Сядут все

Уральский ученый Юрий Павлюк, незаконно обвиненный в ложном доносе на ректора Южно-Уральского госуниверситета (ЮУрГУ) Александра Шестакова добился реабилитации и отсудил у государства в качестве компенсации морального вреда 256 тысяч рублей. Правда, прежде чем справедливость восторжествовала, 70-летнему заслуженному человеку в полной мере пришлось испытать на себе, что значит оказаться без вины виноватым.

Судебные мытарства профессора кафедры летательных аппаратов и автоматических установок ЮУрГУ Юрия Павлюка начались два года назад, когда он направил в правоохранительные органы заявления, в которых обвинил в хищении бюджетных денег ректора вуза Александра Шестакова и генконструктора государственного ракетного центра им. Макеева Владимира Дегтяря. Последний, как утверждалось в документах, числился преподавателем университета, получал зарплату, но, фактически со студентами не занимался. И это якобы все происходило по сговору с руководителем вуза.

Однако в возбуждении дела против Шестакова и Дегтяря было отказано. А вот принципиального профессора обвинили в заведомо ложном доносе, предполагающем уголовную ответственность.

Летом 2011 года Центральный районный суд Челябинска признал ученого-ракетчика виновным и приговорил его к штрафу в 12 тысяч рублей. Считая такое решение несправедливым, Павлюк обжаловал его в областном суде, и тут, можно сказать, произошло чудо: осужденного не только полностью оправдали, но и признали за ним право на реабилитацию.

Теперь Минфин должен компенсировать профессору моральный вред, нанесенный незаслуженным наказанием, а прокурор района извиниться перед ним от имени государства за допущенную ошибку.

Чего нельзя компенсировать, так это потраченные в ходе судебной тяжбы нервы и подорванное здоровье, поруганную честь и испытанные унижения.

Хотя Павлюку еще повезло: его не брали под стражу во время следствия, да и наказание, предусмотренное вмененной ему статьей, обычно не связано с лишением свободы. Так что история уральского ученого, скорее, исключение из правил, по которым в России обычно творится правосудие.

Согласно экспертным оценкам, в российских судах практически не выносят оправдательных приговоров — их количество составляет в среднем чуть более одного процента от общего числа (в Европе этот показатель составляет 15−20%). Это означает, что практически каждый, чье дело попадает в суд, будет осужден. А у обвиняемых в тяжком преступлении шанс быть оправданным, можно сказать, вообще нулевой (отдельные случаи, когда Фемида проявляет излишнюю гуманность к некоторым статусным фигурантам, в расчет брать не будем, поскольку это уже другая проблема).

«СП» недавно рассказывала историю 20-летнего Сергея Селезнева из поселка Любохна Брянской области. Около трех лет назад парня обвинили в убийстве, которого он не совершал. Более года Сергея продержали в тюрьме, несмотря на отсутствие доказательств и имевшиеся свидетельства его невиновности, а потом состоялся суд: молодого человека приговорили к 11,5 годам строгого режима. Избежать незаслуженного сурового наказания ему помогли односельчане: они создали группу поддержки Сергея Селезнева, распространяли информацию о его истории в интернете, сообщали, что следствие отказывается беспристрастно во всем разобраться.

Циничные люди говорят, что правда в жизни всегда торжествует, только жизни, как правило, на это не хватает. Сергею и тем, кто его поддерживал и верил ему, жизни хватило. Они победили. Недавно Брянский областной суд отменил приговор и признал Селезнева невиновным.

А вот Равилю Аскарову из Алапаевска Свердловской области пришлось пять лет отсидеть в колонии, пока суду не удалось доказать его непричастность к убийству, за которое он был осужден на 15 лет.

Преступление было совершено в 2003 году. Жертвой оказалась 26-летняя Елена Данилова — девушку нашли задушенной на улице города. Последний раз ее видели живой, когда она садилась с синие «Жигули».

Похожая машина была у Аскарова, но еще у него был небольшой успешный бизнес (мужчина занимался производством пиломатериалов), на который, как потом выяснилось, положил глаз один влиятельный господин. Подвести добропорядочного семьянина и отца двоих детей под статью оказалось делом техники.

После вынесения приговора все оборудование Равиля пошло с молотка ниже реальной стоимости в погашение морального ущерба родителям девушке. По слухам, покупателем станков и пилорамы стал тот самый влиятельный горожанин.

Пять лет жена осужденного писала письма во все инстанции. И только в 2008 году судебная коллегия по уголовным делам Свердловского областного суда, оценив все доказательства, пришла к выводу, что дело фактически было сфабриковано следствием.

