Не ищет полиция, не ищут спасатели

Эта беда может коснуться каждого — и рядового гражданина и банкира. Ежегодно в России исчезает столько людей, что они могли бы составить население небольшого города. Города пропавших.

Истории исчезновений начинаются одинаково: ушел из дома (с работы, учёбы) и не вернулся. Статистика свидетельствует: находят половину из пропавших. Живыми или мёртвыми. Остальные годами значатся пропавшими без вести.

В стране каждый год находятся в розыске свыше 120 тысяч ушедших и не вернувшихся… Среди них — приблизительно 15 000 детей.

Родственники исчезнувших жалуются: полиция не желает их искать. Похоже, в государстве нашем розыском пропавших занимаются исключительно волонтёры. Правоохранители лишь ведут статистику…

— Мой сын Саша 23 мая ушёл с младшим братом в школу. Они посмотрели в коридоре расписание уроков и разошлись. Больше Сашу никто не видел. Ему было 15 лет, — рассказывает жительница города Ревда Свердловской области Татьяна Кравченко. — В полицию мы обратились вечером, после того как сын не вернулся с занятий. Лишь через четыре дня к нам пожаловали следователь и оперуполномоченный, который с порога выпалил: «Что вы лезете? Он где-то разгуливает с приятелями!» Мы ежедневно пытались узнать, как идёт розыск Саши, нам отвечали: «Ищем». Мы были ошарашены, когда через три недели после пропажи сына, «опера» попросили у нас… его фотографию! Выходит, всё это время они его не искали! Когда было установлено место, где продали мобильный телефон Саши в день его исчезновения, полицейские туда отправились только через неделю.

Я рассказала полицейским, что незадолго до исчезновения мой сын познакомился с компанией ребят постарше. Там царил закон: за «неправильное» слово или косой взгляд нужно было платить. Я объясняла Саше, что не следует общаться с ними. За несколько дней до пропажи Саша ходил сам не свой, на мои расспросы отмалчивался. Следователь ответил мне: «Они сказали, что не причастны к этому».

Осознав, что полиция не ищет моего сына, я самостоятельно занялась расследованием: опрашивала всех, с кем он общался, расклеивала с волонтёрами ориентировки.

Фотография Саши на сайте ГУВД Свердловской области появилась только 1 сентября.

Похоже, что как Сашу, не разыскивают правоохранители и 5-летнюю Катю Четину, потерявшуюся 12 июня прошлого года в окрестностях города Кунгура Пермского края, и 11-летнюю Аню Анисимову, которая 12 октября того же года в Тюмени ушла в школу и не вернулась, и 14-летнего Максима Татыркова, исчезнувшего 22 марта в городе Анжеро-Судженск Кемеровской области. Их по сей день ищут волонтёры.

«Выезжаем на место, бродим по лесам…»

Московский волонтёр, администратор ресурса poiskdetei.ru Дмитрий Второв утверждает, что полицейские крайне неохотно занимаются поиском пропавших детей: «Мы пытаемся с ними контактировать, но далеко не всегда встречаем взаимопонимание. На мой взгляд, в полиции очень много случайных людей, которые спустя рукава выполняют свои обязанности. В нашей организации более ста поисковых дел и в очень малой их части правоохранители сотрудничают с нами.

А ситуация с поиском пропавших детей катастрофическая. Из всех исчезнувших детей 10% так и остаются в списках пропавших без вести. И даже если исходить из самой оптимистичной статистики Следственного Комитета РФ о том, что пропадает в среднем 15 000 детей в год, выходит, в день — 41 ребенок. А неофициальная статистика, по оценкам различных фондов и общественных организаций, занимающихся этой проблематикой, в полтора — два раза выше.

Наш опыт показывает, что очень мало детей находится за промежуток времени, когда их ещё можно спасти. Основной проблемой для осуществления эффективного поиска является, на наш взгляд, несовершенство нормативно-правовой базы и, как следствие — отсутствие системы оперативного реагирования «по горячим следам», отсутствие системы экстренного оповещения подразделений МВД и системы оповещения населения о пропаже детей.

Полгода назад мы направили письмо уполномоченному по правам детей в Российской Федерации Павлу Астахову, в котором попросили его обратиться в профильные комитеты Госдумы и Совета Федерации с просьбой об инициировании разработки дополнений и изменений в ряд нормативно-правовых актов. В случае принятия предложенного нами, был бы создан единый центр по поиску пропавших детей, который сразу после пропажи ребёнка задействовал бы в его поиске полицию, МЧС, военных. Центр, по нашему убеждению, должен взаимодействовать с волонтёрами. Пока, к сожалению, нет законов о взаимодействии государственных структур с волонтёрскими.

Моих коллег пригласили на встречу с сыном Астахова — он работает у него секретарём. Разговор был ни о чём: мол, Павел Алексеевич ознакомился с письмом, в целом согласен с изложенным, неплохо бы создать единый центр по поиску пропавших детей, но государство не выделяет на него средства…

Мы считаем, что только объединив усилия государственных и волонтёрских структур можно изменить чудовищную статистику преступлений против детей.

