Дагестан под властью «утопического шариата»

В одном из фильмов о Гарри Поттере с экрана звучит фраза «Гарри Поттер ушёл в лес». Для человека из любого региона России эта фраза ничем не примечательна. Но в Дагестане, согласно байкам, на этом фрагменте зал кинотеатра вставал и аплодировал.

«Ушёл в лес» — это фраза прочно вошла в сленг северокавказских подростков. Необязательно «уходящий в лес» действительно скрывается в глуши. Он может продолжать жить дома, но при этом он — боец тайного салафитского (или ваххабитского) сопротивления, член джамаата, рассказывает Руслан Гереев, руководитель группы мониторинга молодежной среды Республики Дагестан, эксперт по религиозно-политическому исламу Центра исламских исследований Северного Кавказа.

По данным исследователя, на данный момент 42% молодёжи республики хотят применения шариата в Дагестане по модели развитых султанатов. Привлекательность этой системы правосудия разные эксперты объясняют приблизительно одними и теми же словами — существующая система прогнила, и не предлагает разумных выходов из сложившейся ситуации.

«Есть такая тенденция, и она вызвана не привлекательностью ислама, а, скорее, непривлекательностью нынешнего положения дел. Это реакция на статус-кво, которые им не удовлетворены и раздражены. Теоретизировать по этому поводу простые люди, как правило, не могут, не хотят, не умеют. Ислам им представляется в неком идеальном виде, как утопическая система, которая в жизни им не знакома», — говорит Энвер Кисриев, заведующий сектором Кавказа Центра цивилизационных и региональных исследований РАН.

«Выбор невелик, других образов просто нет: либеральная система дискредитирована, коммунистическая система тоже, демократической избирательной системы не существует, она была в Дагестане, но была разрушена сверху. Остаётся только воображаемая система исламского шариата», — заключает эксперт.

Ещё год назад сочувствующих шариату было меньше — 36%. И этот бурный рост будет продолжаться — радикальный ислам переживает подъём, и ему ничего не могут противопоставить ни государство, ни общество.

«Это не окончательные цифры, они имеют тенденцию к дальнейшему росту. Это динамика молодёжной среды, со своей спецификой. Молодёжь недовольна той ситуацией, которая сложилась у нас в Дагестане», — говорит автор исследования Руслан Гереев.

«СП»: — То есть молодые люди видят выход в исламе и шариате?

— Не совсем так — просто выбор у неё небогат. Молодой человек сегодня находится в тупике. Он не может себя никак реализовать — кругом коррупция, вся экономика в тени, принадлежит определённым семейным кланам, которым принадлежит весь бизнес в республике. Это создаёт очаги напряженности — и именно здесь появляются бравые молодчики, которые проповедуют идеи справедливости, религиозного добра.

В сути любой религии нет ничего плохого, и сам по себе ваххабизм как течение внутри суннитского ислама запрещает любое насилие. Но форма, в которой он до нас дошёл, отличается от оригинала. Самое страшное, что эти религиозные процессы дают почву для сепаратизма.

«СП»: — «Мы будем отдельным султанатом»?

— В молодёжной среде распространяются слухи, что целая группа султанатов готова вложить огромные деньги в республику. В это время в Москве кричат «Хватит кормить Кавказ», а у нас молодёжь говорит — «Хватит кормить Россию»: Дагестан — это сельскохозяйственный регион с качественной продукцией.

«СП»: — Они хотят жить по шариату, но что они понимают под шариатом? Вы пишете, что особенно эти идеи распространены среди фактически детей, подростков 14-ти лет. Что они знают о шариате? Что именно их привлекает — физические наказания за прелюбодеяние? Отрубание рук за воровство? Принцип «око за око»?

— Это скорее уголовно-процессуальный кодекс шариата, это один аспект. Но шариат в общем — это нормы мусульманского общежития. Ничего особенно отличающегося от других юридических систем в шариате нет — любая справедливость поощряется, любое насилие наказывается.

