Жизнь после ГКЧП: Что построили мы и наши соседи

Ровно 20 лет назад, в СССР случилась попытка военного переворота. Путч продлился всего три дня, но стал точкой невозврата для огромной страны. Империя, которая в августе 91-го только трещала по границам республик, в декабре того же года бесповоротно разломилась на несколько кусков. Но тогда, 21 августа, победу над ГКЧП встречали ликованием. Люди верили, что пусть не сразу, пусть трудно, но в обозримом будущем мы будем жить в процветающей, цивилизованной, демократичной стране.

Увы, этого не случилось. «Свободная пресса» попыталась ответить на вопрос: какую страну мы хотели построить в 1991-м, и какую построили через 20 лет мы и наши соседи — ключевые республики, ранее входившие в состав СССР?

РОССИЯ

— Могу сказать, чего я хотел. Я осознанно хотел не допустить нарушения закона, и прихода к власти старой консервативной номенклатуры, — говорит политолог Дмитрий Орешкин. — Мне казалось, это губительно для страны. Логика была такая. Горбачев, плох он или хорош, был законным руководителем. Горбачев провел законный референдум за сохранение Союза, который позволил ему проводить курс на обновление. Верховный Совет дал ему законное разрешение на то, что называлось Ново-Огаревский процессом (руководители РФ, Белоруссии, Узбекистана и Казахстана встречались в подмосковной резиденции Горбачева в Ново-Огарево и вырабатывали проект Союза Советских Суверенных Республик — более мягкой федерации республик взамен СССР — «СП»).

Было понятно, что Советский Союз распадается. Было ясно, что, в лучшем случае, он мог стать конфедерацией независимых государств. К этому шло, это понимал Горбачев. Единственное, что можно было противопоставить этим тенденциям, соответствующим настроениям в обществе — это сила.

Противники Горбачева понимали, что конфедерации типа нынешнего Евросоюза не нужна огромная армия, которая была в СССР, такая огромная милиция и КГБ. Было понятно, что эти структуры ждет радикальное сокращение и падение политической роли. В этой ситуации они пошли на нарушение закона — на силовой сценарий.

«СП»: — Вам было очевидно, что ГКЧП — это нарушение закона?

— Да. Было очевидно, что по ТВ врут, будто Горбачев заболел. Противозаконным было лишение законно избранного президента средств правительственной связи на трое суток. Противозаконным было лишение главнокомандующего ядерного чемоданчика. Формально говоря, это — подрыв обороноспособности страны. Было понятно, что ребята пошли на вульгарный военный переворот.

Соответственно, перед обществом стоял вопрос: либо жить дальше, соблюдая законы, которое государство само установило, либо верить людям, которым не хотелось верить, потому что у них дрожали руки. Для меня лично стало тогда очевидно, что СССР — это структура, которая не может существовать, если она ограничена правовыми рамками. Ведь получалось, что попытку спасти СССР можно делать только противозаконными методами. И для меня встал вопрос: что важнее — незаконное государство, или жизнь по закону? Думаю, этот вопрос — в ясной или неясной форме — стоял перед многими. И судя по тому, что в поддержку Горбачева вышли тысячи людей к Белому дому, а в поддержку ГКЧП никто никуда не вышел, — люди выбрали жизнь по закону.

«СП»: — В 1991-м была надежда, что пусть трудно, не сразу, но страна будет демократичной. Через 20 лет мы видим де-факто возврат к СССР. Почему так получилось?

— Изложу свои ощущения. Как я теперь понимаю, я в значительной степени был жертвой советской пропаганды. В представлении пропаганды мы соревновались с США. Многим моим коллегам и друзьям искренне казалось, что мы — как Америка. Только беднее, потому что у нас нет рыночной экономики, демократии, и есть 6-я статья конституции СССР, которая отдает власть старым дуракам типа Черненко, Слюнькова или Ивана Полозкова. В 6-й статье было написано, что руководящей и направляющей силой является КПСС. Нам казалось, стоит убрать 6-ю статью, ввести рыночную экономику и демократию, как мы довольно быстро догоним западный мир.

Мы верили в бинарность мира, в то, что возможны только два состояния: либо мы, как Америка, либо как Советский Союз. И не было в голове гипотезы — и это изъян нашего общественно-политического образования — что мы вовсе не Америка, которая не состоялась. Что мы, как невежливо выразилась Маргарет Тэтчер, «Верхняя Вольта с ракетами». Не было гипотезы, что в Бразилии нет компартии, шестой статьи, социалистической плановой экономики. Но это, тем не менее, не США.

