Вячеслав Игрунов: «Без воли верховной власти демократии не будет»

«Свободная пресса» продолжает публикацию цикла статей о политических и социальных последствиях фактического свертывания выборного процесса в сегодняшней России. Напомним, первый материал на эту тему назывался «Дать задний ход товарному поезду невозможно». На днях в этой же рубрике выступил Сергей Филатов, в 1993−96 годах — глава администрации президента РФ Бориса Ельцина. Он считается одним из отцов нынешней российской Конституции, и, по мнению нашего нынешнего эксперта, сооснователя партии «Яблоко» Вячеслава Игрунова, был как минимум свидетелем того, как её начали сворачивать.

Вячеслав Игрунов занимается политической деятельностью с 1965 года. Он был активным участником диссидентского движения — организовал нелегальный марксистский кружок, позже — создал первую и единственную в СССР библиотеку неподцензурной литературы. 1 марта 1975-го был арестован по обвинению «в хранении, изготовлении и распространении клеветнических материалов о советском общественном и государственном строе». Был помещён сначала в психиатрическую лечебницу, позже, под давлением международной общественности, переведён в общую клинику. В изоляции провёл около двух лет.

В 1992—1993 был начальником Информационно-аналитического центра Государственного комитета РФ по национальной политике. В 1993-м — один из создателей блока «Яблоко». В 1995—2001 годах входил в состав бюро Центрального совета, возглавлял комиссию по партстроительству и работе с региональными организациями. В 1996—2000 был заместителем председателя этой партии.

Избирался депутатом Государственной думы первого-третьего созывов. 20 октября 2007 года избран заместителем председателя Общероссийского общественного движения «Союз социал-демократов».

«СП»: — Можно ли сказать, что в России хоть когда-нибудь были честные выборы? «Без воли верховной власти демократии не будет»?

— По крайней мере одни выборы, выборы 1993 года были чрезвычайно свободными и демократичными. Да, они были свободными, но, при этом, изобиловали невероятным количеством нарушений. Для начала, они были достаточно внезапными. Поэтому никаких механизмов для контроля над результатами, для фальсификаций создать было нельзя.

Где-то избирательные комиссии оставались ещё от прежней власти, где-то состав был сменён, но в принципе никто не владел тогда технологиями манипуляций. Были представители самых разных взглядов, идеологий, направлений.

«СП»: — Но мелкие нарушения всё-таки были?

— Они всегда были. Вспомним выборы 2001 года в США, когда результаты голосования пришлось несколько раз пересчитывать вручную, и каждый раз получался новый результат. Ошибки всегда есть, они происходят по невнимательности, по неопытности, по неграмотности. Когда голоса начинают считать люди, просидевшие на участке почти сутки, у них может случиться всё, что угодно. Но это мелкие нарушения.

Серьёзным нарушением тогда были сами выборы. Начать с того, что выборы были объявлены, при этом их условия постоянно менялись. Достаточно сказать, что в середине избирательной кампании вдруг объявили, что Дума собирается только на двухлетний срок.

Я прекрасно всё это помню, так как был непосредственным участником тех событий. Все нарушения тогда шли со стороны законодателя — а законодатель тогда был один, Борис Николаевич Ельцин. И при всех нарушениях с его стороны сами выборы прошли достаточно демократично.

Можно было зарегистрировать любую политическую партию, объединение, и выйти на выборы. Такие объединения формировались в течение нескольких дней. Например, объединение «Яблоко», в создании которого я принимал участие, не встретило при формировании никаких препятствий. Я своими руками всё это делал, поэтому знаю, как это происходило.

«СП»: — То есть партии создавались буквально на коленке, и практически человек с улицы мог создать своё политическое движение?

— Не совсем с улицы. Партии формировали люди, в той или иной степени близкие к власти, знающие технологию, но, при этом, от власти независимые, в ней не состоящие.

Конечно, были ещё выборы 1990-го года, они тоже были без особого давления. А вот выборы народных депутатов 1989 года были ещё достаточно жёсткими — там трудно было зарегистрироваться, там была ужасная процедура, которая фактически позволяла райкому КПСС снимать неудобных кандидатов, но, тем не менее, они оказались конкурентными, и в парламенте оказались не только поддержанные партией, но и выступавшие прямо против неё.

А в 1990-м году свобода, конечно, пошла гораздо дальше. Главное ограничение там было организационное. Многие из тех, кто хотел бы выдвинуться, просто не знали, как это сделать.

«СП»: — Насколько я понимаю, тогда была эйфория от свободных выборов. Потом её не стало. Вот что исчезало быстрее — свобода выбора или вера в сам институт?

— Если говорить только о России, то после избрания президентом Бориса Ельцина и прихода к власти команды младореформаторов доверие к парламенту стало падать. Падать по отношению ко всем институтам власти, и к парламенту в первую очередь.

Дело в том, что парламент был наиболее публичным институтом, и люди наблюдали за конфликтом коммунистов в парламенте и реформаторов в правительстве. Более того, «демократов» из парламента стали забирать во власть, вакантных мест было больше, чем «демократов». Я тут говорю о «демократах» как самоназвании — они так себя называли, но, по сути, ими не являлись. Большинство в парламенте стало смещаться в сторону недовольных реформами Гайдара.

Причём и в стане Ельцина стали появляться люди, недовольные работой правительства. Я, например, в 1991 году во время путча был на стороне Белого дома. А уже в январе 1992 года я был на стороне парламента.

