, едят на ходу?

— Да, прямо на ходу. Еду приносим с собой, питанием никто не обеспечивает. Когда я начинала работать, работа без обеденного перерыва была все-таки исключением. Сейчас начальники, особенно из тех, кто погибче, просто закрывают на это глаза. Но самое неприятное — машинистов лишили санитарных подмен.

— То есть нет возможности в туалет сбегать?

— По идее у нас каждые 2−2,5 часа на предпоследних станциях каждой линии должны быть подменные бригады. Скажем, на синей ветке нас подменяли на Первомайской, и пока поезд доходил до Щелковской и возвращался обратно, у нас было 7−10 минут. Сейчас — если только через диспетчера потребовать срочную замену. Но все равно, раньше, чем через 20−30 минут вряд ли найдут человека, который сможет перехватить поезд.

— Когда новые поезда разрабатывали, кто-нибудь предлагал решить этот вопрос?

— Нет, а зачем? Терпеть надо! В свое время, когда начали отменять эти санитарные подмены, у нас было совещание по безопасности, я начала высказываться по поводу этого безобразия. Я прямо предложила — выдать каждому машинисту по ведру. Потом мы пикет проводили, на плакатах рисовали шкафчики, как в детском саду, с подписанными горшками.

Был случай такой — один из машинистов на конечной станции побежал в туалет. А он закрыт, занят. Он начал стучаться, потому что надо срочно. Оттуда выходит милиционер, и видно машинист нагрубил ему. Тот очень обиделся, достал наручники, и приковал машиниста к батарее. Поезд надо отправлять, а машиниста нет, он пропал неизвестно где.

— Машинистов, в таком случае, надо готовить, как космонавтов. Где такому учат?

— Прямо в метро. Правда, методика постоянно меняется. Раньше были курсы машинистов — 9 месяцев. Потом их отменили — потому что за такой срок обучить человека на машиниста, не представляющего, что это за работа, невозможно. Теперь есть возможность сначала стать помощником машиниста, набор на курсы идет каждые 3−4 месяца. Но помощник, напомню, ничего не делает — только на скамейке сидит. Зато потом можно пройти курсы и получить права. При этом никто ничего не гарантирует. Элементарно, человек может просто не суметь адаптироваться.

— Адаптироваться к чему?

— К тоннелю, в первую очередь. Привыкание идет примерно год. Не каждый выдерживает — темнота, замкнутое пространство, вдвоем в кабине, постоянные резкие вспышки света.

Чем человек моложе, тем проще приспособиться. Если в кабине двое, хоть есть с кем поговорить, а когда в одиночку? Кто-то водой брызгается, кто-то зарядку делает на перегоне, кто-то петь начинает. У определенной категории людей вообще начинаются как спазмы — им, конечно, работать нельзя. А выявить это можно только в процессе работы.

А еще смены — то тебе нужно в 5 часов утра вставать, то нужно работать до 2−3 часов ночи, не каждый адаптируется. Меняется график, все меняется. При этом человека сразу после курсов ставят управлять составом.

— Люди не выдерживают, а техника?

— Да, внештатных случаев много — подвижной состав плохо ремонтируется, и так далее. При этом машинисту надо в течение 5 минут среагировать, выяснить, что произошло — поезд не пошел, еще какая-то ситуация. Нужно из нее выходить. Иногда даже доложить диспетчеру правильно, что у меня произошло, чтобы «подсказчик» тебе объяснил — делай то-то и то-то. И молодой, неподготовленный машинист часто не может сам справится с проблемой. И его либо вспомогательным выталкивают, либо кто-то быстро подбегает и его подменяет. Такого машиниста быстро снимают — так же быстро, как и поставили. Естественно — потому что у него нет практики.

— Плюс, наверняка, люди стремятся взять переработку?

— Мои ребята (члены независимого профсоюза, около 200 человек — Д.Т.) отказываются всегда — пришли к выводу, что она попросту невыгодна. По трудовому законодательству можно в год переработать 120 часов — не более. Но добровольно, по личному заявлению. К тем, кто поопытнее, с этим вопросом не подступиться, а от молодых перед медосмотром прямо требуют — пиши заявление на добровольную переработку на все 120 часов. Людей начинают обрабатывать, давить на них, и в итоге, конечно, они соглашаются.

— Зато машинисты раньше на пенсию выходят.

— Да, те, кто до нее доживает. Я вот сейчас поднимаю проблему честной аттестации рабочих мест в метро. С ней никого никогда не знакомили. Случайно мне в руки попал этот документ. Шум — чуть-чуть, вибрация — ноль, воздух — идеальный. В Киеве в метрополитене независимый профсоюз добился такой аттестации — там и шум, и вибрация, все в соответствии с реальностью. И там машинист уходит на пенсию в 50 лет, у нас — в 55. Сейчас дежурные ко мне обратились — они в тоннеле находятся 12 часов безвылазно. Шум от поездов, вибрация, а по документам выходит, что они работают с канцелярскими принадлежностями. А в метро существуют места, где есть даже радиация.

— А откуда в метро радиация?

