Мы привыкли, что политика делается в городах. Те, кто занимается политтехнологиями или поднимается на баррикады — жители многоэтажек, пассажиры метро, посетители кофеен и ресторанов. Однако за горожанами, за Москвой — лишь первое слово. Последнее всегда говорит та Россия, в которой нечего делать без «Нивы» и резиновых сапог.
Своими соображениями о том, какой будет Россия через несколько лет «позднего Путина» (предыдущие статьи на эту тему можно посмотреть здесь), с «СП» поделился Михаил Шляпников, фермер из деревни Колионово на юго-востоке Московской области.
Шляпников — селянин, можно сказать, идейный. В советское время работал в ГУМе, потом был директором магазина в Москве. В начале 90-х у него был свой банк «Золотой век», клуб и товарно-сырьевая биржа. Занимался поставкой медицинского оборудования. В 1995 году попал в аварию и сломал позвоночник, но сумел встать на ноги.
Теперь Шляпников служит своего рода центром кристаллизации общины в Колионове и окрестных деревнях. Выращивает груши, яблоки, саженцы, зерновые, картофель, производит корма для животных. Известность получил в 2010 году, когда взялся за возрождение закрывшейся сельской больницы — уже в качестве не государственной, а «земской». Михаил зарегистрировал частное предприятие «Колионовская земская больница», и получил в аренду эту территорию с правом выкупа.
— Если выборы закончатся так, как ожидается, и власть останется в тех же руках, что и сейчас, это будет худший вариант. Ситуация останется такой же, какой и была последние годы. Загнивающей, коррупционной. «Большие начальники» будут пытаться отомстить старым врагам за старые обиды, будут возмещать потери, которые нанесет их капиталам мировой кризис, за счет граждан…
«СП»: — И что, пойдем стенка на стенку?
— Да нет, не пойдем. Но и без того придется нелегко: если всё пойдет по худшему варианту, то деревня русская окончательно рухнет. Если сейчас пока есть какие-то проблески, люди пытаются работать, что-то делать, то еще несколько лет неграмотных действий властей, грабежа под маркой кризиса и, наконец, вступление страны в ВТО — добьют и тех немногих, кто еще дергается.
«СП»: — Что плохого для деревни в ВТО?
— С точки зрения сельского хозяйства ВТО стимулирует укрупнение сельскохозяйственных регионов, сосредоточение агропрома в отдельных районах мира. Это и удешевление сельхозпродукции за счет интенсивных технологий, родина которых, опять же, не у нас. Всё это может быть хорошо для «глобализированного» человечества, но российская деревня не выдержит конкуренции и исчезнет.
Сейчас, скажем, я выращиваю хлеб, картофель и некоторые другие культуры. Но себестоимость их для меня такова, что конкурировать с индустриальными технологиями и с более благоприятными климатическими районами я просто не смогу — мое хозяйство не выживет.
За те годы, что я живу в Колионове, собралась любопытная статистика. У нас есть автолавка, которая приезжает раз в неделю. Так вот, если 4 года назад в ассортименте этой автолавки была адекватная пропорция между отечественными и импортными продуктами — например, были овощи наши, консервы, рыба, мясо, молоко… То сейчас процентов 80 продуктов в ассортименте — импортные: даже яблоки и картофель. Вот хлеб пока еще, надеюсь, из нашего зерна…
Кстати, по ходу дела ассортимент не только изменяется в пользу импорта, но и обедняется — если раньше автолавка привозила около 100 наименований продуктов, то сейчас редко больше 25…
«СП»: — А возможно ли, что наши сельхозпроизводители сами перейдут на новые технологии и будут успешно конкурировать с импортом?
— В рамках индивидуальных хозяйств — нереально. Затраты на этот переход слишком велики. Новая техника, новые удобрения, большее количество горюче-смазочных материалов… На это потребуется лет 5 — 6 благоприятного делового климата, если их не будет — деревня умрет. Сейчас мы доедаем, можно сказать, последнее…
«СП»: — А если подумать об оптимальном варианте развития событий? Что надо, чтобы будущее деревни было благоприятнее?
