31 марта 1991 года в Будапеште был подписан протокол, поставивший крест на Восточном блоке. О том, как это происходило и к чему привело, мы попросили рассказать последнего начальника штаба Объединенных Вооруженных Сил Варшавского договора генерала армии Владимира Лобова.
«СП»: — Чем был вызван роспуск военной организации Варшавского договора?
— Никаких объективных причин для этого не было. Как известно, Варшавский договор был подписан в 1955 году в ответ на создание шестью годами раньше военного блока НАТО, который сразу же проявил свою агрессивную антисоветскую направленность. В 1991 году никто даже не обещал тогдашнему президенту СССР Горбачеву в ответ на роспуск Варшавского договора демонтировать НАТО. Тот в состоянии непонятной эйфории сам убедил себя в том, что «холодная» война закончилась, и США стали для нас чуть ли не родным братом.
Строго говоря, решение о ликвидации военной организации Варшавского договора было принято ещё в феврале 1991 года на последнем заседании Политического Консультативного Комитета, которое проходило в московской гостинице «Октябрьская». Присутствовали все главы государств. Горбачев только приехал из США и сразу — на заседание, по сути дела, без подготовки. Председательствовал в тот день венгерский руководитель. Он встал и сказал: мол, у нас в повестке дня три вопроса, но давайте все обсуждать не будем, а возьмем только один — о ликвидации военной организации Варшавского договора. Присутствующие закивали головами. Только румынский лидер возразил: мол, это несвоевременно. Подошла очередь высказаться Горбачеву. Он прямо с места начал говорить не о Варшавском договоре, а о визите в США. После этого заседание быстренько закруглилось. Председательствующий предложил поручить подготовку и подписание соответствующих документов министрам иностранных дел и обороны. К 31 марта 1991 года все было закончено.
«СП»: — Как проходил сам процесс подписания документов о роспуске Восточного военного блока?
— На заседание в Будапешт приехали все первые лица стран-участниц. Все, кроме Горбачева, приславшего вместо себя вице-президента СССР Янаева, подпись которого и стоит под протоколом о прекращении деятельности организации. Причем стоит на первом месте в списке, тогда как согласно принятому в ОВД правилу все страны указываются в алфавитном порядке, то есть представитель СССР всегда должен был подписываться на предпоследней строчке перед подписью представителя Чехословакии. Уже после развала ОВД ни Горбачев, ни МИД не предприняли шагов, чтобы сохранить хоть какое-то влияние Москвы в странах-участницах. Они даже не ездили туда, а ведь обстановка позволяла в договоре о роспуске ОВД сохранить положение, которое закрепило бы обязательства стран Варшавского договора не участвовать впредь ни в каких блоках и союзах. Москва дистанцировалась от своих бывших союзников. Возможностей работать с этими странами, на мой взгляд, было множество, но мы их не использовали. Мы просто отдали эти страны Западу. Одним махом всех бросили и забыли!
«СП»: — Что происходило после подписания протокола?
— Не секрет, что Варшавский договор создавал на западном направлении линию обороны от НАТО. Готовились коммуникации, складировались запасы продовольствия и горюче-смазочных материалов, необходимых для обеспечения прохода вторых эшелонов. И вот с развалом ОВД начался дележ запасов. В итоге, насколько я знаю, в Союз смогли вывезти достаточно много. Однако многое досталось и бывшим странам ОВД: аэродромное оборудование, не подлежащие демонтажу коммуникации.
Хочу особо подчеркнуть, что ОВД сыграла огромную положительную роль в послевоенном обустройстве Европы. Несмотря на то, что противостояние способствовало разъединению континента, безопасность на нем поддерживалась на очень высоком уровне. А с роспуском ОВД международную стабильность обеспечивать стало, к сожалению, труднее. Европа за эти годы пережила немало потрясений. Чего только стоит агрессия США против Югославии! Сейчас мы пожинаем горькие плоды роспуска ОВД: бывшие его участники потянулись в НАТО. Угроз для России и её союзников стало больше.
«СП»: — А как сложилась ваша личная судьба после ликвидации военной организации Варшавского договора?
— Поскольку я был относительно молод и уволить в запас меня не могли, мне предложили должность начальника Академии имени Фрунзе.
Вдруг после поражения ГКЧП 23 августа 1991 года в 16 часов — звонок по «кремлевке». Представляется: это Шапошников (я его лично не знал, хотя видел не раз), говорит: приезжай ко мне, я нахожусь в кабинете министра обороны. Подъезжаю к Генштабу, а там… Такого бедлама я еще никогда не видел — какие-то гражданские, расхристанные военные, секретные бумаги валяются в коридорах. В приемной министра — человек 12 старших лейтенантов, капитанов, майоров с летными погонами, вооружены автоматами.
Один из них мне говорит: «Вас ждет министр обороны». Открываю дверь — навстречу идет генерал-полковник (тогда еще) Шапошников, счастливый, радость из него прямо брызжет. Я, сообщает, назначен министром, а ты — начальником Генштаба. Давай, говорит, прикинем, с чего начнем. Э, нет, отвечаю, давай приказ или указ. Кем назначен? На основании чего? Так ведь, со слов, это не делается. Он: ну что ты, мне не веришь?