И вот, когда убрали 6-ю статью, убрали компартию и учредили рыночную экономику, оказалось, что мы по своим культурным параметрам — довольно дикая страна. Откуда-то выползли бандиты, которых раньше держали за 101-м километрам, а мы делали вид, что не знаем об их существовании. (Мои московские друзья, например, в те годы были искренне уверены, что Россия — это такая же Москва, только немного недоразвитая)… Оказалось, что собственностью владеют «красные» директора, которые приводят по нужному им сценарию… Оказалось, экономику монополизировали региональные группы влияния, спортивные организации, преступные группы, чекистские группы.

Словом, оказалось, что перестройка страны потребует чертову прорву времени. Мы к этому не были готовы. Народ честно ждал три года, когда же жизнь войдет в колею. И Ельцин ждал. Но оказалось, что он прежний контроль над страной потерял, а рыночных механизмов контроля технически не было. По-прежнему нужно было платить зарплату учителям, врачам, и огромной армии казенного народа, а бюджет был глубоко дефицитным.

«СП»: — Тогда и начался возврат в СССР?

— В этой ситуации политического отката назад не могло не произойти. Население пережило ментальный шок от перестройки. Вдруг стало можно все, и пользоваться этим всем стали не честные и добросовестные люди, а бандиты, номенклатура, спортсмены, чекисты. Они знали, как жить по корпоративным, внутренним правилам, а не по писанным законам. По писанным жили только лохи.

Советский человек, который привык уважать законы и действовать, как ему велят, оказался совершенно неподготовленным к такому повороту. Он не знал, что для того, чтобы зарабатывать, нужно подмышкой иметь пистолет и носит красный пиджак. Единственное, что он мог — съездить в Турцию, накупить там барахла, а здесь продать. Все это вызывало шок.

Не случайно после каждой революции происходит реставрация. Люди из прежней системы ценностей остались, они пережили шок, считают себя обделенными — и на самом деле, часто так и есть. И понятно, почему вернулся Путин.

«СП»: — Что такого сделал Путин?

— Путин обещал создать союз России и Белоруссии — и ему аплодировали. Путин проявил силу воли — победил чеченцев и создал иллюзию укрепления государства. Путин говорил те слова, которые от него хотели услышать советские, по сути, люди — ведь прошло всего 10 лет со времени развала СССР. Наконец, Путин пришел в то время, когда экономика начала расти. Прошли самые мучительные годы, потраченные на адаптацию к новому устройству. Приватизированную «общенародную собственность» привели в порядок, уволили алкоголиков, привлекли международных экспертов, освоили новые технологии, взяли кредиты на обновление фондов. Чтобы все это сделать, нужен был очень сильный мотив, которого не было в советскую эпоху (на Севере я видел, как кирпич и сталь завозили вертолетами, а потом бросали). И экономика начала расти.

Быстрый подъем шел объективно, вне зависимости от того, что командовал экономикой. После кризиса 1998 года командовал Примаков — экономика росла, потом Касьянов, потом Путин — экономика все росла. Она росла, потому что появилась твердая валюта в виде рубля, который есть смысл зарабатывать, потому что он что-то собой представляет, в отличие от советского «деревянного».

Надо было лишь решить некоторые технические задачи. Взять под контроль ТВ — то есть, убрать Гусинского и Березовского. С тем, чтобы с помощью телевидения объяснить, что рост экономики идет благодаря Путину. Это было сделано. Населению объяснили, что олигархов устранили, теперь они боятся, платят налоги, в стране наступил порядок, и именно поэтому мы растем. Это была ложь, но люди верили, потому что видели: да, растем, зарплаты увеличиваются.

Кроме того, у Путина было существенное преимущество — у него была корпорация. Со своими правилами игры, не подчинялась общим закона, умела строить стратегические планы, и добиваться их реализации. Это была чекистская корпорация, коммунистов в ней не любили. Она была готова легко жертвовать идеологическими побрякушками, за которые хватались коммунисты. Зато понимала, что необходимо подмять инфраструктурные проекты в стране, чтобы ее контролировать.

«СП»: — А население как на это реагировало?

