Россия навсегда теряет жемчужины культурного наследия

Деревянное зодчество, иконы, Летний сад — в лучшем случае, их заменят новоделы

Как и во всем мире, в России действует очевидная туристическая закономерность: интерес к знаковым достопримечательностям у местных жителей слабее, чем у иностранцев или гостей из дальних регионов. Мы настолько привыкли, что Кремль и условное Золотое Кольцо существуют всегда — что не рвемся посмотреть на них. Между тем, как показывают события последних лет, мы зря уверены в этом.

Похоже, нынешние 20-летние окажутся последним поколением жителей России, которое в сознательном возрасте «вживую» увидело многие из краеугольных, неотменимых, мифологических мест и артефактов русской истории и культуры. Чудом выявленные в эпоху русского национального подъема столетней давности; чудом, да еще энтузиазмом ученых, сохраненные в середине прошлого столетия — памятники, без которых нельзя представить Россию, необратимо разрушаются. На сей раз их гибель может оказаться окончательной: тому виной и недостатки советских реставрационных методик, и — особенно — небрежность и корысть нынешних властей.

Среди святынь, которые мы уже потеряли или потеряем в самом ближайшем будущем — ансамбль Кижей, «Троица» Андрея Рублева, уникальный узорчатый собор в Юрьеве-Польском, Бородинское поле, городская среда Петербурга, московские, помнящие еще Пушкина, бульвары. Что-то из этого уже не увидишь, как ни старайся, что-то еще можно попытаться застать «в живых». И показать детям: их потомки этого уже не увидят.

«Если есть на свете дьявол, то он не козлоногий рогач, а дракон о трех головах, — говорил кинематографический капитан Жеглов. — Это дракон о трех головах, и головы эти: хитрость, жадность, предательство». Подобным же образом и русское историческое наследие губит не чья-то злая воля, а несколько групп факторов. В первом приближении можно назвать пять основных проблем, которые могут загнать — или уже загнали! — в могилу зримое воплощение российской истории. Опишем вкратце каждую из них.

Деревянное зодчество: небрежение и опасные эксперименты

То, что с основным памятником всемирно известного Кижского погоста — 22-главой Преображенской церковью — дело неладно, широкая общественность узнала в 2010 году, когда начались разговоры о ее срочной реставрации. Разумеется, те, кто интересовался вопросом, знали о проблемах все последние 20 лет, когда вопрос о немедленном спасении знаменитого храма стал действительно актуальным. Но сейчас огласке предали и масштаб неприятностей: как сообщили эксперты после обследования церкви, подавляющее большинство бревен можно только заменить, построив, таким образом, вместо подлинной церкви муляж. По крайней мере, именно так видят проблему большинство СМИ и их читатели.

На самом деле, вопрос с Кижской церковью одновременно проще и сложнее — как «СП» уже писала, на острове-заповеднике десятилетиями соперничают две концепции реставрации легендарного храма: «перебрать» по бревнам, как это делали множество раз с более простыми сооружениями, либо применить некую дотоле нигде не испытанную методику реставрации без разбора. Последний вариант рискованный и, с точки зрения ряда экспертов, сомнительный — но позволяет не прерывать поток туристов на остров, к тому же сулит крупные бюджетные вливания. Поэтому за него и голосуют музейные и региональные власти. Однако начало такой реставрации — возведение металлического «скелета» внутри храма в 1980-х годах — уже непоправимо изуродовало церковь. А сейчас, в ожидании решения своей судьбы, Преображенская и вовсе может не выдержать, обвалиться. Удастся ли после катастрофы собрать церковь обратно — не знает никто: российская школа реставраторов деревянного зодчества немногочисленна и значительно ослабла за постсоветские годы.

Наглядным примером того, во что могут превратиться Кижи, служит Палтогский погост в Заонежье: там известная деревянная церковь (правда, поменьше кижской размером и попроще конструкцией) не выдержала многолетнего запустения и обвалилась. Надежды на реставрацию памятника — мизерные, уже сейчас, после трех лет без кровли, Палтогский храм может и вовсе не подлежать восстановлению. И его судьбу разделяют сотни других памятников деревянного зодчества по всему северу России. Отсутствие настоящего хозяина — проклятье, нависающее над памятниками еще с советских времен — и раньше губило российское наследие, но сейчас процесс дошел и до таких всемирно известных мест, как Кижи.

Иконы: реституция не на пользу

В 2010 году общественность всколыхнули сразу несколько скандалов, связанных с легендарными, известными не только в России, но и за ее пределами, православными иконами. В первую очередь, речь идет о Торопецкой и Боголюбской иконах Божьей Матери, но иногда разговоры заходят и о самой известной русской иконе с установленным авторством — «Троице» Андрея Рублева. Все эти древние памятники церковные власти настоятельно просят у музеев — на временную, а иногда и на постоянную «экспозицию» в православных храмах.

