Илья Репин: «От почестей освободите. Я лучше приплачу»

В Российском государственном архиве социально-политической истории корреспондент «СП» ознакомился с материалами, связанными с попыткой советского правительства 85 лет назад возвратить в Москву из эмиграции выдающегося русского художника Илью Репина. Они интересны как документы истории, поэтому процитируем их без правки, оставляя орфографию и стиль подлинников.

Посланцы Ворошилова в «Пенатах»

В середине мая 1926 года советский художник Исаак Бродский получил из Финляндии от Веры Репиной, дочери знаменитого живописца, письмо, в котором она сообщала, что Илья Ефимович опасно болен и ему необходима помощь. Исаак Израилевич сообщил об этом Клименту Ворошилову, с которым был знаком. Тот обратился к Анатолию Луначарскому. Вскоре к Илье Ефимовичу Репину была направлена делегация в составе советских художников И. Бродского, Е. Кацмана, П. Радимова и А.Григорьева.

Вероятно, стоит напомнить, что Илья Репин еще в 1899 году поселился в усадьбе «Пенаты» в местечке Куоккала в Финляндии, которая тогда была губернией России. После 1917 года, когда Финляндия обрела самостоятельность, Репин автоматически оказался в эмиграции. Жил он в «Пенатах» с Натальей Борисовной Нордман, сыном Юрием и старшей дочерью Верой. Другая дочь Татьяна осталась в России и жила с мужем в бывшем поместье Ильи Репина- недалеко от Витебска, в селе Здравнево.

Делегация из Советской России побывала у Репина. По возвращении Е. Кацман написал отчет. Вот он с небольшими сокращениями:

«30 июня 1926 года мы прибыли в Финляндию и вскоре очутились в Куоккала.

Перед нами двухэтажный дом с большим количеством окон и башенного типа пристроек. Волнуемся. Входим в коридор, Бродский ударяет в гонг, появляется горничная и, улыбаясь, говорит: «Вы из Ленинграда? Пожалуйста, заходите».

Проходим переднюю, увешанную репродукциями портретов великих людей, и попадаем в гостиную. Много картин Репина, зеркала, старинная мебель.

Выбегает женщина маленького роста, с оживленным лицом, радостно хлопает в ладоши и кричит: «Папочка, приехали из Ленинграда!»

Входим в столовую и видим Репина, среднего роста, с согнутыми коленями, в каком-то старомодном сюртуке, розово-лиловое лицо в рамке седых волос. Здороваемся. Голос у Ильи Ефимовича приглушенно-грудной, то баритон, то тенор. Он стоит около стула и держится за спинку.

— Садитесь, — говорит он, — вы с дороги устали, — и двигает кому-то из нас стул. Когда он тронулся с места, я почувствовал, что он ужасно стар, слаб, меня охватило волнение и хотелось быть как можно ласковее с этим гениальным стариком.

Когда все уселись за знаменитый круглый стол, Репин, садясь последним, сказал: «Этот день исторический, счастливый день в моей жизни».

Мы распаковали привезенные из Ленинграда книги и стали показывать их Репину, зная, что советские издания впервые попали в Куоккала. Репин внимательно читал заглавия. Заметив, что они написаны по новой орфографии, рассердился:

— Это безграмотно, это неправильно, это величайшее издевательство над русским языком. Нет, нет, я с этим никогда не соглашусь!

Мы все, съедая улыбки, ожидали окончания орфографического волнения, и вдруг:

— Правда ли, что Виктор Васнецов расстрелян?

— Что вы, что вы! — кричим мы все в один голос. — Виктор Васнецов жив и здоров.

Мы стали читать Илье Ефимовичу письма от художников: от куинджистов, от Ленинградской общины, от АХРРа, от Вялыницкого-Бирули, Гринмана, от Городецких и других, где было много хороших слов и подчеркивались его великие достижения. Нам поручили передать Репину, что правительство наградит его званием народного художника.

Я не могу согласиться, но и не отказываюсь, я и есть народный художник, — сказал Репин и повторил: — Мне насчет славы всегда везло. Я совершенно недостоин этого".