— Люди удовлетворили голод. В нулевые они получили возможность покупать еду, обувь, телефоны (в СССР люди стояли по 10 лет в очереди на телефон), холодильники, телевизоры, даже автомобили. Люди насытились, но остался идейный голод. Осталась мифология великой страны, которую боялись американцы, и весь мир уважал. (Мифология лживая, потому что СССР, конечно, побаивались, но когда советский человек выезжал за рубеж, он был, мягко говоря, человеком бедным. А абсолютное большинство населения вообще не ездили за границу).

И когда люди в путинскую эпоху получили телефоны, холодильники и прочее, это их уже не радовало, а воспринималось, как само собой разумеющееся. Особенно когда подросло путинское поколение, которое не может представить, что в магазине нет пива, хлеба, мяса. Они вообразить не могут себе эту советскую реальность. Но зато у них создалось ясное представление, что была великая, могучая, процветающая, как сейчас страна, с такими же изобильными магазинами и «ашанами». Страна, которую продали и развалили предатели — Горбачев с Ельциным. Мифологический образ всегда ярче и нагляднее реальности.

Тем более, Путин еще в «нулевом» году говорил правильные слова в обращении к Федеральному собранию. Он говорил, что экономическому росту мешают налоговый пресс, произвол чиновников и криминал. Надо усилить государство, говорил Путин, чтобы снизить налоги, убрать произвол чиновников, и взять в ежовые рукавицы криминал. Но как только он начал укреплять государство, выяснилось, что количество бюрократов надо увеличивать. Налоги надо увеличить, потому что выросли расходы государства, а криминал сросся с силовиками. Это то, что произошло через 10 лет.

На самом деле, Путин начал долгосрочную стратегию, и благополучно ее реализовал. А общество было довольно, потому что всегда после революций оно страдает ностальгией. Люди помнят хорошее, а то, что приобрели, не ценят — им кажется, всегда так было. Реставрация — нормальное, неизбежное явление, и именно реставрацию реализовал Путин.

Первые четыре года укрепление государства было правильным, а вот вторые четыре года этот процесс начал уже пугать. Сейчас мы имеем дело с корпорацией, которая совершенно отвязалась от общественного контроля и преследует только свои интересы, которая расставляет своих людей на ключевые сектора, которая ввела монополию повсюду (ты не можешь создать серьезного бизнеса без разрешения корпорации).

«СП»: — И что из-за этого происходит?

— Все то, что было в Советском Союзе: признаки застоя, вранья по телевизору, презрения к собственным законам, ощущение, что схватили Бога за бороду, и теперь можно делать, что угодно. Все это в быстром темпе повторяет 70-летнюю историю развития Союза. По моим представлениям, мы сейчас в 1970-х, в самом начале серьезного застоя, когда пока все хорошо, когда мы привыкли в этой системе, когда мы еще верим телевизионным сказкам. Думаю, это закончится довольно быстро — мы видим, как фальсифицируют выборы, у нас все меньше доверия к этим политикам.

Словом, советская власть номер два закончится быстрее. Она неизбежно мягче — есть посадки, но нет расстрелов. Есть интернет, где можно высказать недовольство. Есть интересы людей, которые недовольны, что их грабят, и готовы легально сопротивляться. Есть какая-никакая конкуренция внутри элит: господин Миронов собачится с госпожой Матвиенко, и мы лучше понимаем, как устроена политическая жизнь.

«СП»: — Чем это кончится?

— Это большой вопрос. Потому что опять окажется, что в рамках закона они не могут контролировать ситуацию. Закон не позволяет фальсифицировать выборы, а если не фальсифицировать — «Единая Россия» вдвое потеряет, и Бог знает, что мы получим в Дагестане и Чечне, если вертикаль ослабнет. Законы не позволяют отбирать бизнес и сажать людей, потому что генералу понадобился лишний миллион долларов. А на практике это делается, потому что, если не отбирать, генералы не будут лояльны, им нужно бросать кусок. Законы запрещают коррупцию, а если не давать откаты тому же Кадырову, он не будет фальсифицировать выборы, как нужно, и уйдет в горы со своими солдатами.

Все это будет проявляться, накапливаться раздражение, и система рухнет. Вопрос, рухнет ли она, как в Советском Союзе, в рамках закона, или выйдет за рамки: попытается отменить выборы или учинить маленькую победоносную войну. Боюсь, нынешние силовики пойдут по второму пути. Когда с ними говоришь, они искренне считают, что ГКЧП делал все правильно, только там были слабосильные старикашки, которые в ненужный момент замочили штаны. А если бы не замочили, и стрельнули слегка по толпе, толпа бы разбежалась, и все было бы замечательно — как в Китае…

Другие мнения

Владимир Прибыловский, президент информационно-исследовательского центра «Панорама»:.

