«Чугунный Феликс» как всероссийский городовой

80 лет назад на Лубянской площади подготовили площадку для памятника Дзержинскому

В середине сентября 1931 года реконструкция Москвы — а она велась уже в рамках первого пятилетнего плана — докатилась до Лубянской площади. 15 — 16 сентября с круглой площадки в ее центре был демонтирован бронзовый фонтан водопровода работы Ивана Витали (позже его установили перед зданием президиума Академии наук на Ленинском проспекте).

Образовалась примерно такая же ровная клумба, которую можно наблюдать на Лубянке и сейчас. Площадь была готова к возведению на ней новой, советской архитектурной доминанты — которой через почти 30 лет, в 1958 году, и станет памятник Феликсу Дзержинскому.

К началу 1930-х годов Лубянская площадь, в отличие от многих других московских открытых пространств, подошла почти в современных границах. Это был один из самых оживленных перекрестков Москвы, на котором естественным образом возникло круговое движение конных экипажей, а затем трамваев и автомобилей. В центре площади был установлен фонтан Мытищинского водопровода — из него брали воду как домохозяйства, так и возчики для своих лошадей.

Как и на всяком оживленном перепутье, здесь еще в XIX веке возникла самая настоящая мафия. Хотя формально пить из фонтана и поить в нем лошадей могли все проходящие, хорошо организованная команда завсегдатаев площади заставляла всех посторонних пользоваться для этого «местными» ведрами — по 5 копеек за ведро воды. Для посторонних извозчиков-«ванек» это были ощутимые расходы, но поделать что-либо с «лубянскими» чужаки не могли.

В начале ХХ века к перебранке извозчиков добавились истерические звонки трамваев — у них на Лубянской площади также было организовано круговое движение, многие маршруты начинались или заканчивались именно на Лубянке. Трамвайные пробки, нередкие в дометрополитеновские времена, как раз имели своим эпицентром Лубянскую площадь и отчасти прилегающий к ней Театральный проезд. В середине 1920-х годов было время, когда на Лубянской площади работало более десятка трамвайных маршрутов — не считая автобусов, такси и существовавших тогда еще извозчиков.

Эту-то сутолоку и начали «расшивать» в 1931 году: гужевой транспорт с Лубянки разогнали, фонтан упразднили, трамваи несколько оптимизировали (настоящее отступление рельсового транспорта начнется через несколько лет, с пуском метро). Тут же приступили и к архитектурному «фейслифтингу» площади. Моссовет принял решение о сносе Китайгородской стены с Владимирскими проломными воротами — плакали архитекторы и реставраторы. Были снесены сразу несколько находящихся поблизости церквей (тихо сокрушались верующие). Вместе с участком стены ликвидировали и существовавшие вдоль нее пристройки трущобного вида, любимое место обитания беспризорников и «асоциального элемента». Элемент сдаваться не хотел, но разговор у тогдашних властей был короткий. Всё произошло так же, как с Сухаревкой и Хитровкой: буквально в один день силами нескольких войсковых частей трущобы «зачистили», а всех беспаспортных, подозрительных и так далее — задержали.

Одновременно изменился и архитектурный облик площади. На ней после сноса стены и Владимирских ворот с гигантской часовней проявились здания Никольской улицы и Черкасского переулка. Здание страхового общества «Россия», ставшее штаб-квартирой НКВД, уже тогда запланировали к масштабной реконструкции (которую завершили лишь к 1980-м годам). Тогда же было решено строить новые здания на месте двух торговых пассажей — таким новым универмагом стал уже послевоенный «Детский мир». Пока же, в 1931 году, площадь явственно потеряла свою архитектурную доминанту — ей был, с одной стороны, фонтан, а с другой — заметная издалека Владимирская часовня у китайгородских ворот.

О том, что же будет центром ансамбля Лубянской площади, начали задумываться почти сразу. В первое время после устранения с площади фонтана предполагалось, что на площади будет построен, говоря современным языком, транспортный пересадочный узел. Действительно, станция метро здесь уже появилась в 1935 году, а решения об упразднении трамвайных линий в центре города пока не были приняты. Да и для троллейбусов с автобусами Лубянская площадь была важнейшим остановочным пунктом и конечной станцией.

Однако в 1930-е годы у Моссовета неизменно находились более первоочередные цели — вовсю воплощался Генплан, причем не по отдельным участкам, а сразу почти во всех концах столицы. В военное время было тоже не до стилистики, а в конце 1940-х в СССР сложилась вполне определенная знаковая система — в которой столь важная для композиции города площадь просто обязана была нести не столько утилитарную, сколько символическую нагрузку.

Вектор этого символизма было нетрудно предсказать. Лубянка — гордость и место силы советских чекистов, а значит, наиболее естественно на площади мог смотреться именно и только Феликс Эдмундович Дзержинский. Композиционное решение памятника, изваянного Евгением Вучетичем и открытого в 1958 году, похоже на аналогичные же памятники той эпохи — Николаю Васильевичу Гоголю «От Советского правительства» авторства Николая Томского, Александру Сергеевичу Грибоедову авторства Аполлона Мануйлова.

На бульварах прямолинейность фигур этих памятников не так бросается в глаза — а вот на Лубянке, поставленный посреди потока транспорта, «чугунный Феликс» смотрелся вполне однозначно: городовой! Только не обычный «дядя Степа», а всесоюзного масштаба. Своего рода идея городового — стоящего, в целом, спокойно, но одним своим присутствием предотвращающего все попытки мелкого или крупного «хулиганства»…

Точно такое же значение в метафизическом смысле имели и памятники царям, а также конная статуя генерала Скобелева, которые в числе первых убрали с улиц Москвы в 1918 году. Дзержинского «сковырнули» ровно 20 лет назад, в августовские дни 1991 года — также как символ «советского городового», не допускавшего инакомыслия и давившего свободу одним своим взглядом. Вполне отчетливые приметы времени: в «идеологические» 90-е статуя Вучетича лежала на боку в парке скульптур на Крымском валу. А как раз в районе «смены эпох» в 2003 году «Феликса» поставили вертикально, в полный рост. С тех пор примерно раз в полтора — два года раздаются вполне верноподданнические призывы чиновников вернуть памятник на Лубянку- чтобы площадь, спроектированная как гигантский пост для «всесоюзного городового», снова заработала «в расчетном режиме».

Пока же история знала лишь три варианта доминанты Лубянской площади. Либо «царская» — с беспризорными, извозчиками и помпезной часовней у старой стены. Либо «раннесоветская» — с плоской клумбой по центру. Либо «позднесоветская» — с фигурой идеального городового. Поразительно напоминает небогатый выбор отечественных идеологий. Да, был еще четвертый вариант, при Петре Первом: когда государь ожидал нашествия на Москву шведов, он застроил Лубянскую площадь крепостными бастионами.