Участие Сталина

Приезд художников из России, их настойчивые просьбы вернуться на Родину, уверения, что власти возратят ему и имение под Витебском, и квартиру в Ленинграде так подействовали на Илью Ефимовича, что он обратился со следующим письмом к Клименту Ворошилову:

«Высокопоставленный Товарищ Климентий Ефремович, долго я не смел писать Вам, но необходимость заставила. Дело сериозное.

В жизни мне везло и я никогда не просил. Мой труд меня обезпечивал; и я имел уже имение, собственную кв. в Питере и, несмотря на разроставшуюся семью, имел уже в Государств. и Московско-Купеческом банках — около 200 тыс. рубл. Зол. Переехав на вольное житье в Финляндию я 25 лет устраивался (мастерскую, службы и парк. Здесь я пользовался неограниченными удобствами и, по праздничным дням, мой парк оглашался революционными песнями (тут же сочиненными) и гости мои: прислуга, дворники кухарки, с местными рабочими провожались до ворот, с кооперационным флагом. (Чуковский ближайший свидетель работ и празднеств). Жилось весело, работалось много. Друзья Шлиссельбуржцы (Ник. Морозов и др.) особенно латыши.

Но настали времена лютые: деньги отобрали, из имения (в России) оставили только 4 десятины; в дом поселили латышей, хотя была и школа, где преподавали моя дочь и внучка, в нашем же доме. (Близ Витебска, Верховск.вол.) Искусство мое уже — никому.

После 81 года жиз. дряхлость — ни имения, ни денег. Но у меня еще были друзья. Стали звать меня в Питер, даже приезжали. Наконец говорили: хлопочите, вам возвратят ваше имение и деньги и кв. в Питере. Указывали даже на могучего, хотя и молодого еще деятеля. Этот все может; да только он и может. Этот деятель Вы, Климентий Ефремович.

Простите.

Престарелый художник Илья Репин

Автор «Бурлаков» и «Запорожцев».

Ворошилов направил письмо художника И. Сталину для принятия решения с такой припиской:

«Дорогой Коба! Посылаю тебе письмо Репина для ознакомления. Очень прошу, если это тебя не затруднит, черкнуть пару слов по этому поводу. Имея твое мнение на этот счет, будет легче и скорее решить это дело в П/Б. Уезжаю завтра. Желаю настоящей, стальной, поправки.

Жму руку.

8 сентября 1926 г. Ворошилов"

На письме — собственноручная резолюция Сталина:

«Клим! Я думаю, что Соввласть должна поддержать Репина всемерно.

8.IX — 26 г. Привет. Сталин."

Вскоре Ворошилов написал Репину краткий ответ:

«Глубокоуважаемый Илья Ефимович!

Убедительно прошу извинить меня, что так долго задержал ответ на Баше письмо. Был в отпуску и только сегодня возвратился в Москву. По существу затронутого Вами вопроса, к сожалению, ничего определенного сейчас сказать не могу. Обещаю на днях доложить В. дело Пр-ву и надеюсь, что Рабоче-Крестьянское Правительство, принимая во внимание величайшие заслуги Ваши перед страной и человечеством, сделает все необходимое для удовлетворения Ваших требований. Но это пока мое личное мнение. Постараюсь возможно скорее снестись с Пр-вом и результаты немедленно сообщу Вам.

С приветом, глубокоуважающий Вас К. Ворошилов. 14.09.26″

Репин об этом письме написал с некоторой иронией И. Бродскому:

«Дорогой Исаак Израелевич! Вчера я получил ответ от Ворошилова. Дивное письмо! Если моя просьба будет без ожидаемых последствий, я, всё же, считаю себя счастливцем, получив такой автограф высокой ценности. — Признание моих заслуг величайшими перед страной и человечеством (еще никогда не подымались мы на такую высоту — «перед страной и человечеством»).

Завещаю отдать это письмо на хранение в музей. И кстати, я отрекаюсь от титула «Народного художника», которым было выражено желание — некоторыми почтенными художниками — наградить меня. Я очень очень благодарен за столь высокую честь, но Ворошиловское письмо исчерпывает этот вопрос. Я награжден.