«СП»: — Каким образом вы узнаёте о пропаже детей?

— Узнаём из трёх источников. К нам обращаются родители исчезнувших детей. Мы просматриваем сайты правоохранительных органов. Проводим поиск информации об исчезновении детей в СМИ. Затем проверяем, не найден ли ребёнок, после чего пытаемся установить контакты с полицией и родителями не вернувшихся домой детей.

Родители обращаются к нам и в случаях, когда полиция должным образом не реагирует на их заявления, и сразу после пропажи детей. Они не верят в помощь полиции.

Нам часто звонят люди, которые сообщают о том, что видели ребёнка, похожего по приметам на разыскиваемого, либо человека, похожего на похитителя. Они в первую очередь обращаются к нам, поскольку считают, что полицейские не отреагируют на их обращения. Все сообщения мы передаём в полицию.

В Новосибирске прохожие сообщали в правоохранительные органы о том, что видели на улице сбежавшую девочку. Правоохранители не реагировали. Только волонтёрам, которым позвонили свидетели, удалось подвигнуть полицейских к выполнению своих обязанностей.

«СП»: — Сколько в стране волонтёров, занимающихся поиском пропавших детей?

— Добровольцы действуют в 26 регионах. В Москве и Московской области приблизительно 70 человек, в других регионах от 2 до 50 человек. В некоторых местах объявились люди, готовые заняться волонтёрством.

«СП»: — Как люди приходят к добровольному поиску пропавших детей?

— В большинстве случаев приходят, когда узнают о каком-либо случае. О нас узнают из СМИ или на интернет-форумах.

Приходят люди, занимающиеся разной деятельностью: медики, инженеры, электрики, сантехники, домохозяйки, бизнесмены. Но не крупные, а занимающиеся средним бизнесом. Возраст — от 25 до 40 лет. Вливаются в наши ряды преимущественно женщины.

«СП»: — Каким образом вы ищете детей?

— Связываемся с полицией, с родственниками ребятишек. Полиция, как я уже говорил, неохотно идёт на сотрудничество, поэтому получаем информацию в основном другими путями. Выезжаем на место, где пропал ребёнок, обследуем территорию. Нередко приходится бродить по лесам.

В правоохранительных организациях корреспонденту «СП» не удалось получить информацию о том, отчего полиция не проявляет активности в поиске исчезнувших несовершеннолетних.

Погиб от бездушия

— Министр внутренних дел Нургалиев — человек, живущий в другом пространстве. Я, откровенно говоря, завидую ему: он свято верует в то, что все проблемы полиции позади, — возмущается равнодушием полиции к пропавшим детям заместитель председателя комитета Государственной думы по безопасности Геннадий Гудков. — В наш комитет приходит огромное количество жалоб на бездействие правоохранительных органов, в том числе в розыске пропавших без вести детей. Одна из главных причин этой ужасной ситуации — непрофессионализм многих сотрудников полиции. Для них не существуют граждане и их проблемы. Над полицией не имеется общественного контроля. Некому спросить: «Ребята, чем вы здесь заняты?» В полиции огромных размеров бюрократический аппарат, функции дублируются. Это не способствует эффективной работе. Половину работающих в полиции нужно сократить, они не требуются для борьбы с преступностью. В таких условиях полиция не может быть более эффективной, чем милиция.

«СП»: — Следовательно, страшную ситуацию с поиском пропавших детей изменить невозможно?

— Отчего же?.. Надо установить контроль за этой структурой со стороны парламента, общественных организаций. Это обеспечит прозрачность и гласность…

Беда в том, что власть не заинтересована в изменении крайне неэффективной работы полиции.

22 апреля в Подмосковье пропал 17-летний Руслан Елисеенко, приехавший из Ростова-на-Дону на ежегодный Российский интернет-форум, проходивший в пансионате «Лесные дали». Последний раз парня видели в ночь с 21 на 22 апреля на вечеринке, устроенной в рамках проекта. На следующий день, после окончания форума, его коллеги, с которыми Руслан приехал из родного города, уехали на машине обратно. Впоследствии они рассказали, что Руслан намеревался остаться в Москве с местными друзьями.

Домой подросток не вернулся. Его родители обратились в полицию.

В Одинцовском районе, где исчез Руслан, его поиском занялись московские волонтёры. Они побывали в нескольких населённых пунктах, расклеили ориентировки, поговорили с жителями, продавцами рынка, водителями автобусов и сотрудниками ДПС. Друг Руслана Александр, приехавший из Ростова, не только показывал местным жителям фотографии парня, но и давал послушать его голос в диктофонной записи.

По словам Дмитрия Второва, полиция Одинцовского района стала искать пропавшего парня только через месяц.

Тело Руслана Елисеенко обнаружили в этом месяце. Он погиб практически сразу после исчезновения. Его похоронили в минувшую пятницу.