Технарь обязан знать все

Российские кадровые агентства в последнее время много говорят о новом тренде на отечественном рынке труда — стране срочно требуются грамотные инженерно-технические специалисты. Острую нехватку «технарей» на данный момент испытывает 49% промышленных предприятий, и проблема эта пока не находит своего решения. Большинство абитуриентов продолжает отдавать предпочтение гуманитарным вузам, видя себя в будущем экономистами и юристами.

«Молодежь не идет на инженерные специальности, — рассказал „СП“ Юрий Вировец, президент рекрутингового интернет-портала HeadHunter. — Хотя именно эти специалисты будут наиболее востребованными на рынке труда в ближайшие пять-десять лет. Конечно, зависит и от сферы приложения инженерных знаний. Но, скажем, в таких отраслях, как машиностроение, информационные технологии, в авиационной и космической отрасли, дефицит этих кадров ощущается особенно остро. И признаков изменения ситуации в лучшую сторону пока нет. Думаю даже, что кадровый голод здесь будет только усугубляться».

И дело вовсе не в низком денежном эквиваленте оценки труда инженерных специалистов, считает эксперт. Выпускники технических вузов, только что получившие диплом, получают не так уж мало — от 30 до 50 тысяч рублей, а работники со стажем могут вполне рассчитывать на зарплату до 150 тысяч.

Проблема, скорее всего, в другом. В обществе все еще сильны стереотипы престижности профессий, развившиеся за последние два десятка лет, и образ успешного банкира в дорогом костюме пока все еще более привлекателен как для самих абитуриентов, так и для их родителей.

О том, что инженерные специальности сегодня не в топе модных, свидетельствует, например, тот факт, что выбирает их для себя только 4% медалистов. Но и выбор этот, как свидетельствует статистика, не всегда оказывается окончательным: из примерно двухсот тысяч поступающих ежегодно на инженерные факультеты, треть после получения дипломов уходит в другие сферы.

Получается парадокс: каждый третий вуз в стране — технический, а на заводах — нехватка кадров.

Притом что выучить одного инженера гораздо дороже, чем того же гуманитария. К примеру, по данным Министерства образования, в 2009 году на подготовку одного инженера тратилось 60−70 тыс. руб. в год. В 2010 г. эта цифра увеличилась до 78 тыс. руб., к 2012 г. данный показатель планировалось увеличить до 112 тыс. Сейчас есть намерение эту сумму как минимум удвоить, причем сделать это собираются как раз за счет сокращения средств, выделяемых на образование экономистов и юристов.

Впрочем, не все эксперты уверены, что проблема таким образом будет решена.

«Наша высшая школа, готовившая в советское время высококлассных инженерных специалистов, к сожалению, уже не та, она деградировала, — признает вице-президент Академии инженерных наук им. А. М. Прохорова, доктор физико-математических наук Юрий Кубарев. — В начале 90-х, когда все рушилось, многие из этих специалистов оказались просто невостребованными, заговорили даже о перепроизводстве инженерных кадров. Конечно, все это в итоге не могло не сказаться на качестве образования, причем не только высшего, но и среднетехнического. В результате мы имеем то, что имеем: сегодня уровень знаний многих абитуриентов настолько низкий, что не выдерживает никакой критики. А для получения технической специальности надо все же иметь хорошую подготовку по точным наукам».

«Боюсь представить, что будет, когда уйдут на пенсию выпускники 70-х, — сокрушается ученый. — Кто их заменит? Замены нет — грамотные инженерные кадры у нас отсутствуют как класс. И это истина, не подлежащая ни малейшему сомнению. К тому же, социальная и экономико-политическая нестабильность в обществе играет свою отрицательную роль».

«СП»: — Что вы имеете в виду?

