Николай Губенко показал драматургию «прямого действия»

Самая жесткая пьеса о нынешней России поставлена депутатом, а написана вице-губернатором

Театр «Содружество актеров Таганки» многие до сих пор воспринимают как «общество отколовшихся от Любимова». Сам руководитель театра, он же главный режиссер и депутат Мосгордумы от КПРФ Николай Губенко, настолько привык к вопросам о давнем уже конфликте начала 90-х, что, не дожидаясь расспросов, почти в каждом интервью излагает свою позицию по этому вопросу. Разошелся с Любимовым потому, что «спасал театр», а многолетнее прозябание в тени «той самой Таганки» — из-за того, что коммунист и не пользовался поддержкой властей.

Между тем, именно в этом театре, о котором большинство критиков благополучно забыло, вдруг появился спектакль, имеющий хорошие шансы стать хитом этого года. Уж очень хорошо он попадает в сегодняшнее настроение России. Все мы, с одной стороны, устали от сложности в словах и мыслях и хотим простоты, а с другой стороны — видим, что всё «прогнило в датском королевстве», и разуверились найти хороший выход.

На этом фоне депутат Губенко привлек в соавторы самого мрачного из «политизированных» писателей русской литературы — вице-губернатора Рязанской губернии в 1858−60 годах М. Е. Салтыкова-Щедрина. Спектакль «Арена жизни», премьера которого состоится 14−15 июня, поставлен по довольно поздним и мрачным произведениям писателя: «Дневнику провинциала в Санкт-Петербурге», «В больнице для умалишенных» и некоторым другим.

«Я хотел показать, что наше начальство за эти почти полтора века ничему не научилось, и государство наше всё то же при всех формах власти», — говорит Губенко. Текстовый материал этой цели вполне соответствует: много русских писателей (да что там, почти все) говорили о том, что «всё плохо», но, пожалуй, лишь Щедрин ставил окончательную точку: «…и ничего хорошего не будет».

Сюжета в «Арене жизни» практически нет, если речь о сюжете в прямом смысле этого слова. Герой-резонер — он же Писатель-провинциал (Денис Муляр) — нежданно-негаданно попадает в больницу для умалишенных. Где все больные чувствуют себя здоровыми, но по приказам и благодаря манипуляциям демонического Доктора (Данила Перов) абсолютно лишены воли и превращены в карнавальные марионетки. По ходу пьесы возникает множество отдельных реприз на злободневные темы — от водки до выборов — а заканчивается всё, разумеется, общим безнадежным коллапсом.

Название, отсылающее к цирку и карнавалу, а также клоуны и барабанщицы, периодически возникающие на сцене — не более чем обложка, этакие сценографические кавычки для основного посыла (месседжа — непатриотично) спектакля. Гарнир, и даже не то что гарнир — а травка для красоты на краешке тарелки. А основное блюдо — драматургия «прямого действия». Даже слишком прямого, на иной взгляд, а вообще-то именно такая, какая нужна сейчас, в 2010-м.

Кто мог подумать, что гражданственные монологи Щедрина могут столь органично читаться со сцены сейчас. Например, вот этот кусок, вошедший в спектакль: «…Все прожекты были коротенькие, на одном, много на двух листах. Потом перечитал заглавия и убедился, что везде говорилось об упразднении и уничтожении, и только один прожект трактовал о расширении, но и то — о расширении области действия квартальных надзирателей. Затем мною овладела моя обычная привычка резонировать по поводу выеденного яйца, и я уже на целые сутки сделался неспособным ни к каким дальнейшим исследованиям. Одни названия навели на меня какие-то необыкновенно тоскливые мысли…».

Слушаешь — и, может, смешно немного, поскольку слишком уж пафосно; но ведь правда, всё правда! Чистейшая — и тем страшнее, что прав по сегодняшнему времени оказывается именно мрачнейший из мрачных Щедрин. Причем тексты его, а равно и желчные газетные куплеты времен Александров Второго и Третьего, вообще не нуждаются в каком-либо осовременивании. Красный сюртук комичен также, как красный «с голдой» пиджак, а манишка столь же идет вечно мятущемуся и готовому взвыть от когнитивного диссонанса интеллигенту, как водолазка.

А уж как замечательно, с искрой и оттяжечкой, утюжит депутат Губенко российский парламент! Сцена «принятия закона о расстрелянии» вплоть до мельчайших протокольных деталей, вплоть до интонации актеров списана с заседания Мосгордумы, где режиссер заседает каждую неделю.

Ужас, который к финалу нарастает и прорывается дивной сценой с 12 ножами в беззащитную голову интеллигента — он не от физических мучений, а от невозможности на что-либо опереться в мире, где реальности нету, точнее, реальность — это правила игры, меняющиеся по произволу Доктора, Хозяина — да хоть Телевизора, из которого голова Доктора вещает почти весь спектакль. Трагедия западника — в смысле, человека, приученного к мысли о Человеческом Достоинстве — в России: ты, как настоящий неизлечимый больной, всё понимаешь, видишь, что всё идет не так и даже ровно наоборот, но ничего не можешь изменить.

Простой, страшный — и очень уместный для нынешнего, разуверившегося в себе и людях, 2010 года — спектакль. Возможно, лучшее, что поставлено у нас на гражданственную тему (кстати, именно «Дневник провинциала…» Щедрина поставил недавно, и с успехом, в Питере тот самый «несогласный актер» Алексей Девотченко).

Одна только деталь — скажем так, спорная. Закончен спектакль, актеры вышли на бис, занавес закрылся. И в этот момент, когда зрителям бы уже встать и отправиться на выход, начинается 10-минутная кинохроника. Белый Дом-1991, Белый Дом-1993, Чечня первая, Чечня вторая, Буденновск, Кизляр, Печатники, «Норд-Ост», Беслан… Звук — сначала «Песня о гражданской войне» группы DDT, затем — без перебивки — хрестоматийная, но от этого не менее сильная Lacrimosa из моцартовского «Реквиема».

Вообще говоря, такой ход, конечно, сильно сужает впечатление от спектакля. Если до хроники видишь, что этот спектакль — о русском Человеке, Стране и Государстве ныне, и присно, и во веки веков, то после хроники поневоле понимаешь: «Ах, вот что хотел сказать коммунист Губенко! Это, стало быть, про то, что все зло от демократов!». Сам Николай Губенко ответил на это так:

— Возможно, над этим и стоило бы подумать… Но давайте не будем притворяться — мы помним все эти двадцать лет. Помним, как голодали достойные люди, помним, кто радовался неудачам наших в Чечне. Помним, кто расстреливал парламент, знаем, кто плясал с музыкой, когда другие страдали и умирали. И сейчас — это не прошлое, ведь ничего не изменилось. С одной стороны, мы видим погибающих шахтеров в Междуреченске, работающих в опасных условиях, чтобы выжить. С другой стороны — мы видим хозяина этой шахты Абрамовича, который в это время смеется и у себя на яхте щупает девок. Поэтому хроника нужна, и хроника останется!