Этот литератор — белорусский Пушкин, его именем названы улицы, театры и парки, его стихи учат в школе, он — символ белорусской духовности. Строки Купалы продолжают становиться гимнами для новых поколений — недавно самая известная за пределами страны белорусская группа «Ляпис Трубецкой» записала песню на слова Купалы «Не быть скотом!«
Но про смерть Купалы в Беларуси долгое время молчали, во всех энциклопедиях и справочниках советского периода упоминаются только дата и место гибели, обстоятельства которой до сих пор не дают покоя белорусским патриотам и любителям теорий заговора.
Лаврентий Берия 29 июня 1942 года получил краткое и сухое донесение: «28 июня в 22 часа 30 минут в гостинице „Москва“ упал в лестничную клетку и разбился насмерть народный поэт Белоруссии Луцевич Иван Доминикович 1882 года рождения, литературный псевдоним Янка Купала. Момент и обстоятельства падения Луцевича никто не видел». Копии этого сообщения были отправлены Сталину и Молотову. Зачем правителям СССР какой-то белорусский поэт?
Янка Купала приехал в Москву 18 июня 1942 года для того, чтобы обстоятельно подготовиться к празднованию собственного юбилея: в честь 60-летия поэта 7 июля планировались торжества на высоком уровне, поэтому неудивительно, что Купалу пригласили остановиться в кремлевской гостинице «Москва», где весь день перед своей смертью он провел в обществе друзей и знакомых в номере тогдашнего председателя белорусского союза писателей Лынькова, рассказывая за застольем о своих творческих планах и приглашая на день рождения — поведение, не характерное для человека, собирающегося совершить самоубийство.
Ведущий научный сотрудник музея Янки Купалы Фаина Водоносова рассказывает: «Воспоминания тех, кто был тогда с Купалой в номере, отличаются друг от друга. Кто-то говорил, что поэт сам вышел, кто-то — что ему позвонили по телефону и вызвали… Вроде бы телефон зазвонил после девяти часов вечера. Хозяин номера Лыньков сказал, что из-за шума ничего не может расслышать, и выпроводил гостей на балкон, после чего дал трубку Купале. Тот послушал то, что ему говорили и покинул номер. После этого живым его никто уже не видел — через полчаса тело поэта нашли на первом этаже».
По официальной версии, Янка Купала случайно упал в лестничный пролет гостиницы «Москва» и разбился, пролетев более десяти метров. Однако большая высота перил и то, что поэт не просто скатился по лестнице, а упал в шахту между пролетами, по мнению минских исследователей творчества и жизни писателя, говорит об убийстве.
Заместитель директора минского музея Янки Купалы Елена Бурбовская: «Непосредственных свидетелей смерти Купалы разыскать так и не удалось. Когда постояльцы гостиницы выбежали из своих номеров на раздавшийся на лестнице шум, вверх по ступеням убегала неизвестная женщина, а на площадке между этажами лежала туфля писателя».
Литературовед Владимир Содаль еще в советские времена посетил гостиницу «Москва», чтобы посмотреть на место трагедии: «Мне повезло застать горничную, которая работала там со времен войны. И она показала мне тот самый лестничный пролет, а также рассказала, что за все время работы гостиницы не было больше ни единого случая, чтобы кто-то падал с лестницы!».
В пользу того, что от Купалы могли избавиться, говорит вся его биография — в те времена люди искусства были под самым неусыпным контролем властей, и, взаимодействуя с ними, шли на многие уступки и неблаговидные поступки ради того, чтобы остаться живыми и иметь возможность творить. В первую очередь, Купале не доверяли из-за происхождения, он был из древнего шляхетского (белорусское и польское дворянство) рода, и советскому правительству хорошо это было известно.
А в 30-е годы поэта довели до попытки самоубийства преследованием его творчества, запретом за национализм пьесы «Тутэйшыя» (Здешние), бесконечными допросами по делу Союза Освобождения Беларуси — Купалу принуждали доносить на собственных друзей, и он не выдержал, написал прощальное письмо, в котором были слова: «Лучше смерть физическая, чем политическая» и сделал себе настоящее харакири — ножом вспорол живот. Поэта спасла вовремя подоспевшая жена, но информация о такой дерзости просочилась в народ, и правительство Беларуси заставило Янку Купалу написать покаянное письмо, опубликовав его в газете «Звезда» — мол, был антисоветчиком и заговорщиком, но раскаялся и прошу прощения. Сейчас доподлинно известно, что автором письма был не сам поэт, а некий «литературовед от КГБ». Это было очень унизительно, и отлично характеризует отношения Янки Купалы с властями.
Фаина Водоносова считает, что многое говорит о неслучайности трагедии: «Купала даже после всех унижений и потрясений продолжал бороться за независимость Беларуси, за возрождение национального языка и культуры, и имел большое влияние на простых людей, в этом смысле будучи очень неудобным человеком для советской власти».
К тому же его гибель сопровождали много тайных и явных нестыковок. Необычно то, что поэта для празднования такого важного события, как 60-летие, вызвали в Москву одного, без жены. В этом видится умысел, ведь супруга Купалы была его ангелом-хранителем, везде его сопровождала, не отходила ни на шаг, и могла помешать осуществлению планов НКВДшников.
Некоторые свидетели показали, что видели двух мужчин в серых костюмах, выглядывавших с этажа, с которого упал поэт, и поспешивших скрыться. Другие говорят о мужчине и женщине. К тому же тело Купалы крайне быстро кремировали, буквально за один день, и не обнародовано ни единого посмертного медицинского заключения - к чему была такая спешка? Не упал ли поэт в пролет уже мертвым? Если его тело было так сильно повреждено при падении, можно было просто похоронить поэта в закрытом гробу, а тут словно заметали следы преступления.
Расследование также никто не проводил, хотя этого требовали и вдова Купалы, и соратники по писательскому цеху. В конце девяностых годов руководители международного фонда им. Янки Купалы вместе с директоратом минского музея делали запрос в ФСБ России, но им пришел ответ, что никаких документов, кроме записки для Берии в архивах не найдено — и это тоже странно, потому что просто не может быть правдой: срочное донесение на имя первых лиц СССР — и вдруг отсутствие резолюций или любой, вообще, реакции!
Это известный стиль НКВД: убить публичную персону, а потом похоронить с почестями, мол — любим и скорбим. Так было с людьми, чья смерть доказанно является делом рук советской госбезопаности — Мейерхольдом и Михоэлсом. Так, похоже, было и с Янкой Купалой — ведь не зря современные особисты не желают рассекречивать материалы этого странного дела до сих пор.
Минск