Всего Вам лучшего Ваш Ил. Репин

Поклон милым друзьям"

В Москве начали готовить вторую делегацию для переговоров с Репиным о возвращении. Ворошилов об этом писал Репину так: «Глубокоуважаемый Илья Ефимович!

Профессор и ректор 2-го Моск.Гос.Унив. Альберт Петрович ПИНКЕВИЧ командирован Советским Правительством для переговоров с Вами по затронутым Вами в письме ко мне, вопросам. Альберт Петрович устно изложит Вам точку зрения Сов. Пр-ва, а также сделает предложения, которые по мнению Сов. Пр-ва полностью идут на встречу Вашим желаниям, вы сказанным вкратце в Вашем письме ко мне.

От себя мне хотелось бы сказать, глубокоуважаемый Илья Ефимович, следующее. Я отлично понимаю, как трудно Вам, прожившему так долго вдали от бурь и вихрей пронесшихся за последние годы над нашей страной, покинуть свой тихий угол. Решиться променять свою укромную и тихую пристань на нечто новое, неведомое, Вам, конечно, нелегко. Но, поскольку, неведомыми мне путями, судьбе угодно было свести нас на знакомство, разрешите, дорогой Илья Ефимович, заверить Вас, что решаясь переехать на родину, которую, несомненноваюсь, Вы любите также глубоко и сильно, как и все мы, Вы не только не делаете личной ошибки, но совершаете поистине большое, исторически-общественное дело. Вашу личную жизнь и Ваших близких Государство обеспечит полностью. А Ваша духовная жизнь, жизнь великого художника, снова сольется с жизнью титана-народа который выдвинув Вас в первые ряды культурных сил вдохновлял Вac на великое творчество. Наша страна, ныне сама, в миллионной своей массе, стала величайшим художником и творцом нового человеческого будущего и настоящего. Разве это не заслуживает того, чтобы лучшие люди этой страны приняли участие в великом строительстве. Думаю заслуживает. Сердечно приветствуя, желаю Вам здоровья и счастия.

Ворошилов"

Одновременно Ворошилов обратился с письмом к Бродскому, в котором высказал опасения:

«Тов. Пинкевич Альберт Петрович, едет полномочным представителем к И.Е. Репину. Мы в одинаковой мере заинтересованы, чтобы поездка т. Пинкевича увенчалась полным успехом, почему убедительно прошу Вас написать старику соответственное письмецо, а тов. Пинкевича подробно инструктировать, как ему держаться с И.Е. Меня больше всего тревожит белогвардейское окружение Репина, которое, конечно, постарается испортить всю музыку не жалея ни красок, ни фантазии для своей злопыхательской и лживой работенки. Нельзя ли, как-нибудь, предварить старика и об этом, если Вы найдете для себя это удобным. Впрочем, действуйте как хотите, но так, чтобы И.Е. был перемещен к себе на родину.

Крепко жму руку

Ваш Ворошилов".

Неожиданное препятствие

Далее в «деле Репина» подшита справка ОГПУ, которая, вероятно, может пролить свет на то, почему Илья Ефимович так и не возвратился в СССР. Приведу ее полностью, как документ жестокого времени, хотя некоторые детали не понятны сегодня:

«Справка об имущественном и семейном положении дочери К.Е.Репина Татьяны Ильиничны Репиной-Язевой.

Репина-Язева Татьяна Ильинична, 50 лет, Витебск, почтовая станция Буяны, Николаевский с/с, Здравнево.

Состав семьи: дочь, зять Иван Дмитриевич Дьяконов и 4 внуков, из коих старшему 6 лет. Муж Т.И.Репиной-Язевой, умерший 2 года назад, был военным инженером. С 1918 по 1921 г. был на фронте и имел награду. С 1921 г. был начальником необоронительных сооружений войск западного фронта. Последние годы жизни, по слабости здоровья, служил в Водосвете. Брат его и поныне служит в бывш. Мих. Артиллерийском Училище, в Ленинграде.

Дочь ее была учительницей с 1919 по 1926 г.

Зять, И.Д.Дьяконов, все время был учителем в Здравневе по февраль текущего года, когда был снят с работы, и исключен из Союза, как обложенный индивидуальным налогом. Школа в Здравнове в течение 9 лет пользуется бесплатным помещением в доме Т. Репиной.

