Не вернулись с войны

В Общественной палате России прошли слушания, посвященные поиску пропавших без вести в двух Чеченских войнах солдат и офицеров. Сенсацией стало высказывание на них заместителя начальника Управления Минобороны по увековечению памяти погибших при защите Отечества полковника Андрея Таранова. По сообщению присутствовавшего на слушаниях журналиста, полковник заявил: «Чеченские власти запрещают искать пропавших без вести солдат».

Как это может быть? В собственной стране чиновники мешают военным возвращать из небытия своих павших? Что это? Недомыслие, предательство или иное преступление?

«СП» тотчас связалась с полковником Тарановым. Выяснилось, что его слова СМИ переврали. На самом деле, как рассказал редакции сам полковник, в Общественной палате он заявил: «Работать системно группе поиска Южного военного округа (ЮВО), к сожалению, мешают местные органы власти в Чечне». Смысл и вправду несколько иной. Но, выходит, проблем с властями республики все же хватает? В чем они? Таранов отметил:

— С 1994-го года в результате проведенных мероприятий число военнослужащих, чья судьба остается неизвестной, сократилось с 927 до 336 человек. При этом по состоянию на 1 февраля этого года у Министерства обороны имеется информация о 110 предполагаемых местах захоронений военнослужащих. По ним работает поисковая группа в составе пяти человек, которая создана в Южном военном округе.

«СП»: — Но чем вызваны трудности, о которых вы говорили?

— Тем, что порой установить заранее, обнаружено захоронение наших военных или чеченских боевиков, невозможно. Поднимаются и те, и другие. А по исламским обычаям эксгумировать тело мусульманина запрещено. Поэтому, прежде чем начать работу с захоронением, нужно точно установить, что в нем похоронены наши солдаты. Лишь тогда чеченские власти дают разрешение на работу. На фоне этих тонкостей этического характера и возникают иногда определенные сложности. Но они носят абсолютно технический характер и решаются в рабочем порядке.

«СП»: — Сколько еще воевавших в Чечне солдат, чья судьба на сегодняшний день неизвестна?

— На начало 2012-го их было 400. За минувшие полгода выяснилась судьба 64 военнослужащих. При этом 14 из них оказались живыми: кто-то находился в плену, кто-то дезертировал и скрывался все это время, кто-то угодил в психлечебницу. Причем, если вдруг в горах обнаруживают останки какого-то человека, то до момента установления его личности он считается пропавшим без вести военнослужащим. Но сейчас такого почти не происходит.

Розыском пропавших без вести солдат занимается и общественная организация «Миротворческая миссия имени генерала Лебедя». Ее руководитель Александр Мукомолов подробнее рассказывает о работе поисковых групп и их сотрудничестве с местными властями:

— Чеченская власть никогда не препятствует нам. А у нас 15-летний опыт работы в этом регионе. Сначала освобождали солдат из плена, затем занялись розыском пропавших без вести. Все это время очень плотно взаимодействуем с правительством Чеченской республики. Наработаны многолетние твердые связи. Работа санкционирована высшим руководством Чечни.

«СП»: — Как розыск ведется сегодня?

— С недавнего времени появились новые научные возможности установления личности погибших через процедуру молекулярно-генетической экспертизы. Раньше необходимое оборудование и материалы приходилось закупать за границей, что обходилось очень дорого. Поэтому исследования носили буквально штучный характер. Теперь многое производится и в России, что значительно дешевле. Естественно, дело пошло быстрее. Работа приняла системный характер.

Для того чтобы установить, кому принадлежат обнаруженные останки, нужно иметь определенную базу, с которой сравнение будет проводиться. Родственники наших пропавших солдат давно сдали необходимые образцы биологических материалов. Но среди исчезнувших немало и граждан Чечни. Не только боевиков, но и мирных жителей, оказавшихся в зоне боевых действий. Однако в республике создание базы для молекулярно-генетических исследований идет медленнее, чем надо бы. Хотя все же берем для исследования образцы крови местных жителей, чьи родственники также пропали за годы войны. Одно такое исследование стоит 5−10 тысяч рублей.

В этих исследованиях одной из проблем является отсутствие единого научного центра, объединяющего все усилия. Пока ими занимается множество разных министерств и ведомств. У каждого своя база. И это касается не только молекулярно-генетических исследований, но и всей поисковой работы в целом.

«СП»: — Вы удовлетворены тем, как ведется розыск пропавших без вести?

— Нет, он ведется неудовлетворительно. Темпы обнаружения тел очень низкие. В Южном военном округе поисками занимается группа всего из 5 человек — их усилий просто недостаточно. Представьте себе, какую работу необходимо проделать специалистам, если обнаруживается захоронение 10−20 человек, не говоря уже о более крупных. Людям приходится работать с костным материалом. Для этого нужны антропологи, следователи, судмедэксперты и т. д. По Чеченской республике нам известно более сотни захоронений, до которых пока руки не дошли. Мы предполагаем, что всего по Чечне в захоронениях находятся неидентифицированные останки около 8000 человек. Предстоит очень масштабный труд, который сегодня ведется в вялотекущем режиме.