Как номенклатура страну предала

Чем ближе выборы 4 марта, тем выше градус политической активности России. В воздухе временами пахнет почти революцией, чего никто не ждал. Общее мнение выразил Глеб Павловский, когда сказал «не думал, что увижу это вживую еще раз»… Внезапность политической оттепели действительно заставляет вспомнить последние годы СССР. Тогда тоже никто не предполагал, что огромная империя исчезнет с карты мира в считанные дни.

Но так ли похожа нынешняя ситуация на 1991 год? Почему в 1991-м советская номенклатура — основа, становой хребет, позвоночник советской системы — палец о палец не ударила, чтобы защитить действующую власть?

На эти вопросы попытался ответить доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории российской государственности Российской академии народного хозяйства и государственной службы Рудольф Пихоя в рамках проекта «Открытая среда» Московской высшей школы социальных и экономических наук.

— Прежде чем ответить на вопрос, почему советская номенклатура отказалась от власти, вспомню один эпизод. 19 августа 1991 года начался путч, а 21 августа путч, в основном, закончился. Ваш покорный слуга, отсидевший в Белом доме все эти дни с автоматом в руках, 22 августа собирался послушать Михаила Горбачева, который вернулся из Фороса и должен был приехать в Белый дом.

Однако вместо этого мне пришла команда от президента Бориса Ельцина. Прошла информация, что в здании на Старой площади уничтожают архивы. Поэтому нужно срочно ехать туда и разбираться в ситуации. Это был один из тех приказов, которые не обсуждаются.

Ехать, честно говоря, было трудно по двум причинам. Первая была банальна — улицы Москвы были забиты людьми, и машина ехала еле-еле. Вторая причина была намного серьезнее. Я представлял, что такое комплекс зданий на Старой площади. Даже проходить мимо них было страшно. По тротуарам там ходили сотрудники КГБ, возле дверей стояли сотрудники КГБ, переодетые в милицейскую форму. По сути, комплекс являлся неприступной крепостью, и было совершенно неясно, как туда попасть.

Но когда мы все же подошли к зданиям, выяснилось, что попасть в них нетрудно. Вся охрана сбежала — полностью. Это было удивительно. Мы договорились с московской милицией, чтобы она выставила по периметру оцепление, и вошли в пустое здание.

Шатаясь по пустынным коридорам Старой площади, я совершенно случайно оказался на пятом этаже. Я тогда не знал, что это тот самый этаж, где сидел генеральный секретарь ЦК КПСС. Там я обнаружил, что коридоры завалены толстым слоем бумаг. В углах стояли сломанные бумагорезки и огромные армейские прорезиненные мешки, забитые бумагами.

От всего этого складывалось удивительное ощущение. На моих глазах рухнул символ Советского Союза. Потому что если и был символ СССР, то это был Центральный комитет КПСС, который охранял вооруженный отряд партии — Комитет госбезопасности. И вдруг за полтора дня все это растворилось, как будто и не было.

Я, конечно, читал о событиях Февральской революции, когда самодержавие рухнуло за неделю. Но СССР поставил рекорд: власть развалилась всего за полтора дня.

Возникал вопрос: почему так произошло?! В брошенном комплексе на Старой площади нашлись документы, рассказывающие о деятельности ЦК. Очень много документов касалось хозяйственной деятельности: приватизации партийной собственности, перекачки партийных денег в коммерческие банки. Тем не менее, вопрос оставался: почему это государство перестала защищать номенклатура?

«СП»: — Номенклатура — это термин чисто советский?

— Абсолютно советский. Термин был введен в 1922 году Иосифом Сталиным на XII съезде РКП (б), когда он говорил о необходимости улучшения системы государственного управления. «Охватить коммунистами все отрасли управления и весь промышленный комсостав, при помощи которого партия держит в своих руках аппарат и осуществляет руководство», — поставил задачу Сталин. Он же сформулировал требования к этим людям, причем сделал это со сталинской предельной ясностью: «Это должны быть люди, умеющие осуществлять директивы, могущие понять директивы, могущие принять эти директивы, как свои родные, и умеющие претворить их в жизнь».

Другими словами, во главу угла ставился только один принцип: полная абсолютная исполнительность. Само собой подразумевалось, что это должны быть, конечно, революционеры и деятели партии.