— Лично мои ожидания образца 1991 года соответствуют нынешней ситуации. Я не строил иллюзий, что у нас будет шведский социализм — о чем говорили великие люди вроде Гавриила Попова. Я ожидал, что будет страна Третьего мира, такой индийский капитализм. С точки зрения политического устройства — у нас олигархия с элементами автократии. Но ближе к олигархии, Путин все-таки не всевластен. А с точки зрения социально-экономического устройства — у нас недоразвитый капитализм страны Третьего мира.

Нынешняя элита — плоть от плоти партийной номенклатуры. За исключением небольших вкраплений «фарцы», представители элиты - детки партийной номенклатуры, просто не обязательно верхних ее эшелонов. Думаю, господствующий класс как минимум на 80% остался прежним, в него входят те же семьи.

«СП»: — Если сравнивать с советским временем, люди стали жить лучше или хуже?

— По-разному. Думаю, 30% населения живут или несколько хуже, или так же, как во времена СССР — при большем количестве соблазнов. Есть 2−3% людей, которые вошли в мировую элиту по материальному достатку. 10−15% улучшили материальное положение. Это служащие и мелкие бизнесмены.

Евгений Минченко, директор Международного института политической экспертизы:

— Кто выиграл от поражения ГКЧП? Лично мне — парню из семьи рабочего и учительницы — ничего особенного при советской власти не светило. Я мог бы стать максимум завкафедрой провинциального вуза. И дай Бог, чтобы к моим сорока годам я имел собственную квартиру. Я выиграл. Но не думаю, что со мной согласятся люди, которых убили в ходе гражданской войны в Таджикистане, например. Или русские, кого выдавливали из Чечни. Поэтому, если не брать людей, которым повезло, цена заплачена совершенно несоразмерная за то относительное благополучие, в котором мы сейчас живем.

Тем более, к сожалению, мы сталкиваемся с тем же, что и двадцать лет назад: с проектным кризисом правящей элиты. Элита сегодня, как в 1991-м, не способна сформулировать, какую страну она строит.

УКРАИНА

В следующую среду, 24 августа, Украина планирует с размахом отметить 20-летие независимости. Считается, что история новейшей украинской государственности берет начало с того дня, когда Верховный Совет УССР принял Акт о самостоятельности республики.

Киевская пропаганда в последние недели сосредоточена на превознесении «Дня незалежности». 20-я годовщина ГКЧП воспринимается лишь как промежуточный этап. Официальная трактовка гласит, что именно 24 августа многовековая борьба украинского народа против колонизаторов увенчалась успехом.

Не так давно один из бывших руководителей КГБ УССР Евгений Марчук озвучил свою версию, почему всесильная спецслужба не смогла предотвратить выход республики из Союза. По версии Марчука, виной тому стала инициатива Михаила Горбачева о рассекречивании архивов, в частности, касающихся «голодомора».

"70−80% работников не хотели возвращаться к тому, о чем они прочитали и что увидели. Это были кровавые, страшные, но правдивые архивные материалы. Именно благодаря Горбачеву произошла трансформация в системе репрессивных органов. Причем, не только КГБ, но и судебной системы, где рассматривались дела о реабилитации репрессированных", — утверждает бывший высокопоставленный сотрудник КГБ, затем переприсягнувший на верность Украине.

Как признается первый президент независимой Украины Леонид Кравчук, на самом деле, в истории выхода республики из СССР точка была поставлена лишь через несколько месяцев — в декабре 1991 года. Именно тогда был проведен национальный референдум, где киевским властям удалось получить нужный результат — большинство голосов за независимость Украины.

«После 24 августа, когда был принят Акт о государственной независимости, Украина обратилась к миру с просьбой, чтобы ее признали. Но до 1 декабря ни одна страна мира так этого и не сделала! Потому что в этом же году, но раньше, 17 марта, был проведен Всесоюзный референдум. И там более 75% украинцев проголосовали за «обновленную федерацию», — вспоминает Кравчук.

«Большинство жителей Украины были против развала СССР, но вопросы на референдуме (национальном — ред.) были сформулированы таким образом, что люди голосовали «за», — в свою очередь, поясняет депутат одесского горсовета Игорь Марков.

