Половина жителей Дальнего Востока мечтают уехать оттуда

Наиболее патритотичными оказались петербуржцы — расстаться с городом хотят лишь 7%

1468

Традиционно считается, что народу России не присуща мобильность — то есть готовность переезжать туда, где труд данного человека более востребован или где жизнь легче и дешевле. Между тем, как выясняется, число высокомобильных россиян вполне значительно, однако процент готовых к миграции сильно различается в зависимости от региона, социальной и возрастной группы. Такие результаты показал недавний опрос фонда «Общественное мнение», проведенный среди 34 тысяч респондентов в 68 регионах страны.

Прежде всего, отметим, что в целом по России количество готовых к миграции, то есть желающих куда-либо переехать в поисках лучшей доли, составляет 21% среди опрошенных; тех же, кто хотел бы остаться и не желает переезжать — более чем втрое больше: 75%, при 4% не определившихся. Казалось бы, большинство россиян, судя по результатам этой выборки, отстаивают принцип «где родился, там и пригодился», однако и 21% - достаточно много: в масштабах 140-миллионной России мобильных — примерно 30 миллионов.

Портрет наиболее типичного желающего переехать таков: от 18 до 30 лет, образование — среднее или среднее специальное, живет в селе или городе с населением до 1 млн человек, материальное положение оценивает как среднее, недоволен положением дел в данном регионе. Интересно, что, если говорить о размере городов, из которых люди хотели бы уехать, то Москва — не самое спокойное в этом смысле место России. Из столицы не прочь были бы сбежать 8% «мобильных», это больше, чем число желающих уехать из городов-миллионников (6%).

А вот каков портрет типичного «остающегося»: возраст 40—60 лет, образование все то же среднее или среднее специальное (специфика выборки; но вот, к примеру, людей с высшим образованием среди не желающих перезжать меньше, чем среди желающих). Проживает в селе или крупных городах (не миллионниках), доходы средние, положением дел в регионе также недоволен.

Два важных отличия этих портретов, которые выясняются при внимательном изучении графиков: во-первых, как уже говорилось, среди потенциальных мигрантов больше людей с высшим образованием, чем среди остающихся. Во-вторых, в опроснике был один интересный пункт: «от чего зависит мое материальное положение?». Варианта два: от самого респондента или от обстоятельств. Примечательно то, что если среди мобильных людей ответы распределились примерно поровну (43% опрошенных против 41% высказались в пользу версии об «обстоятельствах»), то среди остающихся фаталистов куда больше: 50% против 34%.

Еще один вопрос, на который хотели ответить социологи — куда именно хотели бы переехать россияне. Выяснилось, что большинство (не менее 75%) под переездом имели в виду миграцию внутри России, и лишь 18% опрошенных «отъезжантов» нацелены на переезд в другую страну (14% в дальнее и 4% в ближнее зарубежье). Среди внутрироссийских направлений миграции наивысший рейтинг имеют не Москва (10%) и тем более не Питер (7%), а более или менее крупные города своего (15%) или иного (18%) региона РФ. Поскольку говорить о миграции внутри своего региона или переезде в соседнюю область ради «перемены мест» вряд ли осмысленно, остается предполагать, что большинство опрошенных имеют в виду именно «деловую» — то есть трудовую миграцию и переезд ради улучшения условий жизни.

Нарисованная картина вполне соответствует сложившейся и многажды описанной практике российской миграции в течение последних 30−40 лет. Зачем тем, кто выбирает переезд, менять один населенный пункт на другой в рамках того же региона — и даже не переезжать в столицу, а довольствоваться одним из городов области? Ответ простой: в последние годы продолжает гибнуть российская деревня и малые города.

Помимо миграции в поисках новых рабочих мест (что активно предлагается, например, жителям моногородов типа Пикалева или Тольятти), существует не менее мощный поток «социальной» миграции: из сел и малых городков переезжают тогда, когда там закрываются школы и больницы. Процесс в целом напоминает директивное искоренение «неперспективных деревень» в позднесоветские годы, когда количество малых населенных пунктов за несколько лет резко уменьшилось, а их жители перекочевали в райцентры и центральные усадьбы колхозов.

ФОМ в своем исследовании приводит также карту регионов, более и менее других склонных к миграции. В группе «чемпионов» по числу желающих уехать — Магаданская, Мурманская области, республика Коми, Амурская область, Хабаровский край, Сахалинская область, Архангельская область, Камчатский край, Ханты-Мансийский автономный округ, Еврейская автономная область, Курганская область, Приморский, Алтайский и Красноярский края. В Магаданской области максимум потенциальных мигрантов по России — 59% жителей хотели бы куда-нибудь переехать.