— Я закончил МФТИ. Получается, что очень уж давно. Но, тем не менее, прекрасно помню: стипендии нам хватало и на жилье, и на еду, и на то, чтобы сходить в театр, на концерт. Сейчас приезжает провинциал в Москву поступать, он разве может прожить на стипендию? Я видел, как многие студенты на базарах торгуют. Когда им об учёбе-то думать?

«СП»: — Но студенты и раньше как-то пытались подработать. Что тут особенного?

— Вот в том-то и дело, что раньше это была подработка и это делалось не в ущерб образованию. Теперь само образование становится формальным — главное диплом, и неважно какой. Ведь когда многие втянулись в бизнес, оказалось, что технические-то знания не нужны. Считать только нужно уметь — один, два, три и т. д., а для этого существуют калькуляторы.

«СП»: — Сейчас много говорится о том, что престиж инженерных специальностей будет возрождаться…

— Правильно. Говорят у нас многие, а надо бы делать.

Какие конкретно шаги следует предпринять, чтобы быть инженером снова стало почетно? И когда именно была допущена системная ошибка, приведшая сегодня к плачевному состоянию многих наукоемких отраслей? Об этом рассуждает замглавного редактора журнала «Наука и жизнь», кандидат технических наук Дмитрий Зыков:

— Вообще нынешняя проблема дефицита инженерных кадров имеет как бы две составляющие. Есть действительно острейшая нехватка именно инженеров, т.е. людей, которые знают все обо всем и в некоторых конкретных отраслях знают очень много конкретных вещей и все умеют. Это — первое. Второе, что значительно хуже, — это отсутствие квалифицированных техников. Раньше их называли высококвалифицированными рабочими — это выпускники техникумов и серьезных профессионально-технических училищ, и рабочие с опытом. Дефицит именно этих людей даже значительно более серьезный, чем нехватка инженеров.

«СП»: — Что с этим делать?

— Надо, понятно, восстанавливать систему профессионально-технического образования. И сейчас работа в этом направлении, насколько я понимаю, идет довольно активно.

«СП»: — А это возможно — возродить советскую систему профобразования?

— Возможно, и, как ни странно, это сделать легче, чем можно об этом подумать. Существует довольно большое количество учебных заведений, которые сейчас называются колледжами. Это бывшие ПТУ, и их достаточное количество. В Москве пока дело с этим обстоит неважно — москвичи в большинстве своем стремятся в вузы. А вот, скажем, в Нижнем Новгороде и в окрестностях — значительно лучше. Там остались еще ребята, которые не рвутся обязательно за высшим образованием, а просто хотят хорошо работать и достойно зарабатывать. Эта система должна быть восстановлена, но, чтобы сделать это, надо приложить, конечно, большие усилия. Что касается подготовки инженеров… Не надо думать, что советские инженеры были самые лучшие. Они были хорошие. Ровно такие же хорошие были американские инженеры, немецкие, английские и французские…

«СП»: — Но тогда наши специалисты, согласитесь, были все-таки конкурентоспособными. Не как сейчас…

— Да, это так. Инженеры в СССР готовились, кстати, иначе, чем американские или, скажем, английские и французские. Но очень похоже на то, как готовились инженеры немецкие. Это был хороший, широкий, крепкий базовый курс общей инженерной подготовки, закрепленный серьезной производственной практикой. Настолько серьезной, что студенты, закончившие три курса, так скажем, уже становились пригодными к использованию. У них была хорошая теоретическая подготовка и общее представление о производстве. А дальше следовали два курса уже совершенно специальной подготовки, специализации… и, в общем, эта система себя оправдала. Оправдала у нас, оправдала в Германии, потому что это была нормальная, правильная система. Не единственная правильная, конечно, но у нас в стране она существовала и была доведена до высокой степени совершенства — примерно, к началу 70-х годов. К началу 80-х гг. она начала потихонечку ломаться.

«СП»: — Это как-то связано с перестройкой?

— Это произошло задолго до перестройки, когда стали пересматриваться программы общеинженерной подготовки и из этих программ начали постепенно вылетать практические дисциплины.