Правозащитники говорят, что около 300 тысяч российских граждан осуждены за преступления, которых не совершали (официальной статистики невинно осужденных никто не ведет). А повод упрятать невиновного человека за решетку найдется всегда.

По словам одного из лидеров общественного движения «Русь сидящая», журналиста Ольги Романовой, главным мотивом, по которым фабрикуются дела, являются как политическая заинтересованность властей, так и имущественные интересы — захват бизнеса, ценных бумаг или недвижимости.

Сама Романова об этом знает не понаслышке: ее мужа, предпринимателя Алексея Козлова, в 2008 году обвинили в мошенничестве, а также покушении на легализацию денежных средств. Первый приговор был обвинительный — 8 лет лишения свободы. Но осужденный продолжал настаивать, что дело против него сфальсифицировано. В сентябре прошлого года Верховный суд РФ отменил приговор, Козлова освободили из пермской колонии, где он отбывал наказания, а дело направили на повторное рассмотрение в Пресненский суд Москвы, где слушания сейчас продолжаются.

Но кто виноват в сломанных судьбах невинно осужденных? Следствие, умело подтасовывающее зачастую факты, ради того, чтобы выполнить пресловутый план по раскрытиям? Или все же суд, который оказывается скорым на расправу? Почему тогда в Европе оправдательных приговоров выносится не как у нас, а 15−20%?

Об обвинительном уклоне российского правосудия пишут и говорят давно и много. Знают о такой особенности наших судов даже на самом верху.

«Следует преодолеть обвинительно-карательный уклон в правосудии, порождаемый слишком тесной связью суда и органов следствия», — это выдержка из прошлогоднего выступления председателя Конституционного суда РФ Валерия Зорькина на научно-практической конференции «Великие реформы и модернизация России», посвященной 150-летию отмены крепостного права в стране.

По словам Зорькина, доля оправдательных приговоров в России продолжает сохраняться на уровне менее 1% от общего числа: 0,8%, по официальным данным Судебного департамента за 2010 год.

Президент Медведев тоже неоднократно высказывался в том плане, что число оправдательных приговоров может служить объективным критерием, говорящим об эффективности функционирования судебной системы.

Недавно тем же маршрутом пошел премьер. В одной из своих программных статей Путин коснулся темы развития судебной системы, которая, подчеркнул он, «в настоящее время носит ярко выраженный обвинительный и карательный уклон».

Но у всего, как говорится, есть причины. А здесь их, по мнению экспертов, как минимум две.

Во-первых, обвинительный уклон — давняя традиция нашего правосудия, когда судьи, работники прокуратуры и следствия представляют собой единую корпорацию. Поэтому любой оправдательный приговор означает палку в колеса системы.

Интересные выводы в связи с этим содержатся в докладе о состоянии российской судебной системы, подготовленном экспертами неправительственной организации Международная комиссия юристов:

«В современной России, так же как в Советском Союзе, к судьям зачастую относятся не как к независимым арбитрам, а как к представителям интересов государства. Многие судьи не считают себя независимыми и не собираются таковыми становиться».

В документе отмечается также, что независимость судей в нашей стране «подвергается особой опасности в тех случаях, когда в определенном исходе дела заинтересованы влиятельные политики или представители бизнеса. Хотя давление на судей имеет место на всех уровнях судебной системы».

Вынесение слишком большого количества оправдательных приговоров или решений об отказе в применении меры пресечения в виде заключения под стражу могут иметь отрицательные последствия для судей. Судью могут «разобрать» на судебной коллегии. Председатель суда, являющийся представителем этой самой корпорации, может поставить «неправильному» судье «на вид». В противном случае «отступника» лишат различных финансовых надбавок, поскольку их распределение зависит именно от председателя суда.

Вторая причина — кадровый состав судейского корпуса. Хоть он и обновился за десять последних лет на 60%, все-таки около 22% служителей Фемиды вышли из надзорного ведомства, а 16% служили следователями. Понятно, что для этой категории судей обвинительный уклон заложен, что называется, в каждой клеточке организма. Еще 20% обновленного корпуса служили в госструктурах юристами, и выступали на стороне государства. Из адвокатов рекрутируется, как привило, менее 12% судей.

Вдобавок суды перегружены делами, поэтому решения волей-неволей приходится штамповать, не вникая особо в суть дела. То есть изначально становиться на сторону прокуратуры и следствия.