«СП»: — Но 14-летние подростки — они вряд ли хорошо знают ислам, они не разбираются в тонкостях, они тянутся к чему-то достаточно простому, каким-то двум-трём идеям, хватают какие-то верхи. Вот за какие верхи они хватаются?

— За те идеи, которые преподносятся их лидерами. В каждом джамаате есть предводитель. Каждый мусульманин может выбрать себе руководителя, на общем сходе выбирается самый авторитетный и самый знающий.

На самом деле в республике не обсуждается, будут ли вводится нормы шариата или не будут. Они уже действуют. Многие давно живут по нормам шариата. Когда случается какая-то конфликтная ситуация, то чтобы её разрешить, стороны идут не в полицию и не в суд — они идут в мечеть. И это та самая модель, которая пропагандируется салафитскими общинами и ваххабитским братством.

«СП»: — Почему не идут в светские суды? В чём причина — коррупция?

— Светский суд сегодня не даст никакого решения без денег. Это не просто коррупция — мощнейшая коррупция! По этому показателю мы давно уже обогнали все страны африканского континента, вроде Сьерра-Лионе. Плюс безработица. Всё, что у нас есть в обилии — это спортзалы и мечети. Только это позволяет держать молодёжь в каких-то рамках. Без них — я не знаю, чем всё кончится.

«СП»: — Возврат к VII веку при наличии интернета, современной культуры и так далее смотрится странно.

— Нет-нет, речь не идёт об этом. Современный салафизм наоборот, упрощает религию — он говорит «есть я, есть пророк, есть создатель, остальное — лишнее, придуманное людьми». Кроме намаза, ритуальной молитвы, ничего нет. Под салафизмом понимается возврат к исламу времён пророка Мухаммада (мир ему) и праведных халифов. То есть к первоисточнику.

Другие направления ислама отягощены ритуалами, обрядами, которые надо делать с утра до вечера, заданиями, которые дают наставники, и так далее. А салафизм предельно прост, поэтому и привлекателен для современного человека.

Салафизм, да и ислам в целом, не запрещает интернет, он запрещает злоупотребление. Нельзя посещать порносайты и тому подобное. Сторонники других направлений говорят: «молодёжь хочет вернуться в пещеры». Это глупость. Там есть другие идеи — господства арабского языка в планетарном масштабе и создание зелёной планетарной республики.

Кстати, сегодня Дагестан уже никто не называет «республикой» — в молодёжной среде его называют «Имарат Кавказ», то есть часть всемирного халифата. Современному Дагестану опрошенные нами подобрали синонимы: «коррупция», «откаты», «кланы», «преступность», «экстремизм».

Реально с молодёжью никто не работает. Структуры, которые создаются, служат для трудоустройства сынков-дочерей. Кадров нет даже для того, чтобы понимать эту среду, не говоря уже о решении вопросов. Какие проповеди они читают — бежать хочется. А параллельно существуют общины, у которых нет ни СМИ, ни трибун — только сайты и превосходство в социальных сетях. И в салафитской среде больше интеллигенции — аспирантов, докторантов.

Салафитов отстреливают — но сегодня убили одного, завтра они убили двух полицейских. Это бесконечная междоусобица, она длится десятилетия и всем надоела. Ни полиция, ни военная машина сегодня не способны победить в этой борьбе, потому что они тоже подвержены коррупции. Главари бандподполья откупаются, отдыхают в западных странах, а молодёжь гибнет. И с другой стороны — в полиции тоже гибнут молодые, старики не страдают.

«СП»: — У вас под боком есть Чечня. Она тоже может служить примером — не обязательно брать в образец далёкие султанаты. Она влияет?

— Рамзан Кадыров повернулся лицом к молодёжи. Он сам молодой. И он религиозный, он личным примером показывает — с утра бежит в мечеть. Где ещё есть такой руководитель? Соседняя Ингушетия тоже показывает неплохие результаты — до Юнус-Бека Евкурова там был сплошной террор. Он не стал создавать механизмы уничтожения террористов, он нашёл пути диалога, убеждения. А в Дагестане этого нет.

