Московское столпотворение

5 сентября «Свободная пресса» опубликовала статью «Мигрантам хотят запретить привозить в Россию детей». В ней приведены неслыханные еще недавно факты: в Москве уже существуют районы, где до 25% жителей не говорят по-русски. В городе имеются школы, где число приехавших из других государств детей составляет до 70%. Согласно одному из опросов, четверти московских школьников, коренных жителей Москвы, не нравится, что с ними вместе учатся представители других народов, 55% относятся к ним с безразличием, и только 20% приезжим искренне рады.

Вместе с тем, это реальность, с которой ничего невозможно поделать. Но ее надо изучать, чтобы понять, как жить дальше в быстро меняющемся российском обществе. «Свободная пресса» обратилась в Институт этнологии и антропологии РАН. Там нас познакомили с последними исследованиями на эту тему, проведенными в Москве.

Столичный Вавилон

По данным официальной статистики в Москве проживает более чем 130 национальностей и народностей. Если сравнить динамику численности некоторых городских диаспор в 1994—2002 гг., можно увидеть весьма существенные темпы прироста иноэтничного населения. Так, численность азербайджанцев выросла на 320%, узбеков на 240%, казахов на 70%, башкир на 30%, таджиков на 707%, киргизов на 31%, чеченцев на 391%, туркмен на 99%, кабардинцев на 7%, ингушей на 307%. И только численность татар уменьшилась на 3%, вероятно, в связи с процессами ассимиляции.

Численность различных мигрантских групп и этнических общин Москвы эксперты оценивают следующим образом: азербайджанцы — от 800 тыс. до 1 млн. человек и более (400 тыс. из них имеют российское гражданство, по всей России проживает до 2 млн. азербайджанцев); татары — от 250 до 500 тыс. человек; таджиков — до 600 тыс.; чеченская община, по разным данным, достигает от 80 до 150 тыс. человек. Структура прямого миграционного потока в Москву на протяжении последних лет претерпела изменение. В 1995 году 75% мигрантов прибыли в столицу из различных регионов России. Но уже к 2003 году доля внутренних российских мигрантов превысила 91%. Роль международной миграции сократилась с 25% до 9%, причем сокращение затронуло как долю миграционных потоков из стран СНГ и Балтии, так и старого зарубежья.

Наибольшие изменения в сравнении с концом 90-х гг. затронули южные и юго-восточные районы Москвы. По данным регистрационной базы ЗАГС за 1993−2003 гг., совокупная доля этнических групп в этих районах выросла с 5 до 15% (в несколько меньшей степени это характерно и для севера города). Немаловажный фактор при выборе мигрантом места жительства — его близость к местам проживания родственников или месту работы (в большинстве случаев это рынки, стройплощадки и предприятия общепита). По-прежнему актуально тяготение к церкви, костелу или мечети.

Наибольшая концентрация иммигрантов наблюдается в районах со сравнительно дешевым жильем. Больше всего выходцев с Кавказа на востоке (Метрогородок, Гольяново, Измайлово, Вешняки, Новокосино, Ивановское, Кузьминки, Текстильщики и Люблино) и юге Москвы (Чертаново, Бирюлево, Зябликово, Орехово-Борисово, Братеево). Кроме того, обеспеченные представители армянской диаспоры предпочитают центр (Замоскворечье и Таганка), а также кварталы Сокола и Аэропорта. Азербайджанцы селятся в основном на юго-западе (Теплый Стан и Бутово), в центре (Замоскворечье), в Химках и Гольянове.

Почти по всему городу достаточно равномерно расселились татары: практически весь центр, северо-восток (вдоль Проспекта Мира и Ярославского шоссе), север (Алтуфьево), а также юго-восток (Волгоградский проспект) и запад (ближе к Можайскому шоссе). Традиционной зоной расселения татар еще с советских времен остается Марьина Роща.

Выходцы из Юго-Восточной Азии в основном обосновались на северо-востоке и востоке города. Китайцы живут в районе ВДНХ и в Измайлово, а также в Очаково и на Автозаводской. Очень много китайцев проживает в общежитиях на улице Панфилова (всего таких общежитий в городе около 30), Дмитровском шоссе, на Студенческой и на Палехской улицах.

Обращают внимание следующие три факта. Во-первых, наиболее крупным меньшинством являются обобщенные «кавказцы», чья доля в населении города достигает 4,5%. Во-вторых, подавляющая часть московских диаспор и мигрантов — это выходцы из регионов, где традиционно исповедуется ислам (хотя доля глубоко верующих среди и православных, и мусульман не превышает 2−6%). В-третьих, значительная часть иноэтничных групп проживает в мегаполисе недавно, 10−15 лет. Таким образом, этнический состав городского населения изменился быстрыми темпами.