Так появился первый слой номенклатуры. Я могу датировать время его жизни так: с начала 1920-х до середины 1930-х годов. Это были люди, в основном, из партийного аппарата, связанные с еще дореволюционным периодом деятельности партии (хотя появился и слой людей, выдвинувшихся в первые годы советской власти). Это так называемые «красные директора», задача которых состояла в том, чтобы перехватить собственность и управлять ею.

Технологический уровень этой собственности был не слишком сложен. Например, провести коллективизацию не составляло труда. Задача коллективизации решалась самыми незамысловатыми способами. Для этого существовал аппарат ГПУ, а если начинались проблемы, на подавление крестьянских восстаний бросали армию.

Первый слой номенклатуры сходит на нет в середине 1930-х годов. Этот первый слой показал неспособность руководить, если дело касалось более сложных, чем коллективизация, задач. Показателен пример строительства Магнитогорского металлургического комбината. В 1929 году принимается задача строить комбинат. «Красные директора» поставили по периметру колья, натянули колючую проволоку и согнали на стройку крестьян из соседних деревень, которые выкопали котлован. На этом успехи закончились. Дальше нужно было монтировать оборудование, закупать в США технологические циклы и внедрять их в производство.

На это свежеиспеченные директора не были способны. И тут впервые возникла проблема, которая будет возникать потом на всем протяжении существования номенклатуры: как ее заменить? Номенклатура — это люди, которых назначают сверху, а не выбирают. Вы назначили человека, он абсолютно беспорочен, все ваши приказы он выполняет, все директивы — по сталинскому выражению — принимает как родные. Он только работать не умеет. Как заменить такого человека?

Ответ очевиден: единственный способ замены — террор. И всегда потом смена поколений номенклатуры будет сопровождаться террором — более или менее выраженным.

До конца 1930-х происходит замена номенклатуры. Я бы сказал, что поколение «красных директоров» сменяет поколение «главных инженеров». «Главные инженеры» — это уже другой тип управленца. Это люди, которые получили советское образование и которые достаточно хорошо разбираются в технологических процессах.

Это были подготовленные люди, что доказала Вторая мировая война. Именно из войны вышла совсем не та номенклатура, которая входила в войну. Это были люди, которые реально умели управлять, которые понимали и знали себе цену. Но у этого второго поколения номенклатуры появился один очень серьезный недостаток, по сравнению с первым — они стали слишком независимыми после войны.

Война ломала основополагающий принцип номенклатуры, и выдвигала на первый план не преданность, а квалификацию. Например, в Красной армии в 1944 году было 2,5 тысячи генералов — на всю воюющую армию. Из них порядка 25% были беспартийными, или вступили в партию в годы войны. До войны достижение этими людьми таких должностей было немыслимым. Получение генеральского звания предполагало, что человека должны утвердить в Административном отделе ЦК ВКП (б). Но война выдвигала свои требования. Аналогичная картина наблюдалась в промышленности.

Неслучайно сразу после войны прошла серия репрессий, о которых у нас рассказывают довольно мало. Мы знаем разве что о деле Жукова. Но приведу всего одну цифру: к 1948 году на своей должности не осталось ни одного командующего родом войск, все были заменены. Руководство военной авиации было посажено и в значительной мере расстреляно (их обвинили в том, что они поставляли некачественные самолеты), руководство артиллерией пошло по делу артиллеристов, моряков осудили за то, что они давали лоции своим английским коллегам для провода караваны транспортных судов в Мурманск, а сухопутные войска прихватили делом Жукова.

Жукова бы тоже посадили, но ему повезло: у него случился тяжелый инфаркт в январе 1947 года. В итоге «маршала Победы» с инфарктом отправили командовать тыловым Уральским военным округом. Это его спасло, поскольку считалось, что Жуков настолько плох, что вряд ли выкарабкается.

Прошли процессы и среди промышленников. Тем не менее, попытка восстановить полный контроль над номенклатурой не вполне удалась.

«СП»: — Сталин уже терял влияние?

— Номенклатура была уже немного другая, она уже ждала смерти «великого вождя». И едва Сталин умер — точнее, на второй день после его похорон, — на заседании президиума ЦК председатель Совмина СССР Георгий Максимилианович Маленков объявил, что надо бороться с культом личности Сталина. Подчеркну: на второй день после похорон.