В общем, долго мы так разговаривали. Нас часто прерывали телефонные звонки. Все время звонил Гавриил Попов. Шапошников в его партию тогда входил. После одного из звонков новоиспеченный министр подвел меня к телевизору, мол, мне сообщили, что сейчас будет транслироваться заседание Верховного совета России, наверняка там скажут и о тебе. Смотрим. Сидят в президиуме Ельцин, Горбачев. Верховный совет бурлит. Горбачева донимают разными вопросами. На один из них тот отвечает: «Мы кадровые вопросы уже решили. Министром обороны назначен Шапошников, начальником Генштаба — Лобов». Шапошников мне: «Вот, понял? Пойдем работать». Вновь отвечаю ему: «Нет, давай документ, тогда и будем разговаривать». А потом с предостережением добавляю: «Все это как-то сомнительно. Предчувствую: скоро и меня, и тебя здесь не будет».
«СП»: — Что вы имели в виду? Вы предчувствовали развал СССР, а вместе с ним и разрушение Советской армии?
— Нет, такого предчувствия не было. Просто на моих глазах проходили «революционные процессы» в армиях Варшавского договора, когда, бывало, министров и начальников штабов меняли за месяц не один раз. Я понял, что аналогичные процессы дошли и до нас. Часа через полтора принесли указ Горбачева о моем назначении. Ничего не оставалось, как его выполнять. Сразу же занялись ядерными делами, потом отправились на командный пункт. Надо было взять на себя управление Вооруженными Силами.
Вечером обзвонил командующих округами, предупредил, что в такой обстановке главное — обеспечить надежный уровень бдительности, боеготовности.
Шло время. Меня стало беспокоить то, что не было звонков от верховного главнокомандующего. Горбачев позвонил только через несколько дней: «Ты понимаешь, ситуация такая, что и поговорить с тобой некогда. Как ты там — вник, вошел в курс дела? Смотри: главное — ядерные дела…»
«СП»: — А ядерный чемоданчик у него был?
— И у него, и у меня, и у министра обороны, и еще у некоторых лиц. Через несколько дней меня вызвал Шапошников, предложил возглавить две комиссии. Одну — по реформам в Вооруженных силах, другую — по лояльности офицерского состава. Отказался. «Но реформами по своей линии ты все же занимайся», — настоял Шапошников. Потом те комиссии возглавил генерал Кобец, а заместителем у него стал капитан Лопатин. Я же со своими специалистами разработку реформ вел параллельно.
Достаточно быстро я вступил в конфликт с теми силами, которые проводили реформу в армии на свой лад. В конце сентября приносят мне директиву № 065 министра обороны. Читаю — и волосы дыбом. Документ разрешал распродавать оружие и технику должностным лицам от командира батальона и выше! Я — к министру. Он выслушал и начал шуметь: это меня подставили! Как могли подставить? Странно слышать. Короче говоря, условились, чтобы я эту директиву другой директивой отменил. После этого меня начали травить и в конце концов сняли с должности.
«СП»: — Как же сумели убрать вас, человека, в руках которого находились все нити управления Вооруженными силами?
— Прием — традиционный. Начальнику Генштаба был спланирован на конец ноября визит в Англию. К этому времени обстановка в стране накалилась. Я говорю: не время для визитов. Шапошников настаивает. Звоню Горбачеву, мол, нужно отложить визит. Тот: ни в коем случае, лети! Полетел. Возвратился из Англии 7 декабря ночью. Утром прибыл к министру. Шапошников улыбается, обнимает. Чувствую, что-то не то. Пытаюсь доложить о визите. Он: докладывать не надо! Я все понял. Говорю: «Вот видишь, я же предупреждал, что первым уйдут меня, потом тебя». Шапошников пропустил мимо ушей, а меня попросил не присутствовать на коллегии министерства, когда будут представлять нового начальника Генштаба Самсонова. Поначалу я не понял сей ход и согласился. Оказалось, на коллегии Шапошников взял лист бумаги и зачитал якобы написанный мной рапорт с просьбой об освобождении от должности в связи с болезнью. Конечно, никакого рапорта я не писал.
Думаю, дай-ка позвоню Горбачеву. Дозвонился. Он спрашивает: «Ну что там у тебя?» Докладываю: «Вот прибыл с визита». Горбачев прервал: «Знаю-знаю, хорошо прошел визит!» Я продолжаю: «Визит-то визитом, но пока я там был — с должности сняли». Он опять в курсе: «Знаю, но вокруг меня такая сложная политическая ситуация, а они пришли втроем и надавили, чтобы тебя отстранить». Кто — втроем? Не говорит. Я настаиваю: «Михаил Сергеевич, вы Верховный главнокомандующий, я начальник Генштаба. Между нами должна быть ясность. Объясните, в чем дело?» Он опять: «Политическая обстановка, то да се, иди в отпуск, мы тебя не забудем…» А вскоре Горбачев сам потерял свою должность. Не стало ни СССР, ни Советских вооруженных сил.