Т.И. Репина состояла учительницей с I92I—I923 г., оставила работу из-за потери слуха.

5 февраля с.г. у Репиной описано все имущество (включая и надетое на теле белье, детские пеленки и т. п.) с предупреждением, что оно будет конфисковано. Еще 3 февраля получена повестка о немедленном взносе в кооператив дифференцированного пая в размере 1000 р. 10 февраля Репиной было велено лично возить лес из Николаевского с/с. Когда она явилась в с/с с заявлением о невозможности для нее выполнить предписанную работу, но с предложением воспользоваться ее лошадью, она была подвергнута обыску и оставлена до вечера под арестом. Одновременно был произведен обыск в доме (как и у всех обложенных индивидуальным налогом).

31 марта Т.И. Репина вызывалась в с/с для заполнения анкеты на предмет выселения в Сибирь.

«Здравнево», где проживают потомки И.Е. Репина, было не поместьем, а дачей, без всякого хозяйства. С 1918 г. приведено в порядок личным трудом Т.И. Репиной-Язевой, ее дочерью и зятем. Наемным трудом для работы на земле не пользовались, в последние годы, за обилием маленьких детей в семье, имеют прислугу-помощницу".

Трудно понять логику власти, которая одной рукой пишет восторженные письма художнику с предложением вернуться на Родину, а другой — терроризирует его родных и близких за то, что они живут в родительском доме, половину которого бесплатно предоставляют школе, но не имеют возможности платить бешеные налоги за «индивидуальное владение». Вероятно, Илья Ефимович тоже не смог понять этого, потому и не рискнул принять предложение Сталина — Ворошилова. Члены делегации, направленной в Куоккала, впоследствии вспоминали:

«— Вас ждут в СССР, — говорили мы. — Ваш приезд будет праздником для всей страны. Вас встретят с почестями, как свого любимого художника.

— Нет, нет, я недостоин этого, — отвечал Репин. — А от почестей, пожалуйста, освободите. Я уж лучше приплачу".

В этих словах ирония явно перемешана с болью и обидой.

Последняя просьба

В августе 1927 года Репин написал Корнею Чуковскому в Москву: «Я желал бы быть похороненным в своем саду. Т (ак) к (ак) с момента моей смерти, я, по духовному завещанию покойной Н (атальи) Б (орисовны) Норманд, перестаю быть собственником земли, на которой я столько лет жил и работал (что Вам хорошо известно), то я намерен просить: во-первых, нашу Академию Художеств, которой пожертвована эта моя квартира… разрешения в указанном мною месте: быть закопанным (с посадкою дерева, в могиле же)…Следует обратится… к Финляндскому Посольству — разрешить эти похороны меня в моем (бывшем) саду… Дело уже не терпит отлагательства. Вот, например, и сегодня: я с таким головокружением проснулся, что даже умываться и одеваться почти не мог: надо было хвататься за печку, за шкапы и прочие предметы, чтобы держаться на ногах…

Да, пора, пора подумать о могиле, так как Везувий далеко, и я уже не смог бы ныне доползти до кратера. Было бы весело избавить всех близких от всех расходов на похороны… Это тяжелая скука. Пожалуйста, не подумайте, что я в дурном настроении по случаю наступающей смерти. Напротив, я весел даже в последнем Сем письме к Вам, милый друг".

В тот же день Чуковский ответил Репину: «…Не стану писать Вам пошлостей и фальшей. Ни в утешениях, ни в соболезнованиях Вы не нуждаетесь. Вы всю жизнь больше всего ненавидели институтство, сентименты и фразы. Поэтому сообщу Вам просто, что Ваше желание будет выполнено. Сегодня вечером я увижу Луначарского, и я попрошу его, чтобы Ваша последняя воля — о месте погребения, о гробе, о посадке дерева была выполнена в точности».

В 1930 году художник умер, так и не увидев перед смертью любимой Родины. Воля его была исполнена: похоронили Илью Ефимовича в «Пенатах». А через 10 лет после смерти он все-таки «возвратился» на Родину. Куоккала отошла к Ленинградской области и сейчас называется Репино, которое стало своеобразной меккой для истинных ценителей искусства великого художника.