Сегодня в Интернете без труда можно найти отсканированные листовки образца 1991 года. Как правило, жителей УССР тогда убеждали, что, выйдя из Союза, республика превратится в процветающее государство, поскольку в СССР все продукты и ресурсы забирала Москва.

«Украина: европейская держава по возможностям, московская колония в действительности. Потому бедные, что невольные. Чтобы быть богатыми, нужно быть независимыми!» — такие листовки распространялись на Западной Украине.

В Крыму и на Юго-Востоке содержание агитации было совершенно иным.

«Дорогие русские братья и сестры, живущие на Украине! Гарантирую вам сохранение полнокровных, беспрепятственных связей с Россией и другими республиками бывшего Союза. Ни в коем случае не будет допускаться насильственная украинизация русских. Любые попытки дискриминации русских будут решительно пресекаться. Построим независимую Украину как общий дом украинцев и русских, всех национальностей, ее населяющих!» — взывал к электорату Кравчук.

Но вскоре стало ясно, что обманули как западенцев, так и русских. Вместо обещанного процветания республика погрузилась в хаос и разруху — Украина до сих пор не восстановила экономику до уровня 1991 года. А русские Юго-Востока по сей день ощущают все новые проявления ползучей украинизации, начатой еще при Кравчуке.

Недавно Институт социологии национальной академии наук Украины опубликовал данные, согласно которым за последние 10 лет сократилось число сторонников независимости страны — с 56 до 46%. При этом 47,4% респондентов признались, что жалеют о распаде СССР. 47,8% опрошенных жителей Украины заявили, что считают современный этап развития страны «временем преступников и мошенников».

«Люди сравнивают, что было тогда и сейчас, и видят, что сейчас стало жить плохо. Поэтому эти данные — сформулированная реакция народа на то, что есть. За эти годы у нас минус 7 миллионов граждан, абсолютная зависимость от внешнего мира, и отсюда снижение доверия к государству. Одна из сторон этого снижения — отношение к независимости Украины», — поясняет одесский депутат Георгий Кваснюк.

«За последние годы большая часть жителей Украины не только разочаровались в независимости, они хотят настоящей интеграции со славянскими народами — Россией и Белоруссией», — утверждает Геннадий Басов, лидер партии «Русский блок».

Впрочем, сами творцы украинской независимости объясняют данные социологов по-другому. Кравчук, к примеру, считает одним из факторов влияние российской пропаганды. А украинский националист Левко Лукьяненко, один из авторов Акта о независимости, который за антисоветскую деятельность провел 26 лет в лагерях и ссылках, выдвигает другую версию, почему после распада СССР «украинское чудо» не стало реальностью.

«Все 20 лет Украиной руководит бывшая оккупационная администрация. Она немного обновлена, немного изменена, но в принципе страной руководят люди, воспитанные в советские времена и в духе ненависти к украинскому национализму, к идее самостоятельности. Эти руководители воспитаны в духе подчинения Москве и страхе перед ней, любви к централизованному большому государству и так далее. И вот этот прокоммунистический и промосковский слой руководит 20 лет Украиной. Очень быстро такой слой изменил идеи и из „красного директората“ образовались олигархи… Мы на своей земле живем! Нам нужно очищать нашу землю от разных памятников дзержинским, кировым и так далее. Нам нужно противостоять, воевать с остатками московской оккупации в Украине. Нечего дружить с врагами!» — призывает Лукьяненко.

Это противостояние — с одной стороны Запада, с другой Востока и Юго-Востока страны — продолжается долгие годы. Выхода из тупика пока не видно, а голоса тех, кто говорит о расколе государства, звучат все громче. И чем все закончится, никто сказать не может.

БЕЛАРУСЬ

— Дата, когда фактически развалился СССР — это августовский путч, а мы в Беловежской пуще только констатировали, что это произошло. Бесспорное для Беларуси достижение — во время подписания Беловежского соглашения была завоевана независимость страны де-юре, — говорит бывший председатель Верховного Совета Республики Беларусь Станислав Шушкевич, человек, чья подпись стоит под тем документом. Позже его с поста руководителя страны сместил Лукашенко, который своим указом издевательски назначил Шушкевичу самую низкую пенсию в мире — около 15 российских рублей в месяц. Сегодня опальный политик и доктор физико-математических наук читает лекции за границей, председательствует в партии «Белорусская социал-демократическая Громада»

«СП»: — Почему Беларусь, несмотря на ожидания 1991 года, не стала демократическим государством?