И действительно, номенклатура попыталась взять своего рода реванш. В начале 1950-х, правда, идет внутреннее соперничество между двумя крыльями номенклатуры. Первое крыло было связано с Советом министров — с Маленковым, Булганиным, Молотовым. Второе было связано с аппаратом ЦК и лично с Хрущевым. Кончилось тем, что Хрущев победил, и с 1958 года стал величаться так: первый секретарь ЦК КПСС, председатель Совета министров. Другими словами, партийная власть оказалась выше власти государства.

Никита Хрущев попытался активно управлять номенклатурой. Государственные ведомства стали заменять совнархозы, закрывались министерства или направлялись по месту их основной деятельности. Министерство сельского хозяйства — в деревню, министерство угольной промышленности — в Донбасс. Еще острее был конфликт с партийными органами. Хрущев предложил ликвидировать самое массовое звено партийного аппарата — сельские райкомы партии, фундамент партийной организации.

Результат этих реформ известен: в октябре 1964 года Никиту Хрущева благополучно отправили на пенсию, обвинив в страшных грехах, и в незнакомом Никите Сергеевичу слове «волюнтаризм» (стремление реализовать желанные цели без учёта объективных обстоятельств и возможных последствий, — «СП»).

После Хрущева приходит третья волна номенклатуры. В большинстве своем, это выходцы из крестьянских семей, но крестьянство их во многом анкетное, не реальное. Как правило, все они — технари по первому образованию. Но у них было второе образование, и оно — политическое. Это могла быть Академия общественных наук при ЦК КПСС, Высшая партийная школа, или Академия народного хозяйства при правительстве СССР. У этих людей и ученая степень — не редкость.

Еще одна характерная черта представителей третьей волны — эти люди получали свои должности в результате реальной конкуренции. Можно много чего говорить про партийный аппарат, но могу точно сказать: глупых секретарей обкомов там не водилось. Эти люди выдерживали жестокую борьбу, и не только аппаратно-подковерную. За ними, как правило, стоял производственный управленческий опыт, хотя была и особая категория — комсомольские деятели (к ним, в частности, принадлежал Михаил Сергеевич Горбачев).

Характерно также, что в третьей волне номенклатуры наблюдалось противоречие между высшими и низшими звеньями партийного аппарата.

«СП»: — Что это за высшее и нижнее звено?

— Высшее звено номенклатуры — управленцев Советского Союза — составляло около 3 тысяч человек. Это были так называемые абоненты АТС № 1 — специальной правительственной связи, звонок по которой был воплощением пресловутого «телефонного права». Звонок по АТС-1 должен был решать любой вопрос.

В число этих 3 тысяч человек входили: члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК, руководство аппарата ЦК, министры и замминистры (а в ряде случаев руководители крупнейших департаментов министерств), первые и вторые секретари обкомов партии на местах, директора крупнейших промышленных предприятий, командующие военными округами, начальники управлений КГБ на местах, и небольшая часть культурно-обслуживающего слоя — редактора крупнейших газет, небольшое количество политически обозревателей, ректор МГУ.

Второй слой номенклатуры составлял порядка 20 тысяч человек. Это люди осуществляли реальную управленческую функцию.

Хрущев был источником беспокойства для обоих слоев номенклатуры. И первое заявление, с которым выступил новый первый (он же впоследствии генеральный) секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев — это забота о кадрах. В переводе на общегражданский язык это означало: мы никого менять не будем. Забота о кадрах стала знаком всей брежневской эпохи. Ему докладывали, что один проворовался, другой злоупотребил. Брежнев говорил: «Не надо, эти люди руководят крупными партийными организациями. Снимем их — обидим организацию»…

Забота о кадрах имела еще одну сторону. Брежнев пришел к власти в 1964 году. Вместе с ним пришло поколение людей, которые свою карьеру начинали при Сталине. Сегодня мало кто помнит, что кандидатом в члены президиума ЦК Брежнева избрали еще при жизни Сталина — в 1952 году. Главный идеолог Михаил Суслов был в руководстве партии с 1934 года. Алексей Косыгин был наркомом с 1938 года. Все они были сталинским поколением людей.

Они, впрочем, не были сталинистами. Если почитать протоколы заседаний Политбюро, все эти люди оценивали Сталина негативно — и понятно, почему. Для них, высшей номенклатуры, Сталин был постоянным источником беспокойства, фактор раздражения, который мешал спокойно жить.

Однако, не будучи сталинистами, они были людьми пожилыми, а к концу 1970-х стали просто очень старыми людьми. За ними стояла, их подпирала молодая волна номенклатуры. Та самая третья волна, которая, как я говорил, была и умна, и квалифицирована, и которую эта ситуация не устраивала.

