Врачебная ошибка: Вместо ребенка — крест

Суд Железнодорожного района Екатеринбурга вынес решение о выплате компенсации морального вреда в размере почти 2,5 миллиона рублей родственникам 25-летней Юлии Селивановой, скончавшейся при лечении от бесплодия. Ответственность за смерть молодой женщины судья Ирина Скорина возложила на медиков сразу четырех лечебных учреждений города, которые не смогли ее спасти.

Юлия и ее муж Валерий очень хотели ребенка. Но зачать естественным путем долгое время не получалось, и супруги решили обратиться в екатеринбургскую клинику «Центр семейной медицины», которая специализируется на лечении женщин с нарушением репродуктивной функции организма. Там, вместе с семенем мужа Юлии ввели сильнодействующий гормональный препарат «Пурегон». Он должен был помочь подарить ей новую жизнь, но вместо этого отобрал ее собственную.

После нескольких инъекций «Пурегона» у пациентки начались сильнейшие боли внизу живота, и она снова обратилась в медицинский центр. Лечащий врач девушки, акушер-гинеколог Елена Беломестнова, которая и назначила ей препарат, направила ее в больницу № 7 по месту жительства, выписав направление на госпитализацию. Но там не оказалось специалиста-гинеколога, и Юлю (спустя сутки) отправили в ведомственную больницу железной дороги. Но и в этом лечебном учреждении врачи не смогли поставить верный диагноз. В итоге «скорая» доставила Селиванову в реанимационное отделение ГКБ № 40, самой крупной в городе, где ей поставили диагноз «прободная язва желудка». Была сделана операция, но вмешательство хирургов не помогло — 27 мая 2009 года девушка скончалась, не приходя в сознание.

В том, стала ли смерть девушки следствием врачебной ошибки, разбирались сразу две независимые медицинские экспертизы — в Москве и Санкт-Петербурге, назначенные после обращения родственников погибшей в прокуратуру. По словам Юлиной мамы Веры Смышляевой, ее «дочь была совершенно здоровой девочкой и никакой язвы у нее не было». Женщина убеждена: виноваты врачи, которые не учли, что у девушки была повышенная чувствительность к гормональному препарату, которым ее лечили.

Иск в суд был подан от имени мужа Юлии, ее мамы и бабушки. Они требовали возмещения материальных затрат (155 тыс. рублей за лечение, которое привело к смерти, и 100 тыс. - на погребение) и беспрецедентного для Среднего Урала возмещения морального вреда — 4,5 млн рублей. При этом Вера Смышляева говорит, что деньги для них не главное; «Мы бьемся за то, чтобы такие трагедии больше не повторялись, чтобы горе не пришло в другие семьи. Врачи должны понять, что их ошибки не останутся безнаказанными».

Чем руководствовался суд, вынося решение в пользу родственников Юлии Селивановой, «СП» рассказал Евгений Козьминых, врач и юрист, директор Пермского медицинского правозащитного центра, который на процессе представлял интересы семьи погибшей:

— Прежде всего, конечно, судья Ирина Скорина опиралась на выводы двух независимых медицинских экспертиз, одна из которых проводилась в Петербурге, вторая — в Москве. Эксперты однозначно указали на многочисленные грубые дефекты со стороны всех четырех клиник, которые принимали участие в лечении девушки. Эти дефекты, фактически ограничили возможность на благоприятный исход, лишив Юлю шанса на восстановление здоровья и спасение жизни. Иными словами, имела место врачебная ошибка (причем ее допустили медики всех четырех клиник), которая и привела к летальному исходу.

«СП»: — А, все-таки, стала ли смерть Юли следствием применения «Пуригона»?

— В определенной степени, да. У нее развился так называемый синдром гиперстимуляции яичников, который как раз и является одним из побочных действий этого гормонального препарата. Но сам препарат, может, и не виноват. Виновата реакция организма и то, что медики не спасли женщину, у которой возникла такая реакция, хотя и имели такую возможность. То есть, они и поздно выявили проблему и плохо лечили.

«СП»: — Какие именно действия врачей стали фатальными?

—  У этого препарата куча противопоказаний — этого медики не учли и перед назначением «Пуригона» не выполнили необходимые исследования. В частности, не посмотрели исходный гормональный фон, не удостоверились в отсутствии заболевания щитовидной железы, не проводили надлежащим образом наблюдения, когда ввели первую дозу (препарат вводится несколько дней подряд). При появлении первых опасных симптомов надо было либо отменять введение препарата, либо уменьшать дозу и контролировать состояние пациентки путем УЗИ и лабораторных исследований. Все это было сделано с опозданием и не в полном объеме, что в итоге и привело к летальному исходу.