— Когда мы планировали будущее Беларуси после 1991 года, в нас была высока доля романтизма. Мы думали, что будем строить цивилизованный народный капитализм. Но ни в одной бывшей республики СССР, кроме стран Прибалтики, это не получилось. Есть дикий капитализма, и степень его дикости различная в разных странах. Что же касается Беларуси — тут воцарилось вообще что-то непонятное — коммуно-капитализм. Такого мы и представить тогда себе не могли. Мы собирались идти к рынку, к демократии, к правам человека. Я понимал, что это нелегкий путь, что главная сложность — убедить народ в правильности такого выбора. Но сейчас людям в головы вбивают совершенно другое.

«СП»: — Почему же ваши надежды и мечты не сбылись?

— Нынешняя ситуация в Беларуси не соответствует ожиданиям 1991 года потому, что в стране было достаточно много коммунистических кланов, которые после путча прикидывались демократами и рыночниками, а потом их потянуло на старую, в лукашистском оформлении, коммунистическую идеологию. Это выгодная ситуация для приближенных к власти. Такие «специалисты» нашлось немало, поэтому пока страна очень далека от демократии.

«СП»: — Может, дело в менталитете самих белорусов?

—  Я бы воздержался от того, чтобы в сложившейся ситуации обвинять народ. Виновата та продажная элита, которая вместо того, чтобы просвещать людей, зомбирует их выгодным для нее образом, и это замедляет путь к обществу народного капитализма. Он, конечно, не панацея от всех бед, этим нужно заниматься, корректировать постоянно, чтобы некоторые сбои не стали определяющими.

«СП»: — Чем, по-вашему, люди, стоящие сейчас у кормила власти отличаются от партийно-советской номенклатуры конца 80-х?

— Сегодняшняя правящая элита страны отличается от партийной номенклатуры тем, что последняя внешне притворялась очень благопристойной, а сейчас и этого нет — гниение началось с головы и длится уже давно. Когда человек, занимающий пост президента, может ругаться, поносить лидеров других стран, путать Евгения Онегина с Франциском Скориной, когда воинствующее невежество берет верх - это очень опасно. В советское время этого не было, а сейчас в Беларуси воинствующее невежество победило.

«СП»: — Какие самые острые проблемы сегодня в стране?

— У нас одна острая проблема — это наш нелегитимный президент и навязанные им порядки. Сплошная фальсификация выборов. Во многих странах часто выбирают не тех, кого нужно, но потом народ постепенно корректирует это во время новых выборов. В Беларуси нет одной черты, которая есть в других бывших республиках СССР — Украине, Молдове, странах Прибалтики — там в результате выборов власть передается в другие руки, и за этим следуют изменения. У нас же фальсифицируются выборы при помощи мобилизованных для этой цели спецслужб, поэтому идет загнивание и полное власти.

«СП»: — А люди как жить стали?

— Я думаю, что в среднем в Беларуси люди все же стали жить лучше, чем при СССР. Причина очевидна — расходы на серьезную военщину серьезно уменьшились. В советской Белоруссии 55% промышленности было ориентировано на войну, и это приносило очень малый доход гражданам республики. Хотя по современным методикам оценки валового внутреннего продукта на душу населения мы, наверное, были на первом месте в СССР, но на обычных людях это сказывалось слабо — все отдавалось на военные цели. Сейчас эти военные страсти чуть-чуть улеглись, и преимущественно производится не то, что нужно военным, а то, что нужно гражданам, поэтому улучшение наблюдается. Оно было бы категорически больше, если б у нас произошла либерализация экономики.

«СП»: — А отношение к России изменилось?

— Что касается отношения к России, то у белорусской власти оно лицемерное — так, как ей это выгодно, а белорусские люди никогда не относились дурно к русским, но на российскую власть поглядывают с напряжением, потому что эта власть хочет Беларусь сожрать, то есть сделать ее частью России.

ЛИТВА

Литва была самой решительной республикой в СССР, смелее всех боровшаяся против Кремля. Акт о восстановлении независимости Верховный Совет Литовской ССР во главе с лидером движения «Саюдис» профессором Витаутасом Ландсбергисом, ныне европарламентарием, объявил раньше всех — 11 марта 1990 года (не путать с принятой еще 16 ноября 1988 года «Декларацией о суверенитете Эстонии», где был лишь обозначен путь в суверенитету, а вот резолюцию «О государственной независимости Эстонии» ВС республики принял только 20 августа 1991 года).