Пожалуй, единственный человек, который на этом мрачном фоне сохраняет оптимизм — Вячеслав Лебедев, председатель Верховного суда РФ. На прошедшем недавно в Москве совещании руководителей судов общей юрисдикции он заявил о радикальном смягчении нравов в судебной системе. Если судить по приведенным им данным, сегодня каждый четвертый человек, представший перед судом, выходит из зала суда свободным человеком. Они или были оправданы, или их дела были прекращены по различным основаниям.

— Это всего лишь попытка показать, что идет какая-то либерализация, не более того, — считает адвокат Михаил Трепашкин. - Потому что я не только по своей практике, но и по практике довольно широкого общения с адвокатами по другим делам могу с уверенностью сказать, что обстановка пока ничуть не изменилась. Более того, я бы сказал: заметнее стал саботаж судей. То есть, вроде бы идет либерализация законодательства, однако они стараются судить по-прежнему, по старым нормам наказания. Там, где явно нужно человека оправдать, все равно стараются натянуть условное наказание или на штраф. Но не оправдывают ни за что, даже если 100-процентно видно, что человек не виновен. Суды присяжных по-прежнему оправдывают, вот их процент как раз и тянет, наверное, общий процент вверх.

«СП»: — Почему же суды так редко выносят оправдательные приговоры?

— Здесь несколько причин, как мне кажется: это и недоработка органов следствия, и ошибки предварительного расследования, и неправильное применение закона.

«СП»: — Что значит, неправильное?

— Взять, к примеру, дело Мохнаткина. 31 декабря 2010 года этот гость столицы заступился за женщину, которою при разгоне митинга бил милиционер. Ведь всем понятно было, что он оказал сопротивление стражу порядка не опасное для жизни и здоровья. Но его обвинили в том, что якобы его действия были опасны для жизни, держали под стражей, а потом засадили на два с половиной года. Вот в этом и суть неправильного применения закона. Не случайного, замечу. И таких случаев, по моим оценкам, до 90%, когда вменяют наказание с ужесточением.

«СП»: — Но это все же нельзя назвать судейской ошибкой, это, скорее, ошибка следствия.

— Следователей можно понять. Они хотят отчитаться по более тяжкому составу. С ними, когда беседуешь, они говорят: «Ну, ничего страшного, в суде переквалифицируют». Бывает, их чуть ли не носом тыкаешь: «Откройте норму закона. Посмотрите, как там записано». «Нет», — говорят. У них там чуть ли не указания какие-то или с кем-то они согласовывают.

«СП»: — Значит, приведенные Лебедевым данные вас не убедили?

— Не убедили. В целом обстановка в судах не изменилась. Президентские тезисы о либерализации просто саботируются. Если и есть какие-то изменения, то связаны они только с тем, что из УК убрали «контрабанду», еще какие-то составы, снизили минимальный срок, больше назначают условный. Все.

«СП»: — А судье что-то грозит, если приговор его был обжалован и отменен вышестоящей инстанцией?

— Нет. За осуждение невиновного никакой ответственности они не несут. Есть, правда, положение, что, если несколько раз отменяют решение, то судью могут отправить на переквалификацию. Но это, по разговорам. Сам я никогда с этим не сталкивался. Зато есть такой термин — «удержать судебный приговор». Смысл в том, что даже при явных нарушениях закона приговор остается в силе. У нас даже в постановлениях Верховного суда РФ есть одна антиконституционная норма.

«СП»: — Поясните

—  В Конституции записано: если при получении доказательств был нарушен закон, такие доказательства являются недопустимыми. А они придумали свой вариант закона, чтобы оставлять приговор в силе, — существенное или несущественное нарушение закона. Как это может быть: существенное и несущественное? То же самое, что немножко беременная? Нарушение — есть нарушение. А у нас вот под эти «существенное» «несущественное» подгоняют все. Педофил набросился на девочку. А прокурор встает на суде и говорит: «Это не существенное нарушение. Он лифчик и брюки с нее не снимал». И как к этому относиться?

«СП»: — В вашей практике были оправдательные приговоры?

— Дважды. Оба в 2010 году. Оба были связаны не с уголовным обвинением, а с уклонением от уплаты налогов.

Член правления Ассоциации юристов России Дмитрий Позоров удивлен статистикой председателя Верховного суда:

— Конечно, Вячеславу Лебедеву видней. Но тогда у меня лично возникает вопрос: если каждый четвертый выходит из зала суда невиновным, то, чем, вообще, занималось следствие? Что оно делало? Все же по ощущениям, из практики, я не вижу, что у нас с судами все так замечательно. У меня, например, есть большие претензии к Верховному суду. Суть их в следующем: в Калининграде какое-то время назад была практика, когда людей сажали по надуманным основаниям, и они сидят до сих пор, потому что ВС почему-то отказывается рассматривать эти жалобы.

