«Контра» с портфелями

В отчётах тех лет эти организации названы «контрреволюционными». Но были ли они такими в действительности?

Из докладной записки инспектора Управления начальных и средних школ Наркомпроса Алексейкина от 2 ноября 1935 года под грифом «совершенно секретно» в адрес наркома просвещения Бубнова и заведующей Мосгороно Дубровиной (здесь и далее в цитатах стилистика, орфография и пунктуация оригинала сохранены): «Установлено, что в средней школе № 4 Сталинского района г. Москвы 26 октября с.г. группой учеников 4 „в“ класса в количестве 6 человек: Блинникова, Клочковского, Рыбина, Ситникова, Маркелова, Зинченко производилась стрельба из рогатки в портрет т. Кагановича. Организатором этого антисоветского действия был ученик Маркелов — сын члена ВКП (б), работающего членом правления Общества потребителей».

Случившееся было настоящим ЧП, проверка началась немедленно. Члены комиссии квалифицировали происшествие в школе, как антисоветское проявление. В ГУЛАГ, правда, никто не попал, но серьёзные неприятности учителя и родители всё же получили…

Бывали случаи и посерьёзнее. В 1932 году в Москве было разоблачено несколько нелегальных организаций, созданных школьниками! Как следует из отчета Мосгороно, переданного в 1932 году в Моссовет, в городе действовало несколько «…антисоветских организаций школьников». Детские нелегальные сообщества назывались «Общество черного полумесяца», «Либерально-демократический союз» и «Общество забастовок и прокламаций». Состоявшие в группировках школьники, подчеркивалось в отчёте, совершали «контрреволюционные вылазки», преследовали и избивали пионеров-активистов и даже учителей.

В 1937 году в нескольких столичных школах был выявлен ещё ряд «антисоветских групп». В документах к отчету МГК ВКП (б) за названный год говорилось, что в школах действовали «нелегальные» организации под названиями «Белая пуговица» (школа № 610), «Золотой зуб» (школа № 313), а в школе № 232 Дзержинского района столицы в 1936—1937 годах существовал «подпольный» литературный кружок, созданный учащимися 9 и 10 классов. Подростки читали друг другу «контрреволюционные и классово чуждые» стихи и рассказы.

В образцовой средней школе имени Радищева выявили «подпольную» группу школьников, объединившихся в организацию «11 чертей». Дети обсуждали вопросы, касающиеся трудностей жизни в СССР, говорили о несправедливой политике правительства.

«А мы придем с тыла…»

Настоящего диверсанта разоблачила пионервожатая московской школы № 12. Девушка отправила в райком партии письмо о настораживающем положении в учебном заведении. Проверяющие по результатам посещения учебного заведения сообщали в донесении следующее: «Большая группа ребят ежедневно приходила в школу мертвецки пьяной. Среди них были ребята 12−13 лет, которых приходилось откачивать… В течение 4 часов мы беседовали с мальчиком 12 лет, Сорокиным, который развернул перед нами чёткую программу контрреволюции. Эта программа была настолько чётко сформулирована, что не верилось, что она развита 12-летним мальчиком. Сорокин нам сказал: «Вас ведь скоро не будет».

— А куда мы денемся?

— Вы сейчас свяжетесь на Востоке (очевидно, имелся в виду конфликт с Японией -авт.), а мы придем с тыла.

— А кто такие «мы»?

Ответа не последовало, но ясно, что мальчик повторил услышанное от взрослых. Мать Сорокина — домохозяйка, отец — рабочий с завода «Серп и молот».

А в другой школе обнаружили «Организацию изобретателей», которая занималась изготовлением взрывчатых веществ. Характер группы, как отмечалось в материалах партийных органов, был политизированный.

Директор московской школы № 119 в письме Сталину и Косареву в августе 1937 года сообщал: «В отношении окончивших в 1937 году 10-е классы у меня сложилось мнение, что 90 процентов из них — это не наша молодежь, это будет доказано жизнью». Директор, участник Октябрьской революции, перечислил «грехи» своих бывших учеников и приложил к письму список их фамилий и адресов.