В записках Виталия Ивановича Воротникова, в свое время первого секретаря Краснодарского края, потом председателя Верховного совета РСФСР, есть такие записи: «Как соберемся на пленум партии, среди делегатов в перерывах, а в особенности в гостинице „Россия“, шли разговоры: мол, сколько времени эти старики будут оставаться у власти?!»

Имелось недовольство и другого рода. Можно было долго находиться в высшем слое номенклатуры, но это вовсе не означало, что вы можете передать своим детям материальные ценности. Передать можно было только собственную библиотеку и те средства, которые номенклатурщик зарабатывал. Секретарь большого обкома, типа свердловского, московского или ленинградского, получал порядка 800 рублей в месяц. Те же 800 рублей получал ректор университета. Другими словами, особых денег скопить было невозможно.

«СП»: — Но у номенклатуры были определенные льготы и привилегии, разве нет?

— Да, но какие? Если вы работали в ЦК партии, вам ваша партийная организация должна была порекомендовать, чтобы у вас не было своей дачи (потому что дадут казенную), своей машины (пришлют разъездную). Этот отказ входил в этический кодекс сотрудника высших звеньев аппарата управления.

Правда, если вы входили в первый эшелон, в те самые 3 тысячи человек, вы могли рассчитывать, что если с вами что-то приключится, Политбюро ЦК КПСС примет специальное постановление. Например, чтобы в случае вашей кончины вдове, детям и близким родственникам что-то оставили — право пользоваться госдачей, право вызывать служебную машину, право обучить детей в хорошем учебном заведении. Эти постановления оформлялись в строжайшей тайне и сразу попадали в особую папку — то есть, относились к высшей категории секретности.

Если же вы относились к звену пониже, к 20 тысячам человек, — вы были в номенклатуре, вам кланялись, за вами присылали самолет. Но упомянутых выше льгот вам было не положено.

К началу 1980-х годов Советский Союз впервые столкнулся с серьезными экономическими проблемами. Проблемы эти живо напоминали наши нынешние. Дело в том, что в течение всех 1940−1950-х годов, и начале 1960 годов нефть стоила 2−3 доллара за баррель. Это была абсолютно постоянная величина. Потом грянул 1972 год, и цена на нефть скакнула в 4 раза, до 12 долларов за баррель (этому сильно поспособствовал арабо-израильский конфликт). А дальше цена плавно росла до конца 1970-х, достигая 80−90 долларов за баррель.

Внешне все выглядело замечательно. Но пока шли нефтяные деньги, имелась возможность все необходимое закупать за границей, а собственное производство фактически деградировало. Зачем строить хорошую обувную фабрику, когда обувь мы без проблем привезем из Чехословакии? Зачем развивать электронику, когда мы привезем вычислительные машины из ГДР? А продукцию легкой промышленности нам поляки пришлют — а мы им нефть поставим.

Ситуация была хороша до тех пор, пока в конце 1970-х страна не столкнулась с волной жесточайшего товарного дефицита. В конце 1970-х — начале 1980-х появляется явление, которое тогда называли «туча» — огромные барахолки, на которых одновременно собирались десятки тысяч людей, и где можно было купить практически все, только в 3−4 раза дороже, чем в магазине.

«СП»: — И как на это реагировала номенклатура?

— Как раз в конце 1970-х — начале 1980-х обнаружилась тенденция номенклатуры в каком-то виде обзавестись собственностью, создать определенный уровень личной экономической стабильности.

Такую ситуацию, например, разбирали на заседании Политбюро, когда новый генсек Юрий Андропов поставил вопрос так: что-то мы, товарищи, стали дачами обрастать. И привел пример: Байбаков мало того, что построил дачу за 30 тысяч рублей (по тем временам деньги огромные), да еще умудрился ее продать, да еще дачу дочери построить. Члены Политбюро помоложе — вроде Михаила Сергеевича Горбачева — начали вскакивать с мест и призывать бороться. Члены Политбюро постарше начали говорить, что вообще-то дачи им разрешалось иметь еще при Сталине. В итоге мудрый Андропов предложил упорядочить эти процессы специальным постановлением Совмина СССР. То есть припугнул, показал, что все знает про всех, но ворошить верхушку партии не стал.

А кого стали ворошить? Как раз в начале 1980-х возобновляются новые политические процессы. Только они — упаси Боже — не имеют ничего общего с 58-й статьей. Они политические по сути, но никак не по форме.