«СП»: — Почему?

— Понятия не имею. Не знаю. И не понимаю, почему в Верховном суде нет людей, которые заинтересованы в том, чтобы действительно вершить правосудие. Разобраться в проблеме и освободить, что самое главное, невиновных.

«СП»: — Говорят, что очень явный нажим существует со стороны председателя суда, поэтому рядовые судьи опасаются выносить оправдательные приговоры? Им изначально такая установка дается?

— Возможно, правильнее было бы, чтобы председателя суда не назначали, а чтобы его избирал коллектив судей из своего состава путем тайного голосования. Кстати, эта проблема была поднята недавно в дискуссионном клубе при нашей Ассоциации юристов России. И звучала она из уст представителей судейского сообщества. Действительно, назначенный председатель, наверное, имеет возможность осуществлять какое-то административное давление на коллег. А вот если он избран, то, условно, он — первый среди равных. Поэтому, если он будет давить авторитетом, остальные могут сказать: «Нам пора переизбрать руководителя, что-то он себя неадекватно ведет».

«СП»: — В ближайшее время такое разве возможно?

— Мне кажется, нет. Никто не будет активно действовать. Но идея есть, идея вроде бы неплохая. Ее нужно как-то обсуждать, и мы это будем делать. Я вижу любую проблему в основном все же, как системную, скорей всего. И нельзя решать только одну эту часть. Она связана с зарплатами судей, их безопасностью, действительно с объективной независимостью и т. д. Здесь целый клубок… Поэтому здесь нужно смотреть системно. А системно может смотреть, по сути, только государственная власть, которая структурирует жизнь в стране, системное управление, в том числе и систему судебной власти. Это уровень государственной власти и, конечно, общественных институтов.

«СП» — Пока карательный уклон правосудия у нас существует?

— На мой взгляд, существует. У нас судебная власть, пока, представляет, скорее, государство, чем просто независимое мнение профессионала-правоведа.

«СП»: — Кадровая структура судейского корпуса играет здесь какую-то роль?

— Ну да. Судьями обычно становятся бывшие прокуроры и следователи, и это порочная практика. Общеизвестно, хотя формально такие правила нигде не записаны, что из адвокатов в судьи попасть практически невозможно. Поэтому некоторые юристы, которые хотят в будущем судейскую карьеру, они (даже если занимаются юридической практикой) не получают статус адвоката, потому что понимают, что это будет потом препятствием. Судья — это, как мне представляется, скорее такая высшая ступень развития юриста. Это уже такой колоссальный должен быть уровень и профессиональных знаний и, наверное, житейского какого-то опыта. А у нас судьями зачастую работают недавние девочки-секретари, у которых ни квалификации, ни жизненного опыта. Конечно, все это резко негативно сказывается на судебной системе и на качестве отправления правосудия.

Юрий Слободкин, в прошлом председатель Солнечногорского суда, также говорит о кадровых пробелах:

—  При советской власти подход к кадровому составу судей был в тысячу раз демократичнее. Я утверждаю это, как человек, 52 года проработавший судьей, из которых 24 года — председателем. Мне непонятны разговоры о каком-то «телефонном праве», которое якобы тогда господствовало. Потому что за все годы у меня ни разу не возникало дилеммы: соблюсти букву закона или выполнить указание начальства. Мы руководствовались только законом. Потом, что касается народных судей. На них, понимаете ли, невозможно было давить, поскольку они были избраны гражданами и этот факт по-существу делал их по-настоящему независимыми.

«СП»: — Чем же объясняется сегодняшняя, часто такая зависимая, позиция судей?

— А вы посмотрите, как у нас теперь формируется судейский корпус. Сначала кандидаты сдают квалификационный экзамен, потом должны получить рекомендации Квалификационной коллегии РФ. Далее материалы на кандидата направляют председателю соответствующего суда субъекта федерации. В Москве, положим, Егорова (Ольга Егорова, председатель Мосгорсуда — прим. «СП») изучает представленные кандидатуры на должность судей. Потом она со своим заключением отправляет эти материалы председателю Верховного суда РФ, а тот уже передает в правовое управление президента. Понятно, что президент только подписывает указы, он не может изучить биографию каждого кандидата. Иначе говоря, все зависит от этой назначаемости. К тому же, очень легко прекратить полномочия судьи: по представлению председателя областного суда или прокурора. В общем, от неугодного судьи избавиться просто. Поэтому судьи чувствуют себя не судьями, а чиновниками, которые зависят от начальства полностью.

Фото: Интерпресс/ИТАР-ТАСС