«СП»: — Удешевляли образование?

— Удешевляли и пытались немножко ускорить. Увеличивали программу теоретической подготовки за счет сокращения практического курса. Но в основном, конечно, все упиралось в деньги. Представляете себе инженерный поток небольшого факультета среднего машиностроительного вуза — это примерно человек 150 на курсе. Для этих 150-и человек нужно, например, организовать курс электросварки: каждого, значит, надо обеспечить спецодеждой, электродами, нужно заплатить за электричество, нужно иметь оборудование, нужно соблюдать технику безопасности… Масса сложностей, которые нужно было преодолевать. Вероятно, это было лень делать или денег не хватало, а, скорее всего, и то, и другое. Может быть, был какой-то масонский заговор, но я в это не верю. Думаю, что все упиралось в нежелание и отсутствие ответственности. Серьезной ответственности за качество подготовки этих самых специалистов. Почему-то у высокого начальства тогда сложилось мнение, что инженер не обязан уметь работать зубилом, молотком, представлять себе (хотя бы в общих чертах) то, как работают на станках и т. д. Это касалось не всех вузов, конечно. В МФТУ, в Институте химического машиностроения и некоторых других старая система существовала довольно долго. Но, тем не менее, к 90-м годам она пропала везде, и вузы начали выпускать инженеров, которые не знают, с какой стороны браться за напильник, молоток и с какой стороны подойти к токарному станку. И здесь есть один важный момент.

«СП»: — Стало неинтересно учиться?

— Именно. Неинтересно. Девушкам, конечно, которые учились в машиностроительных вузах, не нравилось ходить в мастерские и стучать молотком, и работать на станке (ну, не всем, а большинству). А вот молодым людям, которые там учились, как раз было очень интересно, они, собственно говоря, для этого туда и шли, чтобы знать и уметь это все делать. Когда эта часть программы — чисто практическая, абсолютно развлекательная — ушла, им стало не интересно учиться. В любой учебе ведь очень важно, чтобы человеку было интересно, чтобы ему хотелось что-то узнать, и когда вот такой момент уходит, а остается — замечательная, великолепная, глубочайшая — теоретическая подготовка, она остается только теоретической. А люди делятся на практиков и теоретиков, при этом теоретиков существенно меньше, чем практиков.

«СП»: — Тогда ведь были попытки вообще закрыть многие инженерные школы?

— Якобы в связи с переизбытком кадров. Да, в какой-то момент, где-то в середине 80-х гг. инженерных вузов стало довольно много. Инженеров стали выпускать в огромном количестве. И мест работы на заводах, для которых, собственно говоря, этих инженеров готовили, просто на всех не хватало. И не потому, что заводы стали закрываться. Закрываться они стали потом, а тогда они все замечательно работали, правда, делали одно барахло. Не все, кстати говоря, большое количество заводов вполне приличные вещи выпускали — авиационные заводы, скажем, автомобильные — ну, последние устаревшие машины выпускали, но, как ни странно, машины эти были довольно приличные. А, скажем, такие заводы, как заводы химического машиностроения, радиотехнические, или корабельные верфи — они выпускали вполне хорошую, конкурентоспособную технику. Но их было не так много, этих заводов. Зато образовалось огромное количество таких научно-производственных объединений (НПО), с большой научной частью, где инженеров было чрезвычайно много, а толку от них было чрезвычайно мало. То, что они делали, что конструировали — либо никуда не годилось, потому что не было никому нужно, либо просто не выпускалось, потому что не на чем было выпускать. А дальше произошла Перестройка. Дальше начался развал и серьезное разрушение промышленности, который, к несчастью, продолжается до сих пор. Все это сказки про «белого бычка», что у нас промышленность растет. Ничего она не растет, растут отдельные предприятия некоторых отраслей, в основном добывающих. И выпускники перестроечной поры они стали думать просто: куда идти. И совершенно ясно им было, что в инженерах делать нечего. Потому что «а» — негде работать, «б» — даже если найдешь где-нибудь работу, денег за нее не платят. И здесь уже начал работать рынок под названием «базар»: кто куда, кто где видит свое применение. Пошли ребята в менеджеры, пошли в юристы, а те, кто не смог никуда поступить, — в охрану. Но, к сожалению, за это время и огромное количество инженеров, которые работали до этих всех пертурбаций, остались без работы и ринулись — в охрану, в торговлю, в пьянство, в ту же самую юриспруденцию и бухгалтерию. Потому что, оказалось, что грамотному инженеру c хорошей математической подготовкой стать бухгалтером ничего не стоит, достаточно поучиться три месяца на курсах и потом годик поработать. И получается вполне хороший бухгалтер.