Между парламентом и реформаторами началась ожесточённая борьба, причём комментируемая самым страшным образом. Депутатов называли и «красно-коричневыми», постоянно обсуждали льготы, которыми якобы награждают себя депутаты, в общем, шла кампания по планомерной дискредитации парламента. Это была разнузданная травля.

Причём доходило до анекдотов: когда я стал депутатом Госдумы в 1993 году, эквивалент зарплаты в то время был 250 долларов. И когда ко мне приходили избиратели, и начинали рассказывать мне о моих баснословных доходах, я им честно говорил, сколько я получаю. Одна избирательница мне, выслушав, заявила: «Это неправда!». То есть депутатский корпус был настолько дискредитирован, что доказать что-либо было невозможно.

Конечно, тогда для гражданина России 250 долларов это была чудовищная сумма. Это правда. Но, по большому счёту я, даже будучи депутатом, жил, опять же, по российским меркам, за чертой бедности — потому что у меня было трое несовершеннолетних детей. И моя суперпривелигерованная зарплата всё же не позволяла мне подняться над чертой бедности.

Поэтому разговоры о привилегиях были очень смешны. Депутатов поставили в условия, когда они не могли передвигаться по стране, когда у них не было помощников для работы — так зачем их тогда вообще избирать?

Дискредитировав депутатов, нанесли удар и по выборам — зачем ходить, если мы приведем к власти дармоедов. В удобные кресла усядутся плохие люди: коррупционеры, взяточники, люди, выписывающие себе привилегии и огромные зарплаты.

Очень показательно тогда было отношение к Юрию Лужкову. Он создал огромное количество коррупционных схем.

«СП»: — В какой момент времени это было?

— Это самое начало 90-х. И на реплики — «смотрите, он же ворует» — народ реагировал так: «И правильно. Не надо его убирать, пусть остаётся. Этот наворовался, ему хватит, а придёт новый, будет ещё больше воровать. Пусть будет лучше этот».

«СП»: — Кстати, потом это поверие широко разошлось по всей стране.

— Это стало нормой! У меня, например, это в голове не укладывалось, как можно так спокойно воспринимать коррупцию. «Ну наворовал, и хорошо. Значит, теперь он будет не такой алчный, ему не так много будет надо. А новый придёт голодный». Такая же психология была сформирована и относительно депутатского корпуса, и относительно властей вообще.

А раз так, то зачем вообще ходить на выборы?

«СП»: — А с какого момента начались манипуляции результатами? С выборов президента в 1996-м году?

— Подтасовки начались в 1994-м, когда этот вопрос стал курировать Анатолий Чубайс. Он сразу сказал, что этот процесс на самотёк пускать нельзя. И он начал заниматься всеми важными выборами. Сначала губернаторскими, потом парламентскими, а затем и президентскими. Возглавил предвыборный штаб Ельцина, а позже стал главой администрации президента.

Выборы президента в 1996-м, конечно же, были нечестными. Допустим, Башкирия в первом туре голосует значительным большинством за Зюганова, а потом, во время второго тура, таким же большинством голосует за Ельцина. Никакая логика поведения избирателей не может объяснить такой эффект.

В дальнейшем количество людей, участвующих в выборах, стало падать, что позволило ещё эффективнее манипулировать результатами голосования. Чем меньше людей ходит на выборы, тем более нагло можно подтасовывать результаты. А народ чувствует, что он ни на что не влияет — какая разница, какие там были нарушения, если всё равно результат известен заранее.

«СП»: — То есть в России выборы не прижились? Почему же в других странах, в том числе и Восточного блока, этот механизм работает? Получается, что мы обречены на страну а-ля Казахстан, или Туркмения, то есть центральноазиатский способ передачи власти.

— Я думаю, что главная проблема в ментальности людей. Мне кажется, что если сейчас мы вдруг получим честные демократические выборы, были бы зарегистированы и допущены все партии, то результат мало бы отличался от того, что мы имеем сейчас при зарегулированном политическом поле. Более того, у тех, кого сейчас не допускают, исчез бы ореол гонимых и притесняемых.

«СП»: — То есть надежды на перемены власти нет вовсе?

— Не думаю, что народ, будучи более активен, выбрал бы более компетентную власть. Взять «эталон демократии» — Соединённые Штаты. Большего вреда, чем всенародно избранный президент Джордж Буш этой стране не наносил никто. При том, что он победил с минимальным перевесом в первый раз, он и второй раз одержал победу, причём с большим перевесом. Уже тогда, когда он доказал, что он есть воплощённое зло. Я уж не говорю о том, что их СМИ также оболванивают избирателей, как и наши. Говорить о свободе выборов нельзя и там. Просто в США относительно сложнее манипулировать результатами.

«СП»: — Если говорить об уровне страны, то, возможно, избиратель не отличит хорошего от плохого. Но и в России сейчас есть примеры, когда люди идут голосовать вполне осознанно, полностью отдавая себе отчёт, кого они выбирают. Речь идёт о голосовании на уровне городов — мэр не президент, с него проще требовать и обещания конкретнее. Вот на этом уровне демократия может укрепиться?

— Реальные демократические выборы наиболее хороши именно на этом уровне. Конечно, хотелось бы, чтобы они были повсеместно, но именно здесь они наиболее уместны. Проблемы, которые решает местная власть, более чем реальны, люди с ними сталкиваются каждый день, вот здесь они могут провести параллель между своим голосованием и результатом.

А на уровне верховной власти — что средний обыватель понимает в монетаризме? Или — правильно ли мы сейчас поступили с Ираном?

«СП»: — Эта демократия может самозародиться на таком уровне?

— Всё равно нужна воля верховной власти. А воли верховной власти нет.

Фото: igrunov.ru