На пути к независимости в Литве было свое «ГКЧП» в январе 1991-го, когда анонимный комитет национального спасения с помощью советской армии взял власть. Они даже чем-то похожи — трагические события в Вильнюсе января 1991-го и августовские московские. В обоих случаях подставили армию, и там и там президент Михаил Горбачев «ничего не знал», и там и там в итоге — поражение советской власти. Правда, в январе 1991-го Ландсбергис действовал решительнее, сразу призвав людей на защиту демократии, а 19 августа он поначалу обратился лишь к советским военнослужащим, призывая их не применять силу против законных властей.

По утверждениям бывшего секретаря ЦК компартии Литвы (на платформе КПСС) Владислава Шведа, Ландсбергис будто бы даже звонил в Москву, выясняя ситуацию. У литовских полицейских вдруг исчезла с кокард национальная символика, а у самого Шведа его бывшие коллеги по партии выясняли, будут ли их арестовывать.

Но даже если и так, это не отменяет порыва людей к независимости. С ней большинство литовцев связывало свое будущее. «Будем жить как в Финляндии», — говорили многие защитники независимости. Как в Финляндии пока не получилось, примерно пятая часть жителей Литвы оказалась за чертой бедности, эмиграция превысила 500 тысяч из 3-миллионного населения страны. Выиграли инициативные активные люди, сумевшие найти себя в рыночных условиях, а также прослойка все той же номенклатуры, которая процветала и в советское время.

Власть в Литве, как, впрочем, и в других странах Балтии, представляет собой причудливую смесь - новых людей, пришедших из лабораторий, врачебных кабинетов, вузовских аудиторий и концертных залов (но не цехов!), и старой советской партийной номенклатуры. Президент Литвы - «выпускница» Академии общественных наук при ЦК КПСС Даля Грибаускайте, а премьер — бывший физик-лаборант, научный сотрудник вильнюсского университета Андрюс Кубилюс. Но объединяет их стремление укреплять государственность и критическое отношение к России, с которой, тем не менее, они хотели бы активно сотрудничать в экономической сфере. Правда, как-то специфически: так, чтобы республике было выгодно, но при этом российские компании, особенно энергетические, не набирали силу в Литве.

Ну а главное завоевание — независимость, несмотря на бедность, коррупцию и засилье олигархов (эти явления политики называют главными проблемами страны), не подвергается сомнению. И если кто-то из обедневших жителей Литвы, случается, говорит, что «при русских жили лучше», это все же звучит как исключение. Просто потому, что при всех нынешних издержках назад не хотят. Поэтому попытка выяснить у разных жителей Литвы, оправдались ли их надежды, связанные с крахом ГКЧП (понятно, что у тех, кто рассчитывал на победу ГКЧП, были другие надежды), натыкались на объяснение о том, что свобода важнее.

Об этом же корреспонденту «Свободной прессы» сказал и человек, находившийся на острие борьбы с Кремлем в момент появления ГКЧП — бывший генеральный прокурор независимой Литвы Артурас Паулаускас, ныне известный политик, бывший спикер Сейма, лидер одной из партий, которая в оппозиции к власти.

— Это больше вопрос политический, — заметил он. — Главное, что Литва стала признанным, свободным, независимым государством. А экономические, социальные вопросы решаем каждый день. Да, может быть, было бы лучше, если бы во внутренней политике было больше сбалансированности, и я надеюсь, мы к этому придем. Но самое важное, что мы сами управляем своей страной и сами за все отвечаем.

«СП»: — Возникли у вас какие-то сомнения, когда 19 августа 1991-го стало известно о создании ГКЧП?

— Какие еще сомнения? Мы боролись за свободную Литву. Между нашей прокуратурой и прокуратурой СССР была конфронтация. Они не признавали Литву как свободное государство, а я не признавал их полномочий. Было понятно, что если они победят, то нам придется сидеть. Но отступать мы не собирались.

«СП»: — А что вы почувствовали, когда ГКЧП рухнул?

— Определенное облегчение. Все встало на свои места. Мы начали нормально работать. Советская прокуратура ушла. Законам свободной Литвы перестали противодействовать…

ЛАТВИЯ

В Латвийской ССР в 1988-м году, словно по чьей-то указке, как и в соседней Литве появилось свое национальное движение — Народный Фронт, выступавший за независимость. 4 мая 1990 года Верховный Совет республики принял Декларацию о восстановлении независимости Латвийской Республики. Правда, в отличие от Литвы предусматривался некий переходный период, закончившийся с крахом ГКЧП.