Иными словами, это практически весь восток России, за исключением тех сибирских городов, где есть мощные научные и промышленные центры, а также национальных республик (Якутии, Тувы и т. п.). Карта желающих мигрировать практически совпадает с картой наиболее пустынных территорий России (есть, конечно, и исключения: так, миграционный баланс Курганской области объясняется, скорее всего, не ее малопригодностью для жизни, а наличием рядом крупного центра притяжения — Екатеринбурга).

А вот среди тех регионов, где желание людей переехать ниже всего — Самарская, Новосибирская, Белгородская, Нижегородская, Воронежская области, Краснодарский край, Пензенская, Липецкая область. Наиболее же патриотичны жители Санкт-Петербурга: всего лишь 7% обитателей Северной столицы хотели бы ее покинуть.

И вот через чемпионский статус Петербурга можно попробовать понять «рецепт успеха» российского региона — слагаемые патриотизма его жителей. Это богатый регион? Достаточно богатый, но не без экономических проблем; Москва, которая не в пример богаче, имеет куда меньший рейтинг патриотизма. Это беспроблемный регион, удобный для жизни? Тоже не вполне: инфраструктура города на Неве сильно уступает московской, климат далек от идеального — в плюс работают только мощнейшая городская среда и наличие рядом моря и границы с Финляндией.

Главное достоинство Санкт-Петербурга — его осмысленность. Это самый индивидуальный регион России — настолько индивидуальный, что он практически и не Россия вовсе. Питерцы — прежде всего питерцы, а не «просто россияне»; отсюда особая петербуржская идентичность, причем идентичность, которая видит для себя пути развития.

Если присмотреться к другим регионам из «чемпионской» группы, то у всех них также есть «собственная гордость». Хлебные области Черноземья (Белгород, Воронеж, Липецк), Кубань — «всесоюзная здравница и житница», крепкие индустриальные города Поволжья (Самара и Нижний), плюс университетский Новосибирск. Примерно такой же развитой идентичностью обладает еще ряд регионов — Татарстан, Екатеринбург, Ярославль. Что же — они всего на пару процентов отличаются от лидеров, также примыкают к числу наиболее патриотичных регионов.

Отметим также высокий рейтинг Пермского края. Он практически равен рейтингу Свердловской области и составляет 21% желающих уехать против 76% желающих остаться. Остальные регионы Урала довольно далеко отстали: в Челябинске, например, мигрировать готовы 25% опрошенных, а в Кургане вовсе 34%. Возможно, это следствие начатой в Перми политики «культурной революции», превращения Перми в самостоятельный, независимый от столиц, культурный центр.

Особняком, как и на карте, стоит Калининградская область. Исходя из ее «потребительских» достоинств (близость к Европе, хороший климат и уютная городская среда), а также несомненной балтийской идентичности, стоило ожидать увидеть эту область в числе лидеров по миграционному балансу. Однако, по всей вероятности, здесь играет свою роль удаленность области от «материковой» России: слишком многие устали от сложностей с поездками в другие регионы России и потому желали бы переехать либо эмигрировать.

Обозреватель «СП», в прошлом участник многочисленных фольклорных экспедиций, не раз беседовал с жителями деревень разных областей о том, как понемногу обезлюдевает русская провинция. Привожу фрагмент из разговора с жительницей деревни Шараниха Павинского района Костромской области Надеждой Пашкиной, который состоялся в давнем уже 1999 году:

— Вот Кортюг была деревня, были Зуделята… Там сейчас кто-то живет?

— Нет, что ты. Там уже лет 20 и не живет никто. Так, мы ездим луга косить для скотины. А места красивые там всё, мои родные места. Я ведь на Кортюге родилась, оттуда замуж вышла сюда на Шараниху…

— Почему люди оттуда уехали?

— Ну вот почему… Вот слышал про «неперспективные деревни»? Вот тогда Никитка Хрущев распорядился, деревни начали упразднять. Дорогу перестали делать, почта не ходит, скорая не ездит. Когда свет отрубили, тогда все уже — кто мог, уехал в район. Не живет там теперь никто.

— А отсюда, с Шаранихи, много уехало?

— Отсюда тоже едут, много едет. Вот видишь дом двухэтажный? Вот он тут самый большой когда-то был, самый богатый, дом-то. В нем Трофимовы жили, их раскулачили, а дом с тех пор так по рукам пошел, и уже лет 20 его бросили просто. Скоро сгниет и обвалится совсем. Вот из него все уехали, потом еще по соседству семья тоже только на огород приезжает. А дети почти у всех в Костроме или в Москву уехали.

— Может быть, земля не может прокормить?

— Да нет. Земля кормит, грех жаловаться. Вот мы с мужем — не молодые уже, но с утра до вечера за работой. Сын приезжает помогать, трактор вот купили, сено косим везде, где можно, для скотины. Если уметь работать — и если это не запретят опять — прожить можно. Вот только кто будет здесь работать, когда мы умрем?..