«Взгляд» был детищем КГБ СССР"

Двадцать лет назад, 13 мая 1991 года, с первого выпуска информационной передачи «Вести», начало свое вещание Российское телевидение. В этом году власти с помпой обставили это событие, пытаясь представить его как «начало демократизации в советской медиа-сфере». Словно не было до этого на телевидении ни «600 секунд» Невзорова, программы «Взгляд» и многих других первых передач свободной России.

Один из первых ведущих программы «Взгляд» Евгений Ю. Додолев (сегодня он обозначает себя как медиаидеолога) в беседе с парижской журналисткой Ларисой Штейнман вспоминает, как начиналось перестроечное телевидение.

— Про Париж. Что он значит для вас?

— Париж — это город, который я воспринимаю в маршрутном аспекте. Здесь я всегда транзитом, торможу, когда лечу в Америку, Испанию, Африку. Длительные перелеты ненавижу, поэтому останавливаюсь тут на день — на два, и всякий раз даю себе слово, что пройдусь наконец по знаковым культурным точкам… Но в итоге все ограничивается room-сервисом — крайне редко заставляю себя оторваться от подушек и просмотра ТВ в гостиничном номере.

— Расскажите про книгу, которую вы сейчас пишете о программе «Взгляд».

— Самое поразительное в этой затее то, что эту книгу хотят издавать британские издатели, хотя, казалось бы, ну кому в Великобритании может быть интересна история российской телепередачи, пусть и легендарной? Однако выпуск ее приурочен к 20-летию распада Советского Союза, поскольку программа «Взгляд» в известной степени послужила инструментом развала империи.

С другой стороны, чему тут удивляться? Мы играем большую роль в их жизни. Один мой знакомый, французский дипломат, работавший раньше в России, пишет теперь исследование о советском роке. Ну, казалось бы, кто во Франции, кроме узких специалистов, будет читать эту книгу? Значит будут. В любом случае заказ есть заказ и я его исполняю как могу. Хотя смешно, что для моих английских издателей «Взгляд» — это программа, где трудился супруг самой известной российской журналистки Анны Политковской, про которую у нас в стране в те годы вообще никто не знал! Помню, как Политковский рассказывал мне, как она выведала у него (не как у коллеги, замечу, а как у мужа, родного человека) инфу о его знакомых, после чего «сдала» фактуру «Общей газете» (где тогда работала) не заморачиваясь особо, что не только подставляет супруга, но и плавит его друзей. Ну да ладно.

Поначалу мне казалось, что работа над TVlution будет приятной мемуаристикой, а на деле оказалось, что люди, которые работали на этом проекте, сейчас настолько ненавидят друг друга, что придется поссориться со всеми. Или выбрать одного, и рассматривать всю историю с его колокольни. Точки зрения на одни те же факты и сюжеты, у разных участников оказались диаметрально противоположными. И если дать высказаться одному, то все остальные точно останутся недовольными. Но я, как камикадзе, осознанно иду на риск конфликта, ибо испытываю ностальгическую симпатию ко всем фигурантам истории и не могу никого предпочесть. Ведь все «взглядовцы» были людьми героическими и, я бы даже сказал, бескорыстными, что в нынешней системе координат — одно и то же. Они работали не за славу, не за деньги — а за идею. Не ведая, что являются пешками в чужой игре, что ими двигают кукловоды гораздо более опытные и смышленые. Я лишь постфактум узнал, что инициатива создания «Взгляда» принадлежит Лубянке. Что это было детище КГБ СССР, которое контролировалось соответствующим отделом ЦК партии. И если бы мне об этом сказали в ту пору — я бы просто не поверил!

Мне и сейчас неприятно слышать, когда ведущий и выпускающий «Взгляда» Владимир Мукусев обвиняет руководителя программы Анатолия Лысенко в том, что тот строчил на всех (в том числе и на самого Мукусева) доносы чекистам. Как мне досадно слышать из уст того же Лысенко, что Александр Политковский — пьяница и лентяй. Во-первых, я не считаю, что пить для журналиста — это плохо. А во-вторых, Политковский — гениальный репортер и «открыватель» новых телевизионных поджанров, что намного важнее.

Кстати, когда я предложил Николаю Ускову, редактору российской версии GQ, включить Политковского в список героев 90-х, он спросил — «а кто это такой?». Я был потрясен… Услышать такой вопрос из уст профессионального журналиста! Ведь во времена «Взгляда», когда Политковский слыл мега-звездой, Усков уже был студентом и, стало быть — потребителем медиа-продукции…

Мне очень обидно за тех, кто были легендами, а ныне забыты. Ведь люди сделали большое дело, пусть кто-то считает — неблагое. Но так или иначе, «Взгляд» вошел в книгу рекордов Гиннеса — его аудитория превышала 200 миллионов зрителей, и этот рекорд непобиваем. Значит было что-то в том порыве… Я иногда пересматриваю старые выпуски передачи по каналу «Ностальгия» и поражаюсь, насколько они были непрофессиональными, наивными… но безмерно искренними.