«СП»: — Обратно уже никак?

— К сожалению, никак. Потому что, вообще говоря, инженерная работа, она довольно тяжела. Ее не сравнить с работой того же юрисконсульта в конторе, который сидит, проверяет в день один договор, составленный по шаблону. Эта работа несоизмеримо легче, чем работа инженера. Я работал в заводском цехе и скажу — это тяжелый труд. Он ответственный, он требует напряжения мозгов и, кроме всего прочего, постоянного контакта с рабочим классом. А гегемон у нас такой, что его, бывает, нужно заставлять работать. Вот потому приходить из бухгалтеров или юрисконсультов обратно на завод не очень-то и хотелось многим.

«СП»: — Говорят, что система высшего инженерного образования у нас деградировала, и это ничем не исправить. Вы согласны?

— Отчасти. При всех нынешних недостатках, у нас еще остались вузы с хорошими традициями — это МАИ, МФТУ (или, как сейчас называется, МГТУ), это Инженерно-строительный институт, Институт химического машиностроения, который сейчас объединили почему-то с автомеханическим (последний, кстати говоря, к хорошим институтам не относится и никогда не относился), Московский автодорожный институт. Замечательный Политехнический институт в Екатеринбурге, великолепные авиационные институты в Самаре и в Казани. Очень хороший новый машиностроительный институт в Тольятти, ну и т. д. — в Комсомольске-на-Амуре, в Хабаровске, во Владивостоке великолепный кораблестроительный.

«СП»: — Почему вузовские традиции так важны?

— Неформально общение внутри института, не касающееся напрямую учебы, оно очень серьезно влияет на улучшение качества образования. Все эти кэвээны, театры, спорт… Приведу такой пример: я довольно долго преподавал в вузе (довольно давно это было), и была у меня группа… Студенты эти принялись со мной ходить на концерты в консерваторию. За два года мы с ними посетили почти все концерты, потом они перестали ходить со мной, стали ходить сами — и в театры, и в музеи — стали, в общем, заниматься совсем не машиностроительными делами. Это была лучшая группа, которую я выпустил, а я их выпустил много. Лучшая. В этой группе было 50% людей, которые действительно имели право получить инженерный диплом. Обычно в машиностроительном вузе из двадцати студентов пять хороших — хорошо, семь — очень хорошо, остальные — балласт. Так что это очень важный момент — внутренний климат в коллективе. Почему почти никогда не бывает хорошего образования заочного или через интернет. Ничего не получается. Потому что инженерами можно стать только в коллективе, общаясь с профессором, c доцентом, с преподавателем, лаборантом, крутясь вот в этой обстановке и варясь в этом котле. Инженерный труд — он коллективный. Есть, конечно, гении-одиночки, но, в принципе, здесь очень важна составляющая, о которой я говорил выше.

«СП» Дмитрий Кириллович, в стране взят курс на развитие новых технологий. Кто будет программу модернизации осуществлять, если квалифицированных инженерных кадров практически нет?