Война и мир за школьной партой

По данным опроса Центра социологии и образования РАН, в течение года каждый четвёртый подросток в той или иной степени участвует в конфликтах на национальной почве. При этом каждый десятый школьник сам готов провоцировать такие конфликты.

Важнейшее различие в поведении подростков — гендерное. Мальчики ведут себя в ссорах иначе, чем девочки, независимо от национальности — чаще используют угрозы и физическую силу, тогда как девочки чаще пытаются ослабить конфликт, а для агрессии используют непрямые вербальные методы — скажем, распространение слухов и сплетен.

При этом, независимо от национальности, дети убеждены, что любой конфликт должен быть улажен, причём извиняться за своё дурное поведение обязан агрессор. При этом с нейтральными одноклассниками, недрузьями примириться проще — так как вокруг такой ссоры нет особых эмоциональных переживаний.

Исследователи пришли к выводу, что при длительном общении школьники-мигранты, как правило, усваивают нормы поведения этнического большинства, и адаптируются к местным нормам поведения. Скорость адаптации зависит от многих факторов: возраста, пола, образования, исходных психологических установок на интеграцию в социуме.

«В случаях хорошего климата в школе и инкорпорированности детей мигрантов в группировки одноклассников их интеграция происходит быстрее и эффективнее. Не последнюю роль в этом процессе играют школьные учителя, на них ложится задача правильного освещения феномена культурных различий и стимулирование положительного интереса между представителями разных этносов» — заключают исследователи.

Семейные уроки

Кроме школьного коллектива, где мигранту волей-неволей приходится общаться со сверстниками, непосредственное влияние на учеников-мигрантов оказывает семья. Важно, на каком языке говорят с детьми родители, какие соблюдаются правила и ритуалы.

Армяне

Исследователи интервьюировали 14 армян, из них трое — родились в Москве, четверо живут в Москве более пяти лет, семеро — приехали в Москву менее пяти лет назад. Почти все опрошенные говорят дома на армянском и русском языках. В семьях, проживающих в Москве более пяти лет, «говорят дома на русском, родители редко на армянском, дети понимают, но плохо разговаривают по-армянски».

«За столом строго соблюдаются свои места, отец сидит «наверху», т.е. во главе стола, обычно напротив двери, мать или рядом с ним, или ближе к кухонной утвари. Если отца нет, то на его место может сесть старший сын или мать. Посуда в семье, за редким исключением, общая.

Все дети отметили почтительное отношение к гостю, так при гостях «мать сидит с краю», хозяева, «если понадобится, уступают свои места». При этом отмечается, что, «папа сидит на своем месте, мама рядом с папой».

Особо респонденты подчеркивают уважительное отношение, «осмысленное уважение к старшим». «Мы, младшие, встаем, старшие садятся». При пожилом человеке «веду себя скромно, с уважением». Если приехала пожилая родственница, то «радоваться нужно, угостить ее». Мальчики отмечают, что «если нужно сделать выбор, то надо посоветоваться с родителями, они помогут, скажут, как правильно сделать». Девочки при входе старшего могут привставать, говоря о незнакомых мальчиках, которые могут прийти в гости, девочки отмечают то, что они не обратят внимания на них.

На вопрос, что сохранилось свое, армянское, дети называют язык, традиции, «то, что в церковь каждую неделю ходим», вероисповедание, армянскую еду и армянские праздники.

Азербайджанцы

Были взяты интервью у трёх азербайджанцев, все они родились и выросли в Москве.

Один респондент рассказал, что у них в семье «посуда у каждого своя, если разбилась, то некоторое время можно брать посуду у кого-либо из членов семьи, потом покупают и снова своя». При этом гости едят из отдельной посуды. В семьях других респондентов такое правило не соблюдается.

За столом отец сидит во главе, напротив окна, сын чаще всего напротив отца. У женщин нет определенного места за столом, они садятся «кому как удобно». Женщины могут есть отдельно от мужчин, и уже после них едят дети. Последние сидят, ближе к двери.

К пожилому человеку дети относятся с уважением: «я встану, поприветствую», «конечно, уступаем всегда, потому что вдруг несчастье какое случится».

Один респондент отметил, что дома братья и сестры говорят по-русски, «привыкли потому что папа и мама иногда к нам обращаются иногда по-азербайджански, иногда по-русски». Остальные дома говорят на азербайджанском, при этом «мама говорит на русском, боится, что русский забудем».

Девочка рассказала, что ей папа «говорит, что нельзя с мальчиками общаться, а мама говорит, если мальчик тебе плохое слово сказал, ты ему ответь». Если в гости придет незнакомый мальчик, она его выгонит. Особо отмечается желание делать намаз, «делают с 9 лет и до смерти».