Это, например, так называемое дело магазинов. Советская торговля была построена отчасти на неторговых отношениях, имело место распределение товаров по территориям, районам, конкретным магазинам. Рынка товаров не существовало. С другой стороны, были деньги и торговые отношения. Этот стык — распределительной системы и рыночной — всегда был источником криминала.

Высшее звено номенклатуры, те самые 3 тысячи абонентов АТС-1, не ходили в магазины. Их водители подъезжали к спецраспределителю на улице Грановского, откуда им выносили пакет товаров и продуктов. Но если вы, допустим, работаете секретарем Бауманского райкома, вы не входите в высший слой, и распределитель на Грановского вам недоступен. Зато у вас рядом есть магазин, директор которого — член бюро райкома партии. И вы ему говорите: «Иван Иванович, давай посмотрим — список мы сейчас нарисуем — кто из наших может зайти в магазин с черного крыльца». Такие списки существовали во множестве.

Андропов, придя к власти, нанес удар по так называемой торговой мафии (которая мафией никогда не была), и фактически «подвесил» всех тех клиентов, которые ходили в магазины. Происходит то же самое, что было в 1949-м в деле врачей. Тогда тоже не врачи были нужны, а пациенты кремлевской клинике.

Политический характер носило, безусловно, и хлопковое дело. Пресса с восторгом писала, что доблестным следователям Гдляну и Иванову удалось раскрыть преступный заговор в Средней Азии, где местные баи получали огромные деньги от русских взяточников. Но журналисты не писали о том, что Средняя Азия граничит с Афганистаном, и за все время войны 1941−45 годов ни один душман не появился на территории Средней Азии, потому что ему бы сразу оторвали голову местные вожди. Не писали журналисты и о том, что система, при которой Узбекистан и Таджикистан поставляли хлопок в центр, а им всегда немного переплачивали, шла со времен Сталина. Это была форма подкармливания местной элиты.

При Андропове центр грубо нарушил это правило. И за те «хлопковые» деяния, за которые в Москве отправляли в отставку или отправляли на персональную пенсию, в Узбекистане приговаривали к 20 годам тюрьмы или даже к расстрелу.

Словом, к этому времени настроения внутри номенклатуры стало, мягко говоря, беспокойными. Без учета этого беспокойства не понять, что стало происходить в номенклатуре после 1985 года, когда пост генсека занял Михаил Горбачев.

«СП»: — Что стало меняться при Горбачеве?

— Горбачев говорит о необходимости демократии, гласности, ускорения. О том, что наша промышленность должна перегнать западную. В марте 1985 года он говорит, что мы должны стать законодателями моды в автомобильной промышленности. Инженеры АвтоВАЗа, когда слышали это, впадали в ступор — они сами рассказывали мне об этом… Горбачев на полном серьезе говорил, что у нас в Казани есть парень, который создает компьютер, способный заткнуть за пояс любой американский…

Вскоре за всей этой шелухой стало ясно одно. Программа ускорения — то есть, быстрого развития машиностроения и активизация развития промышленности путем внедрения новых технологий — не дала положительного результата. Попытка перенастроить управление страной по образцу ВПК — с госприемкой, с созданием бюро ЦК по отраслям — к концу 1987 года провалилась.

И вот здесь начались процессы, которые во многом определили дальнейший крах СССР. Поразительно, что эти процессы оказывались непонятными людям даже весьма искушенным, даже активно участвующим в политической жизни того времени…

На повестке дня — шумящие выступления лидеров перестройки, статьи в газетах, рассказы о номенклатурном слое, в котором вязнет любая инициатива. Но это — на поверхности, а в глубине… В глубине меняется политика по отношению к номенклатуре. В документах и датах это выглядит так.

Январь 1987 года — пленум КПСС по кадрам. Смысл его в том, что вводятся альтернативные выборы в партийном и государственном аппарате. Творцом идеи выступил Анатолий Иванович Лукьянов. Кстати, по поводу роли Лукьянова. В советские времена был в ходу анекдот: первым кавалером ордена Октябрьской революции должен стать Николай II за создание революционной ситуации в стране. Перефразируя анекдот, можно сказать так. Ордена «За развал СССР» нет, но если бы он был, первую награду надо было дать Анатолию Лукьянову — в том числе, за идею альтернативных выборов.