Допускали антисоветские проявления не только московские школьники. Примером тому — докладная записка уполномоченному КПК при ЦК ВКП (б) Френку, датированная февралем 1937 года о происшествии в одной из школ в Мордовской АССР: «…на уроках учителя Панкова, члена ВКП (б), были допущены прямые антисоветские выступления некоторых учеников. Например, на вопрос: «Почему война против СССР станет самой опасной для буржуазии войной?» учащийся Борисов ответил: «Когда буржуазия пойдет на СССР, то у нас сразу восстанет кулачество, которое привлечет на свою сторону колхозников и они вместе выступят против Советской власти». Его поддержали другие ученики — комсомольцы Андреев и Бечкин. Учитель Панков, вместо того, чтобы разоблачить контрреволюционную сущность таких высказываний, принялся вести дискуссию с учениками и задал такой вопрос: «Чем вы руководствовались при своём ответе?». Ученик ответил: «В деревне положение плохое. Вот вы поезжайте в деревню, поговорите с крестьянами и узнаете, как они живут. Только оденьтесь похуже, чтобы всё узнать».

— Школы того периода, конечно же, ярчайший показатель жизни страны, — считает московский историк, исследователь советского периода Татьяна Дмитриева. — Работать школьным учителем в те годы было не только сложно, но и опасно. Определённые инстанции регулярно сообщали начальству о происшествиях в школах и разговорах учащихся. А дискуссии, подобные той, что была в Мордовской АССР, не являлись редкостью на уроках. Школьники по наивности, а иногда просто желая побахвалиться, говорили такое, что педагоги хватались за головы! А потерять ее в те годы было очень легко! Партия рассматривала школу не только как звено образования, но и политического воспитания. При внешнем благополучии в советских школах существовали две жизни: одна — показная, другая — неоднозначная, местами просто ужасная.

Придуманный мир

В уральском городке Шадринске, как отмечалось в одном из донесений в мае 1933 года, «…двое школьниц, дочь подкулачника Аня Пирогова, 13 лет и дочь бывшего офицера Галя Дивцова организовали „Общество борьбы за равенство и правду“. У них был единственный лозунг: „Не верить в победы социализма, а бороться за веру и правду“. Школьницы вербовали в свое общество местных ребятишек … и писали контрреволюционные листовки». А в одной из школ Магнитогорска была создана «шайка», которая «терроризировала школьников и учителей, вела конттреволюционные разговоры».

— Дети слышали разговоры взрослых о нелёгкой жизни, да и сами видели жизненные реалии, — продолжает Татьяна Дмитриева. — Разумеется, они реагировали на происходящее более непосредственно, нежели осторожное старшее поколение. Некоторые ребятишки просто не осознавали возможные последствия своих слов. Но некоторые всё понимали и старались противостоять окружающей несправедливости. К тому же бюрократизм окончательно вытеснил романтизм пионерии первых лет советской власти. Вожатые превратились в послушных исполнителей директив начальства и не пользовались авторитетом у школьников. Их пугала инициатива снизу и любое творческое проявление, они работали исключительно по плану, по инструкции. Хотя внешне всё выглядело замечательно. Пионеры и комсомольцы составляли, опять же по инструкции, приветственные письма партийным руководителям: «Дорогой дедушка Калинин! Разрешите сообщить вам о наших достижениях…» Но дети видели фальш, поэтому придумывали собственный мир, в котором им хотелось жить. Этот мир был, по их мнению, более справедлив… Примером тому — разоблачённый в Киеве «Союз мыслящей интеллигенции», состоявший из 15-летних подростков. Они считали, что «…сегодня пионерская организация стала слишком массовой и по-настоящему никого не воспитывает, из неё выходят одни хулиганы. Вместо пионерской и комсомольской организации надо создать новую полувоенную организацию». На одном из собраний «союза» некоторые его члены, как следует из протоколов НКВД, «…подняли вопрос, почему так часто везде и всюду, в докладах и в газетах вспоминают т. Сталина». У «контриков» был план работы: изучение философии, истории большевиков, трудов Белинского и ортодоксального марксистского литературоведа Фриче.

В Донецкой области накрыли группу молодых людей, полагавших, что «партия ведёт страну не по ленинскому курсу». Они даже составили манифест, в котором объявляли коллективизацию преступлением, протестовали против заявлений пропаганды об улучшении материального положения трудящихся и объявляли Сталина виновным во всех бедах страны. Однако воззрения у состоявших в группе были явно прокоммунистические, поскольку они говорили: «Несчастны те, кто строит на своем горбу социализм, а счастливы будут лишь те, кто будет жить в коммунистическом обществе».

— Но не все детские нелегальные общества разделяли взгляды коммунистов, — говорит Татьяна Дмитриева. — Например, «Московский союз демократической молодежи», созданный в предвоенные годы 16-летним школьником, мечтал о парламентаризме. Похожая организация в Запорожье, называвшая себя технократической, также выступала за капиталистическое будущее СССР. Повлиять на ситуацию в стране такие объединения, конечно же, не могли, но пристальное внимание «энкавэдэшников» они привлекали.