— Дело в том, что у нас там работает много всяких «объектов», плюс некоторые отделочные материалы станций дают излучение выше нормы. На Октябрьской-кольцевой ко мне обратилась дежурная — говорит, вон та колонна фонит. Вроде даже приезжал кто-то, замерял уровень. Я спрашиваю — и все? И все. Поэтому я и добиваюсь честной аттестации — чтобы люди успевали уйти на пенсию, а не умирали перед пенсией. Зависть берет, когда старички из Европы — туристы приезжают с экскурсиями. У них на пенсии только жизнь начинается.

— Не складывается впечатление, что это происходит целенаправленно, чтобы люди не задерживались? Как в сетях быстрого питания — поработал год-два и свободен?

— Да, многие так и работают. Кроме того — новичкам часто не хватает знаний. У машиниста 55 инструкций, я сама часть впервые увидела, только когда начала заниматься профсоюзной деятельностью. И они противоречат друг другу. Человека всегда можно наказать — не по одной, так по другой инструкции. Поэтому люди просто боятся лишний раз возразить начальству.

— Это все неудобства для работников, но пассажирам главное — чтобы их везли, им-то что до этих проблем?

— Обратите внимание — последние 3−4 года вагоны битком. Если раньше, когда я работала, был пик утренний и вечерний, а днем уже посвободнее, нет особой давки. Сейчас вагоны забиты почти весь день. Это потому, что сократили парность (количество поездов на линии — Д.Т.). Якобы по той причине, что уменьшился пассажиропоток. Но это же можно просчитать! Вы посмотрите, какой поток, как забиты вагоны метро. Раньше, я знаю, считали визуально — расставляли людей, просматривается вагон насквозь, стоят люди, сидят, в каких вагонах людей больше, меньше. Сейчас даже не знаю, следят ли за этим. Все битком. Плюс постоянные неисправности, поломки, поезда в тоннелях встают.

— Да, заставляют понервничать.

— На самом деле у машиниста есть инструкция, что через 30 секунд он должен доложить, что не волнуйтесь, состав через какое-то время отправится. Но такие объявления делаются не всегда. Я наблюдала за пассажирами сама как пассажир — сначала кто-то разговаривает, кто-то читает, через некоторое время люди начинают осматриваться по сторонам, напрягаться, почему стоим? Еще один момент — если остановились в тоннеле, поступление воздуха в вагон практически прекращается. В давке быстро становится душно. Поэтому, конечно, людям, например, с сердечными заболеваниями ни в коем случае нельзя в давку лезть — надо выбирать вагон посвободнее.

— В свое время руководство метрополитена обещало в каждый вагон по кондиционеру.

— Для меня лично это сомнительно. На поездах «Яуза» сделали кондиционеры, но когда их включали, вырубало энергоподстанции — сети не были рассчитаны на такую нагрузку. Единственное, машинисты сейчас восхищаются — на «Русичах» в кабинах наконец-то сделали вентиляцию, а раньше и там была духота. Обратите внимание — даже сейчас, в морозы, не в кителях работают, а в рубашках.

Гораздо лучше, если бы разобрались с вентиляцией на станциях. Она, конечно, устаревшая. На новых линиях — да, она мощная, она справляется. Там, где пассажиры зимой не раздеваются — значит, там вентиляция работает, это вернейший показатель. Гаев (Дмитрий Гаев, начальник Московского метрополитена — Д.Т.) говорит — в некоторых местах 47 лет вентиляции, и мы ее все ремонтируем. Так она уже не работает, есть ли смысл ее ремонтировать?

— Вы с Московским метрополитеном уже 40 лет — машинистом, теперь профсоюзным лидером. Когда подземка была безопаснее — сейчас или тогда?

— В советское время внештатных ситуаций было мало, в основном поломки вагонов старых типов. Потом, в 90-х, настоящей бедой были возгорания. Мы даже приходя на работу шутили — ребята, ну кто у нас сегодня будет гореть? Тогда же выяснилось, что большая часть огнетушителей либо пустые, либо неисправные. Потом эти проблемы решили. Кстати, машинист, кроме всего прочего, обязан и пожары тушить. У нас есть на станциях пожарные команды, но их функции — только проверять пломбы.

В 1994 году запускали Серпуховскую, «серую» линию — в авральном порядке, недоделанную, часть оборудования установить не успели. Тогда в один день произошло 4 столкновения поездов. Виноватыми тут же объявили машинистов. Мы провели акцию протеста, итальянскую забастовку — при малейшей неисправности уводили состав в депо.

В 1998-м году была другая беда — вдруг все машинисты стали засыпать. Подмен нет, продолжительность смены большая, на отдых давали по 12 часов. Люди по полмесяца работали без выходных.

— А сейчас?

— Сейчас такого уже нет — обязательные еженедельные выходные, чтобы человек работал без отдыха больше недели это уже ЧП. Руководство исправляется, пусть и не сразу. Если раньше наши протесты сразу воспринимали в штыки — то теперь готовы к диалогу. Но с другой стороны за это приходится платить — за теми, кто вступает в независимый профсоюз, нельзя сказать слежка, назовем это «повышенное внимание».