Идея внешне была проста. Партийный аппарат плохой — мышей не ловит. Как заставить его шевелиться? Давайте выбирать в номенклатуру, а для этого — давайте устроим выборы в Советы. Бояться нечего — в наших руках телевидение, пресса. Если первый секретарь райкома партии выбирается председателем Совета, компартия будет правящей партией в отдельно взятом районе. А если не избирается — черт с ним. Кого изберут, того мы и назначим новым первым секретарем райкома партии. Словом, система беспроигрышная.

На самом деле, беспроигрышной система была только на первый взгляд. На деле, когда появляется альтернативный выбор, — это всегда столкновение взглядов и платформ. Практически, введя принцип альтернативных выборов, власть — сама того не желая — легализовала оппозицию. В результате все начали дружить против КПСС.

Первый секретарь райкома был человеком назначенным и подчинялся первому секретарю обкома. Но если вы шли на выборы, важным становится не далекий первый секретарь обкома, а голоса людей, живущих в конкретном районе. Это диктует совершенно другую логику поведения.

В результате выборов в Советы летом 1987 года треть всех первых секретарей райкомов, которые в них участвовали, избиратели прокатили. Явка составила неслыханные в СССР 70%, а бюллетени оказались покрыты нецензурными надписями в адрес КПСС. Итоги выборов рассмотрели на Политбюро и приняли решение: действовать дальше.

Следующим звеном к развалу страны стала XIX партийная конференция 1988 года. Здесь выборы идут уже на партконференцию, и происходит следующее: единая КПСС разваливается. Разваливается она, прежде всего, на 15 республиканских парторганизаций. Причем, у них разные позиции: у армян своя, и у азербайджанцев своя, и у прибалтов. С украинской парторганизацией непонятно, единая она или нет, а российская — точно не единая.

А потом, в том же 1988-м, состоялся первый Съезд народных депутатов. Съезд раскалывается на большое количество республиканских партий. Выступая на нем, замечательный писатель Валентин Распутин начинает говорить: а может, России выделиться из Союза?.. Тогда это предложение воспринималось, как шутка…

«СП»: — Что из всего этого вытекало?

— То, что присутствие в номенклатуре ничего не гарантирует. Основной номенклатурный принцип — стабильности, защищенности — был разрушен. Запомним этот промежуточный вывод.

А параллельно развивается другой процесс. В июне 1987 года состоялся пленум партии об управлении промышленностью, а через 5 дней издается Закон о государственном предприятии. Этот закон разрешал не только выбирать директора, он разрешал наделять выборного директора огромными полномочиями. Среди полномочий — право раздробить собственное предприятие на несколько частей, на цеха, лаборатории и т. д. Другими словами, из предприятия становилось возможным выделить наиболее доходные его подразделения. Кроме того, закон разрешал директору вводить акции — при том, что закона об акциях, который регулировал бы эту деятельность, не было и в помине.

Этот закон вкладывал в руки нашей промышленной номенклатуры очень мощные рычаги. Предприятие получало право выходить на внешние рынки без согласования с федеральным центром. Сырье в СССР всегда стоило сущие копейки — металл, нефть. Поэтому, чтобы стать богатым человеком в то время, выборному директору достаточно было толкнуть на Запад состав с нефтью или цветным металлом. Бензин в СССР стоил 7 копеек литр, на Западе — в районе 1 доллара США. Как говорится, почувствуйте норму прибыли.

А в 1988 году был принят замечательный Закон о кооперации. Этот закон позволял превращать отдельные структуры своего завода (выделять которые позволял Закон о государственном предприятии) в кооперативы. Кооперативы были интересны тем, что они обладали негосударственной формой собственности. А чтобы обеспечить деятельность кооперативов, им разрешалось создавать кооперативные банки — при том, что никакого закона о регулировании банковской деятельности не существовало (как и в случае с акциями). Этим кооперативным банкам разрешалось заниматься, например, рассчетно-кассовыми операциями — фактически, без всякого контроля.

На госпредприятии каждая копейка учитывалась, и потратить ее абы как было невозможно. Если вы направляли ее на зарплату, бухгалтерия записывала ее по статье 5, если на мягкую мебель — по статье 12. И не дай Бог, перепутать одну статью с другой. Кроме того, деньги в госпредприятии существовали с валютным покрытием и без него. В итоге, каждая копейка расписывалась по отдельной статье.