Причем речь даже не всегда о восстановлении исторической справедливости: так, Торопецкая икона из Русского музея «переехала» не в Торопец Тверской области, откуда была взята в музей, а в Подмосковье, где ее разместили в храме неподалеку от коттеджного поселка «Княжье озеро». В этом смысле Боголюбской иконе и «Троице» везет больше — первая из них уже прописалась в родном для себя Боголюбском монастыре, а вторую периодически просят предоставить для богослужения на ее «малую родину» — в Троице-Сергиеву лавру.

Беда в том, что, несмотря на кропотливую реставрацию в ХХ веке, легендарные старинные иконы, ставшие символом России, находятся в крайне хрупком состоянии. Пока они находятся в музеях — так, по крайней мере, утверждают работавшие с ними реставраторы — им, без движения и колебаний температуры — худо-бедно удается сопротивляться времени. Но в действующем храме условия совсем другие, и их-то творения Рублева и его современников могут не выдержать. Перепады температуры, влажность, вибрации при перевозке — все эти факторы уже вызвали деградацию Боголюбской иконы. Говорят также, что уход за этой иконой не соответствовал музейным требованиям — необходимое оборудование работало лишь частично, поскольку насельницы монастыря не осознали в должной мере, с каким древним артефактом имеют дело.

Таких икон в России — несколько десятков, и в ближайшие годы, если процесс церковной реституции пойдет быстро, мы можем их лишиться. Как уже фактически лишились фресок Дмитриевского собора во Владимире: по многовековой традиции, во время текущего ремонта храма по благословению настоятеля их просто записали.

Каменная архитектура: «монолитная болезнь»

В конце прошлого года стало известно, что Россия фактически лишилась одного из своих чудес — одноглавого Георгиевского собора в Юрьев-Польском Владимирской области. Он знаменит оформлением стен — все четыре фасада у него были облицованы резным белым камнем необычайной искусности и разнообразия. В XV веке этот храм, последняя постройка Руси домонгольского времени, обвалился и был восстановлен московским зодчим Ермолиным, который так и не смог собрать этот чудовищный по размеру «паззл» в изначальном порядке.

Сейчас собору, который был отреставрирован в советские времена, нанесла непоправимый урон реставрация современная. Судя по всему, это была незлонамеренная ошибка заказчиков и исполнителей реставрации — но вместо причины «болезни» собора, засоленности белого камня, они обошлись косметическими мерами. В результате портал южного фасада Георгиевского собора специалисты уже называют утраченным. И без того скудные остатки уникальной резьбы XIII века практически уничтожены. Не решена и главная проблема — соли, которые медленно, но верно, выталкивают белый камень.

«Идет интенсивное соляное разрушение камня. Степень засоленности всего собора и стен, и белого камня — все покрыто солью сверху донизу», — говорит реставратор высшей категории Института реставрации, член рабочей комиссии Елена Антонова. Пока еще у музейщиков Юрьева-Польского есть шансы спасти уникальный собор, но они невелики. А вот у множества особняков и усадеб в центрах российских городов таких шансов уже нет — их вместо нормальной реставрации «отлили в монолите».

В числе наиболее вопиющих примеров такой «реставрации» — Петровский путевой дворец, где, по некоторым сведениям, большую часть старинной кладки заменили новодельной и попутно «освоили подземное пространство» под гостевую парковку. Лужковская эпоха в истории Москвы добавила немало примеров такого подхода к истории.

Из «умеренных» примеров такой реставрации можно назвать особняк в столичном Кривоколенном переулке, принадлежавший 200 лет назад поэту-«любомудру» Дмитрию Веневитинову. Именно в этом особняке состоялось первое публичное авторское чтение трагедии Пушкина «Борис Годунов». К началу 2000-х годов дом пришел в запустение, несколько лет простоял без отопления, внутренней отделки и с разбитыми окнами. В 2008 году, наконец, началась полноценная реставрация этого памятника — однако и она не обошлась без сюрпризов. Фронтоны восстановили по состоянию на начало XIX века, а крышу сделали высокой, как была на полсотни лет раньше — в результате получается малоэстетичный кадавр, но зато реставраторам удалось выгадать лишние квадратные метры мансарды.

Сам по себе особняк Веневитинова, может быть, и невеликая ценность в общенациональном масштабе — в отличие от Георгиевского собора — но ведь завтра, когда потребуется реставрировать, например, храм Василия Блаженного, этим займутся такие же специалисты, что и восстановлением собора в Юрьеве-Польском. То есть неумелые — или ангажированные, даже непонятно, что хуже. И результат будет соответствующий.