— По идее, при благоприятном развитии событий уже за 3 — 4 года мы могли бы укрепиться и встать на ноги. Достаточно легко, причем. Для этого нужно, в первую очередь, изменить федеральный закон о местном самоуправлении. Это тем более логично, что государству от нынешней ситуации никакого дохода…
«СП»: — Что надо поменять в этом законе?
— Две вещи. Первое — дать муниципалитетам дотации из центра на выполнение возложенных на муниципалитеты обязательств. А второе — избавить местное самоуправление от бюрократии в лице районных и сельских администраций.
Вот сравните: в советские времена в сельсовете сидели 3 — 4 человека. Они занимались всеми мыслимыми на селе вопросами, от оформления земель до организации школы и больницы. Сейчас эту же работу выполняют 30 человек. Правда, у них, конечно, новая важная функция — борьба с протестами населения… В результате на дачную амнистию — то есть на оформление собственного участка по новым правилам — требуется целых два года. Нужно собрать бесчисленное количество справок, и никакие нововведения в законе тут не работают…
У государства нет в этом никакого финансового или иного интереса. Разве что есть такой интерес у чиновников, привыкших брать взятки на ровном месте…
«СП»: — Если, все же, власть не поменяется — будут ли продолжать уезжать из деревень?
— Не то чтобы уезжать — но в деревне, если ничего не поменяется, люди просто вымрут. В Московской области, допустим, еще будет убыль компенсироваться за счет дачников. Но дачники ведь не производят никакой продукции! Я сейчас, работая на земле, могу прокормить 50 — 70 человек. А дачник — только 4 — 5, да и то не хлебом, не мясом, а только фруктами и немного овощами. Картофель — единственная сфера, где дачники производят хоть что-то сравнимое с фермерами. Да и то активно работающих на земле дачников немного. Кормов они не производят, сена не заготавливают…
«СП»: — Вот если говорить конкретно о Колионове — опустеет ли ваше село?
— Ну, у нас нетипичный для России вариант: мы же власть местную разогнали. У нас тут анархия! Ни сельсовета, ничего. Шерифов вот думаем выбирать. Народ к нам потихоньку подтягивается — видят, что можно что-то произвести, сделать. Без бюрократических препон. Вот недавно молодой парень, 33 года, приехал, купил участок и начал осваивать. Если все сложится, через пару лет будет крепкий фермер.
«СП»: — А могут ли через несколько лет другие деревни последовать вашему примеру?
— Тут всё дело в ресурсах. Нужны деньги, время, силы. Если этого нет, то вряд ли они смогут продержаться больше года. Вот если им удастся отстоять право распоряжаться тем, что есть, без постоянной оглядки на «вертикаль», то всё может и получиться. А без этого они даже дров найти не смогут на зиму, им будет нечем отопиться. Вымерзнут, с такими-то ценами на дрова.
«СП»: — То есть опять-таки всё упирается в саботаж местных властей?
— Это как с нашей негосударственной больницей. Я могу ее открыть хоть завтра, но у нас уже много месяцев заморочки с регистрирующими инстанциями. Не можем получить документы на землю. Не дают разрешения на отопление, на включение всех коммуникаций. Это официально — а в реальности уже сейчас приезжают врачи, принимают больных. Только незаконно, с точки зрения властей. Что делать — придется игнорировать эти власти, судиться с полицией и так далее…
«СП»: — А может так быть, что в какой-то момент такое поведение чиновников достанет слишком многих?..
— Конечно. Уже сейчас я знаю людей в десятке окрестных деревень, которые так обозлены, что готовы подняться против чиновников с вилами. На полном серьезе. Местные власти нас и этих людей игнорируют, не замечают — а зря. Это ведь полторы — две тысячи мужиков. Для Москвы, может, и немного, а для сельской местности внушительная цифра. Деревенские жители готовы отстаивать свою жизнь — и выступят, если терпеть будет больше невозможно.
«СП»: — Вы считаете, что к этому нынешнее положение дел и ведет?
— Не то что ведет. Мне иногда кажется, что власти сами нас к этому толкают.