А теперь представьте, что у вас появляется коммерческий банк. Вы сгребаете все деньги предприятия, и направляете их на счет в банк — вы теперь имеете право это делать по Закону о госпредприятии. А согласно Закону о кооперации этот наш замечательный банк выдает вам деньги обратно наличными, оставляя себе определенную комиссию. Сначала за обналичку брали 15%, потом 5% - очень уж много желающих стало таким образом отовариться.

В результате, у номенклатуры появляются живые деньги и банки. Четвертый кооперативный банк, который появился в СССР — это АвтоВАЗ-банк, следом за ним шел Аэрофлот-банк, и далее по списку — банки более мелких предприятий. У представителей номенклатуры в такой ситуации возникал вопрос: а для чего теперь быть в этой номенклатуре?!

«СП»: — Держаться за номенклатуру стало ненужно?

— К 1988 году Горбачев сменил до 85% номенклатуры. Если раньше человек вылетал из номенклатуры — это было для него концом всего. Теперь эти люди чувствовали себя прекрасно, и становились, как правило, директорами коммерческих банков.

Кооперативы имели право заниматься торговлей, организовывать предприятия, в том числе — международные. Характерная для того времени история — как Николай Иванович Рыжков попытался прожать за рубеж эшелон танков с полным боекомплектом. Эшелон остановили чудом — Рыжкова заложили соперники по Политбюро, и вытащили дело на заседание Съезда народных депутатов. Танки, как водится, продавал кооператив.

Одним из крупнейших предприятий страны, по сути, была сама КПСС. К 1988 году ЦК располагал более 4 тысячами административных зданий в центрах городов, на его балансе было свыше 130 крупных культурных центров, 150 гостиниц, дома отдыха, немереное количество автобаз, санаториев и домов отдыха. Все, вплоть до аффинажного завода (завод по переработке золота, — «СП»).

Так вот, первое, с чем я столкнулся в августе 1991, оказавшись в комплексе на Старой площади — с огромным количеством бумаг с просьбами — саратовского, ленинградского, пермского обкомов — приватизировать гаражик, издательство, и прочую партийную собственность. ЦК обычно разрешал.

Дело в том, что в самом ЦК уже с 1989 года, когда начал работу Съезд народных депутатов, зрело подозрение, что добром перестройка не кончится. Поэтому в высшей номенклатуре появляется целый ряд записок Горбачеву о необходимости создания системы тайных партийных касс. Что в России держать деньги неудобно, и надо выводить их за рубеж. Пользуясь Законом о кооперативах, надо создавать совместные предприятия.

«СП»: — Прятать пресловутое «золото партии»?

— Да. Вставал вопрос: как это сделать? В самом ЦК специалистов финансового профиля было немного — не для этого подбирался Центральный комитет. В итоге, специалистов взяли в Первом главном управлении КГБ — во внешней разведке. У этих людей было прекрасное образование, как советское, так и иностранное, именно они начинают создавать многочисленные совместные предприятия. Именно с этого времени в деловом лексиконе появляется слова «Кипр» и «оффшор». Кипр становится местом, где располагается множество предприятий с советским капиталом.

Начинается перекачка денег. Могу сказать, что в это время партийные деньги идут в целый ряд банков, коммерческих структур. Особая тема здесь — комсомольская экономика, которая к этому времени была очень развита, да и народ там был шустрый. Комсомольцы насоздавали свои банки. Пример комсомольского банка, который получил очень много партийных денег — «МЕНАТЕП» Михаила Ходорковского, «СБС-Агро» Александра Смоленского.

А вот дальше у номенклатуры, которая получила возможность беспрепятственно обогащаться, и возник вопрос: зачем защищать эту власть? Ведь власть сохранялась в прежних формах, и не давала возможности легитимизировать собственность. Поэтому никто из людей, в руках которых были реальные рычаги власти, не дал приказа защищать эту власть…

Справка «СП»

Рудольф Пихоя с октября 1990 г. занимал должность начальника Главного архивного управления при Совете Министров РСФСР; с ноября 1990 г. — председатель Комитета по делам архивов при Совете Министров РСФСР; с декабря 1991 г. — председатель Комитета по делам архивов при Правительстве РСФСР — Главный государственный архивист РСФСР; февраль 1993 г. — январь 1996 г. — руководитель Государственной архивной службы России — Главный государственный архивист России.

На снимке: Москва. Кремлевский Дворец Съездов. Заседание Первого Съезда народных депутатов СССР. 1989 год

Фото: ИТАР-ТАСС