Вайнахи

Было взято интервью у 9 чеченцев и 7 ингушей, из них только четыре человека живут в Москве больше пяти лет. Все опрошенные отметили традиционное соблюдение мест за столом. Так, отец сидит во главе стола, обычно это ближе к окну или напротив двери. Мать садится чаще всего напротив отца, дети вокруг них. «За столом у каждого свое место, кричат, если кто-то сел не на то место».

Гостей усаживают на самые почетные места, это может быть самый мягкий стул, расположенный ближе к окну, там где мама или папа сидит. Сначала едят мужчины, потом женщины, без детей. «Гости мужчины едят отдельно от женщин и детей, дети едят самыми последними». Ночуют гости в гостиной (родительской), если это мужчины, то мать спит в детской. Когда гости ночуют, им отводят тоже самые лучшие места.

Если в комнату входит гость, все дети отмечают, что по этикету младший обязательно должен встать, мальчик может просто привстать. То же правило соблюдают дети и при входе отца в комнату — «папа пришел, резко встали, поздоровались и ушли».

Перед телевизором у каждого свое место, строго соблюдается. Многие отмечают наличие своей любимой посуды, но при этом брать чужую разрешается. На улице дети, начиная с семи лет, всегда по традиции идут впереди родителей. Соблюдение этой традиционной нормы отмечают все респонденты. В метро первой садится мама, потом папа, затем от младшего к старшему. Мальчики не заходят в спальню девочек. «Если в машине едешь, то нужно уважение оказывать, дверь открывать, нельзя взрослому дорогу пересекать, любому человеку, всегда здороваться».

Все респонденты отмечают знание родного языка и русского. Дома чаще всего говорят на чеченском (ингушском), иногда на русском, или говорят с родителями на чеченском, а с братьями и сестрами — на русском. Отмечают и желание соблюдать намаз.

Все дети отмечают, что их поведение со сверстниками в Москве изменилось. «Здесь я веду себя спокойней и свободней, чем там» (в Грозном). «С мальчиками мы там вообще не общаемся, здесь, как хочу, могу подойти спокойно, ударить. Мой старший брат как хочет так себя и ведет. Там ведут себя смирно, а тут как хотят».

«С девочкой нельзя сидеть, на личные темы разговаривать, но, если она из класса, то можно». «Поведение здесь изменилось, всё изменилось. Когда приехал, был стеснительным, уступал друзьям, сейчас увидел как все, не стесняюсь, научился не уступать. С одноклассницами, конечно, веду по-другому, обычаи там другие, с девчонками у нас не особо можно общаться, гулять, а здесь можно гулять с девчонками. Привык к новым нормам поведения за 2−3 месяца».

«Если честно, если бы я там жила, то я бы намного себя скромнее вела, здесь можно больше смеяться на людях. С мальчиками там можно спокойно разговаривать, но не так, чтобы на улице перед всеми оживленно беседовать. Здесь традиции другие и это более позволительно».

Хотя девочки отмечают и соблюдение традиционных норм общения с мальчиками: «Я с мальчиками не болтаю, даже не подхожу, соблюдаю традиции», мальчики же соблюдают традиции только со своими девочками: «К одноклассницам можно притронуться. Если чеченка, — то нельзя. Если нечеченка, то, как здесь принято».

Дети отмечают также, что здесь хорошо общаются с одноклассниками, в школе отношения хорошие. «Русские и чеченские мальчики хорошо общаются, в гости ходят». Хотя отмечают и интолерантное отношение со стороны взрослых: «соседка в подъезде нас ненавидит, она всех ненавидит, так нас боится».

Русские

Участие в опросе приняли и 25 русских детей. Дети отмечают, что за обеденным столом чаще всего рассаживаются, кто как хочет, «кто первый встал, того и тапки». В редких семьях есть глава стола, там сидит или отец, или мать, последняя может там сидеть даже, если семья полная.

Часто дети отмечают, что в семье не принята совместная трапеза, каждый член семьи ест в то время, когда ему удобно, и там, где ему удобно. Дедушка может сидеть и на самом непрестижном, с точки зрения представителей других культур, месте. «Каждый ест у своего телевизора». Гости обычно садятся, кто, как захочет, кому как удобно.

Гости редко ночуют, если же они остаются, то в большинстве случаев их кладут на свободные места, на пол. Хозяева чаще всего остаются спать на своих кроватях.

Многие опрошенные отмечают наличие любимой посуды у каждого члена семьи, чаще всего ее пользуется один человек. Телевизор смотрят, «кто как уткнется, кто-то с дивана, кто-то с кресла». Отмечают также полное равноправие всех членов семьи: ребенок может сказать отцу, чтобы он смотрел телевизор потом, так как «я сюда пришёл раньше». Когда входят старшие, дети обычно не встают. Если это пожилой гость, то предлагают ему сесть.