В тот же период шла передача Владимира Молчанова «До и после полуночи» — на порядок выше по качеству контента и по ведению. Она выходила раз в месяц, время показа (до и после полуночи) было не самое лучшее… Но у «Взгляда» была фора один к четырем! Вот передача и стала, как теперь говорят, культовой…

За счет чего произошел революционный прорыв? «Все было впервые и вновь» — ничего подобного на советском ТВ до того не было.

Между прочим, именно в Париже покойный Листьев и Лысенко во время просмотра по местному ТВ американской передачи Wheel of Fortune, записали в гостиничный блокнот все «ходы», и попросту своровали этот проект, известный нам как «Поле чудес»! Сейчас бы купили лицензию. А тогда и слова-то «лицензия» не было в лексиконе телепрофи.

Делалось все на коленке, непрофессионально, но с душой. И люди это чувствовали! Как-то во время памятных «кинотаврических» застолий, я поинтересовался у Андрея Державина, как, мол, эти «Руки вверх» с тремя аккордами и примитивными текстами собирают такую аудиторию? Он ответил: «Они искренние!». Что и есть залог успеха.

— Так вы действительно были искренними?

— В «молодежке» (Молодежной редакции ЦТ СССР — Ред.) почти все геройствовали от души. Возможно, кто-то уже тогда чувствовал, что успех можно будет конвертировать в деньги и статус, но кто-то был поглупей, как я, который выступая хунвейбином перестройки, ощущал себя этаким революционером.

Помню, как мы Сашей Любимовым везли из Питера в Москву запись интервью Нины Андреевой и Александра Невзорова. Нина Андреева была политической оппозицией, а материал был по тем временам очень стремным. И мы долго придумывали в аэропорту, как спрятать бетакамовские кассеты под куртки так, чтобы питерские чекисты, которые нас пасли, не нашли их при обыске и не отобрали. Кстати, режиссером в той командировке был не кто иной как Костя Эрнст.

Сейчас все это вспоминать смешно. И стыдно. У меня пунцовеют щеки: чувствую себя таким лохом и наивным придурком! Ведь я искренне считал, что совершаю подвиг. Как там у Гребенщикова: «У нас нет надежды, но этот путь — наш».

Но несмотря ни на что, я ностальгирую по тем временам, по тому адреналину. Никакие расширители сознания не были нужны — казалось, что оно и так раздвинуто до широты горизонта…

Многим из «взглядовцев» я очень признателен. Например, тому же Саше Любимову я обязан тем, что он пригласил меня во «Взгляд» на соведение в тяжелый для меня момент, когда после решения специально созданного при Союзе журналистов Совета по этике, мне был объявлен запрет на профессию. Озвученный не где-нибудь, а в державной программе «Время». Меня сразу перестали печатать, я исчез из эфиров. И начальство однозначно давало понять Саше, что приглашать меня — не очень хорошая идея. Но он поставил ультиматум: или я работаю с Додолевым, или не работаю вообще. Это редкий поступок, тем более по тем суровым временам… Я вообще ценю людей, которые из профессиональной репортерской солидарности могли поставить на карту свою карьеру.

Например, когда редактору МК Павлу Гусеву после одной моей публикации в середине 80-х сказали, что журналиста с фамилией Додолев не должно быть в его газете, он отважно забил на это распоряжение. После разборок в горкоме комсомола мы возвращались вместе в редакцию, я был уверен, что моя история с МК закончилась, и спросил Пал-Николаича, когда мне, мол, забирать свою трудовую книжку. Он ответил: «Ничего страшного. Будешь публиковаться под псевдонимом».

Гусев тогда отчаянно рисковал. Если бы стало известно, что он не выполнил постановление МГК ВЛКСМ, у него были бы крупные неприятности. Он вполне мог пост главреда потерять. Но у него были понятия… ну или инстинкт собственника: мои журналисты — это мои крепостные, пороть их могу только я.

Именно Гусев фактически определил мой журналистский путь. Если бы не он, я, возможно, стал бы заниматься чем-то другим. Может, более приятным и прибыльным, но это был бы уже не мой путь…

— Вернемся к работе над TVlution…

— Моя задача — рассказать в книге то, что я помню, и дать слово всем. А потом свести воедино этот коктейль, смешанный из самых разных воспоминаний. И пусть читатель сам решает, кому верить…

Затея с книгой сейчас мне уже не представляется особо прикольной — понимаю, что довольных не будет. Еще и потому, что все великие. Которым трудно смириться с тем, что величие их не столь очевидно сейчас… Например, по-настоящему великий — Володя Мукусев, занимается ныне тем, что преподает репортерское мастерство молодым. Ему закрыты все эфиры, и он осознанно к этому пришел — такой вот теледиссидент. Некоторые и вовсе покинули профессию. Только Влад Листьев будет велик всегда. Он ушел на пике славе и его запомнят блестящим журналистом, каким он и был в середине 90-х.

Париж. Отель «Наполеон», 40, авеню Фридланд.

Фото: edodolev.livejournal.com