По мнению координатора Совета общественных организаций Латвии, директора Балтийского центра исторических и социально-политических исследований Виктора Гущина, надежды представителей нацменьшинств, исповедовавших «идеалы демократии», были разрушены после поражения ГКЧП и признания Россией 24 августа государственной независимости Латвийской Республики без всяких условий.

— Такое подписание документа способствовало тому, что национал-радикальные политические силы Латвии стали действовать решительнее, поскольку уже не опасались встретить сопротивление. Именно эти силы разделили население страны на граждан и неграждан, стали строить мононациональное государство, главным лозунгом которого является лозунг довоенного авторитарного и этнократического режима Карлиса Улманиса «Латвия — для латышей!». Это главная проблема республики.

«СП»: — А что позволяло нацменьшинствам надеяться на иное отношение национальных сил?

— Повторюсь: приверженность демократическим идеалам и заблуждение в том, что будто бы их исповедуют и национал-радикальные силы. А к тому же к событиям августа 1991 года между Россией и Латвией вроде был решен вопрос о необходимости закрепить права русскоязычного населения. 13 января 1991 года в Таллине Латвийская Республика и Российская Федерация подписали такой договор. Но после ГКЧП обе стороны забыли о нем. Фактически, русскоязычное население оказалось предано.

«СП»: — Такому отступлению от демократии придается идеологическое обоснование?

— Да. Этнократы, которые находятся у власти в Латвии с 1990 года, говорят о правовой обоснованности возврата к прерванному в июне 1940 года строительству «Латышской Латвии». Создание института неграждан они оправдывают тезисом о непрерывности существования Латвийской Республики де-юре с 1918 по 1991 год. Говорят о незаконности Советской Латвии, обосновывая это утверждение тезисом о «двух оккупациях» — сталинской и гитлеровской.

Способствовала реализации этнократического курса в Латвии непростительная беспечность председателя Верховного Совета РСФСР, а затем первого президента России Бориса Ельцина, который при подписании актов о признании независимости не смог обеспечить достойный статус русскоязычной диаспоре. Виноват и Михаил Горбачев. 7 сентября 1991 года союзное руководство согласилось с выходом республик Прибалтики из состава СССР на условиях Ельцина — то есть вообще без каких-либо условий.

Эксперты обращают внимание: никто так не поступал со своими. Франция, покидавшая Алжир, Великобритания, уходившая из Индии, Испания, Португалия и Бельгия, покидавшие колонии, не оставляли своих граждан на произвол новых властей. Россия позволила Латвии превратить треть населения в бесправных жителей. После 1991 года политическое развитие латвийского государства было отброшено назад — к идеологии и практике националистической диктатуры второй половины 1930-х годов.

«СП»: — Но правящая элита Латвии, среди которой также есть и представители бывшей советской номенклатуры, и националисты, и бывшие диссиденты, считает иначе, уверяя, что укрепляет государственность…

—  В стране серьезный социально-экономический кризис. Это не только последствия мировых проблем. Такая идеология серьезно ослабляет позиции Латвийского государства и внутри страны, осложняет отношения с Россией. С ней пытаются заигрывать, но на самом деле правящая политическая элита стремится продвигать свои интересы, не отступая от националистических принципов и пытаясь навязать свое видение истории. Эта элита находится у власти лишь благодаря недемократическим выборам и активной эксплуатации исторических мифов среди латышей. Она заинтересована в принудительном навязывании обществу своей интерпретации истории Латвии, которая позволит дольше находиться у власти. Но проблемы будут нарастать.

«СП»: — Но все же немалая часть населения поддерживает националистов.

— Идеология недемократического режима Ульманиса возведена в ранг государственной. По разным причинам — в том числе и из-за того, что в общей структуре населения Латвии очень велик процент пожилых людей, юность или молодость которых пришлась на годы правления Ульманиса — эта идеология пользуется поддержкой значительной части латышского населения.

Как серьезное предупреждение таким взглядам звучат слова современной латышской писательницы Лаймы Муктупавеле и американского историка латышского происхождения Андриевса Эзергайлиса о том, что латвийская правящая элита, буквально взламывая идеологию послевоенного мира и насаждая в Европе идеологию рад