Возрастное гетто

Иногда мне хочется, чтобы у нас у всех никогда не было пенсии. Чтобы человечество признало: пенсионная система была ошибкой, которую нужно немедленно исправить. На каждый пенсионный рубль, доллар, евро, фунт или казахский тэнге человек получает слишком много ущерба. Да, да — именно ущерба.

Во-первых, это ущерб чисто материальный. Пенсионные деньги — это ведь не халява. На протяжении всей трудовой жизни государство отщипывает от гражданина пенсионные взносы под обещание выплатить их ему потом — хотя наступления этого «потом» никто не гарантирует. До наступления старости может не дожить либо человек, либо государство. Трудно представить себе более рискованные вложения, нежели вложения в пенсионный фонд.

Материальный урон, который наносит гражданину пенсионная система, выражается также и в том, что иллюзия обеспеченной старости располагает человека к безответственному экономическому поведению и недополученной выгоде. Надежда на пусть минимальную поддержку в старости действует на психику парализующе. Если бы не пенсионная система, у человека был бы совсем иной уровень жизненной мотивации: он бы старался заработать больше, потратить разумней, инвестировать грамотней. Он бы знал, что беззаботная старость полностью в его руках. Как потопаешь в юности и зрелости, так и полопаешь в преклонном возрасте.

Идем дальше. Если бы не надежда на пенсионерское счастье, мы бы совершенно иначе выстраивали отношения с родными и близкими. С тех пор, как в мире появилась всеобщая пенсионная система (а появилась-то она, кстати, всего лишь 125 лет назад), стала стремительно распадаться сначала экономическая, а затем и моральная связь поколений. Молодые больше не считают себя обязанными заботиться о стариках: о них и так государство заботится. А будущие старики, рассчитывая на независимую старость, не видят смысла не только в героическом деторождении, но даже в добросовестном воспитании своего потомства. Большая, дружная, крепкая семья перестала быть единственной гарантией обеспеченной старости. Результат — всепроникающий кризис семейных ценностей, демографическая яма, депрессионные настроения. Вторая мировая война — и та нанесла Европе и России меньший демографический урон, нежели всеобщее старческое благополучие.

Если мы посмотрим на историю пенсионной системы, то увидим, что долгое время она касалась только определенных сословий — прежде всего военных и государственных служащих. Это логично и справедливо: военный человек служит интересам государства и не имеет возможности к законному обогащению. Если ему не гарантировать хотя бы минимальный уровень поддержки в старости, это будет прямым стимулированием мародерства и казнокрадства. Всеобщая же пенсионная система впервые появилась в Германии лишь в 1889 году, после чего парад пенсионных реформ прокатился по всем странам западного мира. Но появление этой социальной инновации было не столько достижением прогрессивного человечества, сколько временным явлением, жизнеспособность которого обусловлена определенными историческими условиями. Для молодого индустриального общества это всеобщая пенсионная система была оправдана не только идеологически, но и экономически. До преклонного возраста доживало совсем не много людей, а количество молодых плательщиков взносов было более чем достаточно.

Фактически введение пенсионных систем породило в экономиках западного мира дополнительную отрасль, в которой сплелись интересы огромного количества влиятельных людей. Но для работоспособности этой отрасли нужен ресурс — растущее и работающее население. А главный порок пенсионно обеспеченного общества в том, что оно само же и убивает стимул для демографического роста и экономической активности. В тех же Соединенных штатах в 1900-м году работали 66 процентов мужчин старше шестидесяти лет. В 1990-м — всего 26 процентов. Не знаю, что там в головах у нашего высшего руководства, но по идее у них там должно быть логичное желание не слишком заботиться о качестве жизни населения. Потому что чем больше жизнеспособных стариков, тем больше нагрузка на государственные финансы, тем больше проблем с тем, как прокормить растущую армию пенсионеров. И наоборот — в обществе, лишенном пенсий, продолжительность жизни становится фактором экономического роста. Чем дольше живет человек, тем дольше он работает, потребляет и платит налоги. Либо это делают за него родные и близкие, которые обеспечивают ему достаточный уровень потребления. Поэтому для политической элиты такого государства, если только она сама себе не враг, заботиться о качестве жизни в своей стране становится выгодным.

Можно спорить о том, прав я или не прав, справедлива будет отмена пенсий или не справедлива, но реальность от этого никак не изменится. Присмотритесь внимательней к своим отцам и матерям. Перед вами последнее поколение пенсионеров, уходящая натура. Пенсионная пирамида близка к своему краху, и в ближайшие годы нам предстоит наблюдать такое же стремительно свертывание пенсионных систем, каким был их монтаж в конце 19-го — начале 20-го века. Это будет, конечно, страшно непопулярная мера, люди будет выходить на улицы, бить окна и очень сильно ругаться. В каких-то странах, возможно, даже падут политические режимы. Но другого выхода нет: не хотите рожать новых плательщиков пенсий — хрен вам, а не обеспеченная государством старость.

Лично я уже давно смирился с тем, что пенсии у меня не будет. К тому времени, как я стану совсем старенький, их либо отменят вовсе, либо задерут пенсионный возраст настолько, что я не доживу, либо оставят все, как есть, только пенсия будет три копейки. И знаете что? Я не сильно против. Я даже считаю, что это будет благом. Мне кажется, без пенсионного обеспечения Россия станет более жизнеспособной страной. В отличие от веры и любви, надежда —всегда была вредна для нашего человека.

Да и вообще — не нравится мне это слово: пенсионер. Оно загоняет тебя в какое-то возрастное гетто. Как только тебя назвали пенсионером, ты вроде уже как бы хромая утка — доживай свой век, играй в шахматы на бульварах и не путайся под более молодыми и сильными ногами. Я так не хочу. Я хочу быть просто стариком. Крепким, опытным, живым. Который еще повоюет.

Фото: Дмитрий Лекай/Коммерсантъ