«СП»: — Ваши доверители согласны с вердиктом?

— Вполне. Но у ответчиков еще есть время на то, чтобы подать кассационную жалобу. Решение суда их не устроило, поскольку вину никто из них так и не признал. Ну, шансы на обжалование всегда есть — это право любой стороны, которая участвует в судебном процессе. За 14 лет нашей практики по врачебным делам всегда какая-то сторона не согласна с судебным решением и подает кассационную жалобу. Отмена происходит примерно в четверти случаев. Конечно, это затягивает процесс, жалобу наших ответчиков, например, смогут рассмотреть в лучшем случае только через два месяца.

«СП»: — Кто будет выплачивать ущерб потерпевшей стороне?

— В гражданском процессе иск предъявляется лечебному учреждению, которое является работодателем. В нашем случае ответчиками являются сразу четыре клиники — одна частная, одна ведомственная и две муниципальные. Им и предстоит выплачивать. Потом уже главный врач может взыскать со своего работника определенную сумму, но не больше одной месячной зарплаты.

«СП»: — Был ли кто-то уволен после случившегося?

— Нет, кажется, все продолжают работать на своих местах. Но, надо учесть, что судебный иск, даже удовлетворенный, не является обязательным условием для увольнения врачей, допустивших ошибку. Это все на усмотрение главного врача этой клиники.

«СП»: — А вообще доказать врачебную ошибку в суде трудно?

— Трудно. Но, стоит признать, что иски бывают и необоснованные. По нашей практике — у нас 200 судебных дел врачебных завершено — удовлетворяются где-то 80% исков от пациентов и 40% - от лечебных учреждений. Чтобы доказать, была ли ошибка, нужна независимая медицинская экспертиза. Как правило, бывает две, а то и три экспертизы, потому что всегда какая-то сторона не согласна и настаивает на проведении новой. В деле Юлии Селивановой, между прочим, назначили вторую экспертизу по ходатайству противоположной стороны. Первая, которая проходила в Петербурге, ответчиков не устроила. Но вторая, московская, нашла еще больше дефектов в лечении. Так тоже бывает…

Корреспондент «СП» попыталась получить комментарий гендиректора «Центра семейной медицины» Игоря Портнова. Но сделать это не удалось: его секретарь Полина сказала, что «Игорь Григорьевич улетел в Москву и вряд ли сможет дать какие-либо пояснения». Впрочем, свою точку зрения Портной уже неоднократно высказывал: «Юлия Селиванова умерла в городской клинической больнице № 40 от язвенной болезни, септического шока и полиорганной недостаточности. Ни в коем случае ее смерть не могла быть вызвана препаратом „Пурегон“. Весь медицинский мир пользуется этим препаратом, и еще никто от него не умирал».

Тем не менее, вся эта история может выйти боком всему медицинскому персоналу центра, поскольку областной Минздрав грозит лишить его лицензии. Вопрос об этом ставился еще в сентябре 2010 года. Но тогда представитель министерства Константин Шестков сказал, что все решится только после суда.

Из досье «СП»

Скандалы вокруг врачебных ошибок не раз разгорались в России в последние несколько лет. На Западе подобные истории — тоже не редкость, но там только подозрение на врачебную ошибку может навсегда лишить человека в белом халате работы. У нас же даже в случае смерти пациента и доказанной через суд вины, самым страшным наказанием зачастую становится выговор или штраф. В Америке — клиника разорится, если пациент только потеряет трудоспособность из-за халатности врачей. У нас же размеры компенсационных выплат крайне невысоки и обычно покрывают только расходы на восстановительное лечение или протезирование (если оно понадобится). В среднем, размер компенсации после врачебной ошибки составляет от 100 до 300 тысяч рублей. И то — это в том случае, если человек серьёзно пострадал или остался инвалидом. Случаи, когда выплаты достигают миллиона и больше, крайне редки. Можно вспомнить еще один пример, когда жителю Новороссийска удалось отсудить у больницы 2,6 млн рублей за смерть жены, погибшей после кесарева сечения. Врач-хирург при этом избежала наказания, попав под амнистию.

Сейчас Минздравсоцразвития разрабатывает закон о страховании пациентов от врачебных ошибок. Но он, предположительно, вступит в силу только в 2013 году.

Фото: 5-tv.ru