Песнь о земле

Сергей Жадан. Ворошиловград. Издательство Астрель. 2012.

Герой «Ворошиловграда», харьковский околополитический бездельник, возвращается на свою малую родину, в маленький городок на Донбассе. По странному делу: исчез его брат, владелец заправки. Квест не в том, чтобы найти брата (ему герой будет дозваниваться всю дорогу, но так и не дозвонится), а в том, чтобы принять бизнес брата. «Еще несколько дней назад я считался свободным и независимым экспертом, который боролся непонятно с кем за демократию, а теперь вот на мне висел бизнес, с которым нужно было что-то делать, потому что брата рядом не было и подделывать за меня подпись некому».

Тут есть одна тонкость с названием. Поначалу может показаться, что Ворошиловград (Луганск, откуда Сергей Жадан родом) и есть этот самый городок, в котором происходит действие, но нет: Ворошиловград — это «город с открытки», город, в котором герой никогда не был. Когда-то на уроках немецкого школьник описывал эти открытки, «а теперь и города-то такого нет».

Между тем в некотором смысле герой приезжает именно в Ворошиловград, город, которого нет. Это не столько географическое путешествие (с запада Украины на восток) и даже не столько путешествие во времени (в прошлое, в детство), сколько путешествие экзистенциальное — от жизни к смерти, к обретению «я», но странного «я».

Перед нами онейрическое пространство, пространство сна, и дело не столько в том, что тут можно сыграть в футбол со старыми друзьями, а потом выяснить, что половина из них давно умерли, сколько в том, что все привычные логические связи тут нарушены, тут все работает по-другому. Ворошиловград — это линчевский Твин Пикс, оливерстоуновский Superior, или, если восходить к архетипу, Страна Чудес. Алиса ищет логику, по которой она то растет, то уменьшается, но этой логики нет. Почему все вокруг думают, что Герман должен заниматься заправкой? Чего хотят странные люди на джипе и они ли сожгли бензовоз? Бухгалтер Оля — кто она? Нужно ли с ней спать? Все вокруг ведут себя так, будто им известно про тебя что-то, чего ты и сам не знаешь. В конце концов ты вынужден делать то, чего сам от себя не ожидаешь — решать вопросы, быковать на стрелках, играть в скракли и спать со школьницей. Все начинает получаться только тогда, когда ты перестаешь сопротивляться странному развитию событий и спокойно поддерживаешь диалоги, в которых ни одна реплика не отвечает предыдущей.

Вероятно, новый роман Сергея Жадана мог бы быть хорошим полигоном для упражнений в духе лакановского психоанализа, неспециалисту судить трудно, на поверхности лежит другое: «Ворошиловград» — про землю, про общину, про мужественных мужчин и женственных женщин. В конечном счете — про растворение «я» («я — это воображаемая функция субъекта» — лакановская формула) в чем-то куда более настоящем, ну вот в земле, да, если понимать землю как духовное единство территории и населяющего ее человеческого коллектива.

Тут-то и выясняется, что город «Ворошиловграда» не столько Твин Пикс или Superior, сколько джармушевский Machine — вместо индейца Никто с томиком Блейка здесь героиновый пресвитер со сборником стихов Сергея Жадана (Жадан прежде всего поэт, и стихов тут полно, даже если они не всегда записаны в столбик). Но ведет он туда же — через обряд инициации к символической смерти, за которой мальчик станет мужчиной, сообщество суровых мужчин, для которых главное — это чувство локтя и держаться за землю, примет его как своего, а женщины подарят свою нежность, потому что таким и только таким мужчинам они дают.

«Единица — вздор, единица — ноль», именно. Действующие лица «Ворошиловграда» не индивиды, а целые народы, массы. Автобус с перекупщиками, они подвозят героя, не в службу, а в дружбу, но в принципе им на него наплевать, люди с границы, живущие контрабандой (а чем им еще жить?), которые выпьют с героем и устроят ему экскурсию к границе, но дальше посоветуют не заходить («это не твой бизнес»), фермеры, к которым лучше не заезжать, но уж если пришлось, то первое, что они сделают — долбанут арматурой по капоту, газовщики, которые, проиграв в футбол, достают кастеты, наконец — громадный табор и вовсе непонятных людей, вроде бы монголов, «они кочевники, это у них в крови — двигаться не останавливаясь». Именно они здесь герои, именно они играют роль.

«Ворошиловград» — роман о пространствах, о бескрайних кукурузных полях, о заброшенных аэродромах, о не ведущих никуда железнодорожных ветках, о реках и дорогах. Они важнее даже людей, потому что именно они, пространства, организуют, создают живущих на них. И фермеры, и газовщики, и контрабандисты здесь только постольку поскольку они этим пространствам нужны, они здесь выросли в том смысле, в котором вырастают деревья, травы и холмы. Вот почему знаки человеческого присутствия — ломаные механизмы, остовы машин, разрушенные строения и так далее — не выглядят здесь чужеродными, наоборот, они в пейзаже — наравне с деревьями и холмами, вместе с ними.

И тогда понятно, что враждебная этому пространству сущность — капитал, одержимые духом наживы индивиды с бентамовской «философией», рейдеры, которые требуют отдать заправку, или крупный бизнес, который вместо аэродрома хочет построить асфальтовый завод, или олигарх, разъезжающий в собственном поезде («Проблема в том, что вы недооцениваете возможности капитала. Думаете, если вы здесь выросли, это автоматически дает вам право оставаться здесь и дальше. Не нужно рогом упираться. Когда тебе предлагают что-то на выгодных для тебя условиях. Нет, закопались в песок, как лисицы, не выгонишь. Каждый раз какие-нибудь траблы, каждый раз!»), — все они заведомо проиграли, уже, все они погибнут здесь, как погибли немецкие танки, и обломки их останутся частью пейзажа, с ними будут играть дети.

Две части, две половины романа соотносятся как текст и комментарий. То, что в первой части дано имплицитно, во второй — разъясняется, разжевывается. С одной стороны, второй части могло бы и не быть, с другой — понятно желание автора проговорить все до конца, мало ли кто чего не понял. Тут несколько вставных новелл, демонстрирующих примеры удачной и неудачной социализации (чтобы стать своим, нужно принять смертельный риск и — товарищество как высшую ценность), иллюстративный материал (девочка бросается в реку спасать собаку, тонет, собака вытаскивает ее на берег, — кто кого спас? важно то, что теперь нет отдельно девочки и отдельно собаки) и так далее и так далее. По отдельности каждый эпизод прекрасен, вместе они производят скорее впечатление коллажа, потому что сюжет, в принципе, исчерпан уже в первой части, кроме того, ощущается некая странность идеологического свойства. Левый пафос тут именно что «левый». Не то чтобы мы тут всерьез допытывались у мастеров культуры, с кем они, но пройти мимо факта трудно: Жадан, с его общинной идеологией, должен бы быть за империю, а он за социалистический интернационал.

Впрочем, все это ерунда, ясно, что претензии ко второй части только от того, что надо же за что-то и поругать, закон жанра; в целом, если уж рецензенту непременно нужно отработать зарплату, выдав оценку, «Ворошиловград» — лучшая на сегодняшний день вещь талантливейшего украинского писателя, полный поэзии и страсти криминальный роман о том, что «иногда можно всё это разом ощутить — как, скажем, переплетаются корни, как текут реки, как наполняется океан, как по небу пролетают планеты, как на земле движутся живые, как на том свете движутся мертвые».