«Скажи-ка дядя, ведь недаром?»: коттеджи на исторических полях

Всю советскую историю правительство оберегало исторические ландшафты от самого себя — и уж, конечно, от прытких частников. Советская власть могла затопить целый куст деревень или даже город типа Мологи или Корчевы — но на застройку исторических мест вроде Куликова и Бородинского полей никто не посягал. Напротив, бывшие на этих местах деревни потихоньку выводились, вымаривались — чтобы историческое место было настоящим храмом под открытым небом. Сейчас с этой практикой покончено — застройщики ужа начали «подгрызать» края Бородинского поля и знаменитой «видовой» долины около Абрамцева, где писали картины едва ли не все русские пейзажисты. То же самое творится и в Тарусе, помнящей Цветаеву и Заболоцкого, и в Плесе, знаменитом благодаря видам Левитана. Охранные документы, теоретически защищающие эти легендарные ландшафты, вроде бы действуют, но ушлые застройщики знают, как при заинтересованности властей их обойти. Чиновникам же, вероятно, идея своего домика на том же Бородинском поле куда ближе, чем идея сохранения святыни для всего общества.

Интересно, что одним из наиболее строго охраняемых ландшафтов в России стали поля и луга вокруг мемориальной усадьбы В. И. Ленина в Горках. Вдвое уменьшившись в начале 90-х, эта охранная зона по сей день не застраивается. То ли соседство с Лениным недостаточно возбуждает желающих построиться на «священной земле», то ли лобби ленинистов в органах власти все еще достаточно сильно. Сильнее Кутузова и Левитана.

Благоустройство до основания

Впрочем, уникальные исторические ландшафты разрушаются не только из-за жадности застройщиков и тщеславия их клиентов. Частенько уникальные места безвозвратно теряются просто от желания властей получше их благоустроить. Именно это происходит, например, с московскими бульварами, в том числе с Тверским — на этом бульваре гулял еще Пушкин, затем на нем же Достоевский произносил речь на открытии пушкинского памятника. Здесь детьми гуляли едва ли не все знаменитые в истории москвичи. Однако же этот бульвар подвергается постоянным перепланировкам, туда инсталлируются спорные памятники. А в ближайшее время Тверской бульвар и вовсе может быть фактически уничтожен — через него может пройти развязка под Пушкинской площадью. Если развязки и не будет, бульвар все равно «реконструируют» и «возродят» — не оставив ни подлинных деревьев, ни дорожек.

Примерно то же самое делается с еще более знаменитым российским ландшафтом — с Летним садом в Петербурге. Он уже второй год закрыт на реконструкцию. Вместо эволюционировавших с городом дорожек, деревьев, статуй — в Летнем саду появятся многочисленные новоделы на тему садово-паркового искусства XVIII века. Дело в том, что реставраторы планируют восстановить систему павильонов и фонтанов, действовавшую в саду до наводнения 1777 года. Однако новодел есть новодел — а того Летнего сада, который знал тот же самый Пушкин, а еще Крылов, Гоголь, Чайковский и множество других знаменитых питерцев, уже не будет.

Как не будет — этот пример уже навяз на зубах — и Царицына, красивейших подлинных руин на окраине Москвы, вместо которых построен теперь новодельный выставочный комплекс. А парк вокруг Царицына из участка романтического (хоть и загаженного) леса превращен почти в регулярный с ровными дорожками и стрижеными кустами. Удобнее — но оригинала не заменяет.

Итак, очень многие легендарные места и памятники, которые мы привыкли видеть на своем месте всегда и до скончания века — могут скоро прекратить свое существование. Их заменят разной степени новоделы. Новоделы, кстати, могут быть отличного качества — как реплика дома Александра Блока в Шахматове, как такая же реплика дома Ивана Тургенева в Спасском-Лутовинове. Но с каждым годом подлинность окружающих нас предметов старины — теряется. И вместе с ней теряется и наш вкус к подлинным вещам, наше умение отличать оригиналы от подделок.

Когда вырастет поколение, не видевшее вживую горизонт Бородинского поля, не отличающее церковь XVII века от новодела, а старинный бревенчатый терем от бани из «оцилиндровки» — этому поколению можно будет транслировать любую «правду»: не отличая оригиналов от подделок, наши дети будут абсолютно внушаемыми. И тогда напрасны будут старания современных мастеров-реставраторов, которые все еще делают прекрасные вещи — взять тот же дом Пашкова или Климентовский собор.

Сегодня над словами, что Россия отмечает свой 20-летний юбилей, посмеялись. Но может статься, что слова о 40-летнем юбилее страны будут приняты вполне серьезно. Хотя очень бы не хотелось.