— Это большая проблема. И эту проблему пытаются решить всякими способами. Один из них — это привлечение в наши вузы ведущих ученых: «импортных» или «реимпортных», — тех, которые уехали в свое время от нас и сейчас прекрасно работают за рубежом. Я нескольких таких знаю: у меня два одноклассника работают сейчас здесь, в России, проработав по 20−30 лет в Англии и Америке. Все очень хорошо, все это правильно. И это нормальная практика. Другого пути, скорее всего, нет.

«СП»: — И что, они соглашаются работать за зарплаты, которые получают у нас вузовские преподаватели?

— Люди, которых пригласили сюда, получают весьма достойную зарплату, многие более высокую, чем даже за рубежом. Другое дело, что это вызывает некую напряженность внутри вузовских коллективов. Хотя во многих случаях, я думаю, что это скорее эмоции, потому что, к сожалению, все 90-е и начало 00-х гг. мы очень сильно отстали от «буржуинов». И, когда нужно выходить на новые передовые рубежи, деваться некуда: придется учиться у них. Есть ведь исторические аналогии очень интересные. Все любят рассказывать про Петра I, про то что он придумал Императорскую академию наук, пригласил сюда кучу профессоров, и эти профессора подняли российскую науку. И это правда. Россия была дикой, и в ней не было ни научных школ, ни серьезных учебных заведений — физически отсутствовало все. А Петр эту ситуацию сломал, и в России появилась наука, появились высшие учебные заведения, и они вышли на передовые позиции в исторически смешной срок — 150 лет. Петербургский университет, Московский университет, Казанский университет. Я не говорю уже про императорское высшее техническое училище, я не говорю про кораблестроительные и военно-инженерные вузы — все они давали очень качественное образование. Но обратите внимание: в них половина профессоров работали — немцы. Притом что в немецких вузах работало значительное количество русских профессоров, особенно это касалось медицины, биологии, каких-то гуманитарных дисциплин. И это абсолютно нормально: грамотный профессор ищет место, где ему интереснее работать, где ему лучше платят, где у него лучше студенты, где у него лучше коллеги. И совершенно все равно, находится ли это в городе Пущино, в городе Москве или где-то еще. Есть только одно ограничение — он должен знать английский язык. И студенты, кстати, тоже. А само привлечение иностранных специалистов — это абсолютно правильная вещь. И аналогии не только с Петром I можно вспомнить.

«СП»: — Годы индустриализации, надо полагать?

— Да. В начале 20-х — конце 30-х годов большое количество немецких и американских специалистов преподавали в наших вузах. Но тогда, в 30-е годы, была еще очень интересная ситуация, тогда было закуплено несколько крупных предприятий в Штатах и в Германии. Скажем вот Горьковский автомобильный завод — это завод Форда. Он построен был в начале 20—30-х годов. Кстати говоря, изначально в Москве он и назывался «ГАЗ» — Государственный автомобильный завод, Потом из его цехов сделали АЗЛК, другая часть перешла ЗИЛу (хотя ЗИЛ — дореволюционное предприятие). Так вот, когда был куплен у Форда завод, люди наши прошли очень серьёзное обучение в Штатах, не только на самом предприятии, но и в учебном заведении. Они приехали оттуда, привезя с собой самые свежие (словно молодой огурчик с куста) технологии. Сейчас нам нужно делать то же самое: в тех отраслях, в которых мы отстаем (их, к сожалению, довольно много), нам необходимо обратить внимание на самые передовые технологии. Нам нужно послать (как китайцы это делают) туда своих людей, чтобы они там выучились и приехали сюда, как носители новых технологий и новых идей. А дальше все будет развиваться здесь.

«СП»: — Считаете, захотят вернуться?

— Почему бы нет. Китайцы возвращаются. Для них созданы нормальные условия в родной стране. И наши вернутся, если у нас будут созданы нормальные условия. Причем эти нормальные условия не упираются только в деньги. Кроме денег важно жилье, а, самое главное, чтобы людям было здесь работать интересно.

Фото: Владимир Смирнов/ИТАР-ТАСС