Таким образом, дети из семей мигрантов с Кавказа строго соблюдают нормы и традиции пространственного и невербального поведения в семье, а также со взрослыми и детьми своей национальности, но в школе в условиях иноэтничного окружения с другими нормами поведения, они начинают вести себя в соответствии с нормами, принятыми среди москвичей", — отмечают исследователи.

---

Сами авторы исследования научный сотрудник института этнологии и антропологии РАН Валентина Буркова и социальный антрополог, аспирант института этнологии и антропологии РАН Юлия Феденок не считают свои исследования оконченными, а данные — полными. Так как вокруг темы взаимоотношений «местных» и «понаехавших» очень много стереотипов, то «СП» решила задать уточняющие вопросы именно с точки этой зрения.

«СП»: — Подростки народов Кавказа воспринимаются российским обществом, русскими, как более агрессивные, стремящиеся доминировать. Насколько это мнение подтверждается результатами исследования?

— Да, в ходе нашего исследования мы обнаружили, что при общении дети и подростки народов Кавказа общаются на более близкой дистанции по сравнению с детьми русской этничности, первые более экспрессивны, говорят громче, чаще прикасаются друг к другу и смотрят в глаза. Все это носителями других норм пространственного поведения, например русскими, которые более замкнуты, может восприниматься как агрессия. С другой же стороны представители народов Кавказа могут воспринимать русских как холодных, невежливых и странных, опять-таки за счёт разницы в невербальном поведении.

Кроме того, наши исследования показывают, что у осетин и армян уровень агрессии выше, но у них же и выше уровень примирения.

«СП»: — Ещё один распространённый стереотип, что «кавказцы держатся друг за друга, а русские — нет». Действительно ли кавказские подростки чаще привлекают посторонних в конфликтной ситуации (родственников, друзей, знакомых)? Можно ли то же сказать о русских подростках?

— Нет, это неправильно. Если сравнивать отдельно русских и осетин или армян, то русские дети и подростки чаще обращаются за помощью третьих лиц в конфликтах. Но если мы возьмём ситуацию, как кавказцы действуют, находясь в иноэтничном окружении — это так, они сплачиваются.

Но точно также поступают и русские дети, которые живут и учатся на Кавказе. Русские дети, которые, например, учатся во Владикавказе среди преимущественно осетин, больше дружат именно с русскими детьми и могут действовать коллективно. Таким образом, тут не вопрос этничности, а вопрос ситуации.

«СП»: — Можно ли сказать, что традиционная культура выходцев с Кавказа и Средней Азии ведёт к социальной сегрегации — «свои со своими»? Или причина образования замкнутых мононациональных общностей — в отторжении национальным большинством?

— Cоциальной сегрегации в классическом ее понимании ни в Москве, ни в России не наблюдается. Говорят о некоторых тенденциях и возможностях такого. Тяга к своим и непринятие чужих — одно из универсальных свойств человеческой психики, что проявляется у представителей различных культур по всему Земному шару.

Если говорить о причинах замкнутости иноэтничных представителей в полиэтничном принимающем обществе, то тут и тяга быть со своими, и отторжение принимающего общества, и много еще каких факторов играют роль (например, незнание языка принимающего общества, невозможность устроиться на хорошую работу и пр.).

Помимо этого играет очень огромную роль национальная политика в данной конкретной стране в данное конкретное время, состояние экономики. При плохих условиях жизни принимающее общество всегда плохо принимает мигрантов и видит в них угрозу, а зачастую и причину своих бед, хотя в действительности, чаще все прямо наоборот. Этим стереотипом успешно пользуются политики.

«СП»: — Есть ли обратное влияние меньшинств на большинство? Усваивают ли русские подростки какие-то элементы «пришлых» культур, повадки, жесты, привычки? Если да, то хорошо бы услышать о примерах.

— Да, есть. К примеру, при разговоре с армянами русские дети говорят значительно громче, как это принято в армянской культуре, а при общении с вайнахами (ингушами и чеченцами) — наоборот гораздо тише, как принято у вайнахских народов.

С другой стороны, русские во Владикавказе ведут себя не так, как русские в Москве. Окружающее большинство на них влияет, и они адаптируются к нему.

«СП»: — Что касается социальной адаптации, принятия норм большинства — начиная с какого возраста восприятие человека «консервируется», т.е. с какого возраста ассимиляция в школе или других коллективах перестаёт быть эффективной, или становится менее эффективной?

— Наши наблюдения показывают, что нормы принимающего общества — я подчеркиваю, что речь идёт о нормах невербальной коммуникации — усваиваются к старшему подростковому возрасту, т.е. к 15−16 годам. В старших классах или в университете подростки и молодые люди ведут уже себя так, как принято в их культуре. и изменить это порой бывает уже невозможно (если только есть мотивация у самого человека менять свое поведение).

Фото: «Василий Шапошников/Коммерсантъ»