«СП»: — Рамзан Кадыров, может, и не строит султанат, но Чечня выглядит неотличимо от какого-нибудь Бахрейна.

— Рамзан Кадыров — лидер не регионального, не федерального, мирового масштаба. Он может напрямую созваниваться с королём Саудовской Аравии, кто ещё может такое сделать? Чечня не Бахрейн — она лучше Бахрейна! Полная свобода вероисповедания и образования, включая салафитское, никто пальцем не тронет.

«СП»: — И, насколько видно, он тоже постепенно вводит нормы шариата.

— Да, но постепенно, быстро ничего не делается.

«СП»: — Какие выходы? Строить промышленность в нестабильном регионе никто не будет, и это долгий процесс. Вот сейчас есть пресловутый «план Хлопонина» по трудоустройству молодёжи Северного Кавказа в центральных регионах России. Он поможет?

— То, что Хлопонин говорит, уже давно произошло, миграция из региона идёт массовая. Но проблема в том, что дагестанец, переехавший в какой-то центральный регион, не подвержен ассимиляции. Живёт, создавая гетто и анклавы по своим законам, вот в чём проблема. Это раздражает местную молодёжь, вызывает конфликты.

Ещё одна тенденция — большое количество русских, которые приходят в ислам. Причём ислам ваххабитский. Когда мы говорим о «плане Хлопонина», то мы должны понимать, что этим путём происходит экспорт салафизма в центральные регионы. Этот процесс уже запущен, и его вряд ли можно остановить.

Есть несколько стран, которые живут с официальной салафитской идеологией. Саудовская Аравия, развитые султанаты — но там нет никаких безобразий, там всё подчинено законодательству. А у нас этого нет! Одна демагогия.

«СП»: — И вряд ли возьмётся — откуда людей брать?

— У нас при всём обилии вузов — а Дагестан по числу исламских учебных заведений занимает первое место в СНГ — все эти учебные заведения тарикатские (суфийские), а молодёжь хочет другого, других знаний!

Молодёжные джамааты ведут борьбу по очистке улиц от пивбаров, саун, проституции, салонов гадалок и шаманов. Улица подчиняется законам шариата — это уже сложилось. А государство в этом не играет никакой роли.

«СП»: — Государство внесло ваххабизм в список запрещённых религий.

— А толк есть? Нет. Вся эта борьба с экстремизмом только привлекла внимание к ваххабизму и сделала его последователей ещё влиятельнее. Школы, вузы — кишат эти идеями. При этом Дагестан — законодатель религиозной моды на Северном Кавказе.

И та же молодёжь массово едет учиться исламу в другие страны, в том числе и бывших христиан. Насколько массово — неизвестно, никто не ведёт такой статистики. Задача государства в том, чтобы эти люди попали в легальные учебные заведения с международной аккредитацией. А не те, которые действуют под вывеской «института» где-нибудь в Пешаваре или Сомали. Понятно, чему там будут учить, в этих полевых лагерях. Они возвращаются сюда, и здесь становятся лидерами общин.

---

Минувшим летом мне довелось отдохнуть во «всероссийской здравнице» - в Турции. В одной из лавочек Мармариса, познакомился с тремя девушками лет 25−26. Как оказалось — из Дагестана. Все живут в Турции: одна замуж вышла и переехала мужу, две другие — к родственникам. Время от времени они приезжают домой. Порядки, которые установились в республике, им не нравятся. В Турции, говорят, на бытовом уровне запретов гораздо меньше, чем в Дагестане. По крайней мере в кафе можно спокойно с подругами пойти. Еще недавно они подумывали о том, чтобы вернуться на родину. Но после последнего визита желание отпало. Это, видимо, еще один путь дагестанской молодежи.