Болотная площадь у Дома Советов

Тот режим, который так не нравится паре сотен тысяч москвичей, выходивших протестовать против него на Болотную площадь и проспект Сахарова, сами протестующие называют «путинским» и персонифицируют его в личности Владимира Путина. Это, разумеется, совсем не так. Тот режим, который нас так раздражает, возник отнюдь не в 2000-м году. На мой взгляд, датой его рождения является октябрь 1993 года. Именно госпереворот 1993 года породил все то, что нам не нравится сегодня в нашей стране.

Именно из октября 1993 года происходит все то, что нам не нравится — авторитаризм, коррупция, ограничения свободы прессы и ее продажность, фальсификация выборов и все прочие прелести современной российской жизни. Причем вооруженный захват власти группой Ельцина в 1993 году явился не только важнейшей политической победой этой группы физических лиц. Он также явился их экономической победой, приведя к формированию режима искусственно организованной бедности, о котором я уже говорил в «Кривых зеркалах». И что для меня сейчас наиболее важно, он явился важнейшей пропагандистской победой группы физических лиц. Пропагандистской победой над всей нашей страной и над всем нашим народом.

К сожалению, это действительно так. Иначе я никак не могу объяснить, почему Альфред Кох пишет в своем некрологе на смерть Павла Грачева, будто важнейшей заслугой покойника является тот факт, что он поддержал Ельцина в октябре 1993 года и помог ему найти танки с экипажами для расстрела Верховного Совета. Благодаря чему, пишет Кох, мы все еще живем в условиях демократии, рыночной экономики и свободной прессы.

Вот то, что Кох может публично писать такие слова, а его знакомые после этого при встрече не только не бьют ему морду, но и подают ему руку, является, на мой взгляд, доказательством того, что в октябре 93-го года группа физлиц одержала победу над нашим народом.

И пока высказывания, подобные процитированному высказыванию Коха, могут безнаказанно повторяться, значит, правда об октябре 93-го остается необходимой нашему народу по жизненным показаниям. Поэтому я, несмотря на то, что уже писал об этом тысячу раз, считаю необходимым в тысячу первый раз рассказать о том, что же происходило в Москве в 1993 году на самом деле.

То, о чем я хочу рассказать, началось в январе 1992 года. К этому моменту отношения между Борисом Ельциным и Верховным Советом были самыми безоблачными. Между исполнительной и законодательной властью царила полная гармония. Президент и депутаты рассматривали друг друга как союзников и соратников в победе над ГКЧП, как новую законную российскую власть, как легитимных строителей нового российского общества.

Этому не помешала даже отставка Горбачева и развал Советского Союза. Против принятия Беловежских соглашений проголосовало в Верховном Совете всего несколько человек. Подавляющее большинство народных избранников считало себя «демократами» и «сторонниками Ельцина». Это означало, что все они считали себя сторонниками демократии, рыночной экономики и свободы прессы.

Впрочем, и достаточно малочисленная оппозиция, состоявшая из чрезвычайно умеренных националистов во главе с Сергеем Бабуриным и ничуть не менее умеренных коммунистов во главе с Иваном Рыбкиным, также считала себя сторонниками демократии, рыночной экономики и свободной прессы.

Депутатов немного удивило неожиданное желание президента отправить в отставку российское правительство во главе с Иваном Силаевым, но они отнеслись к президентской инициативе вполне лояльно. Столь же лояльно они отнеслись к назначению нового правительства во главе с самим Ельциным, его верным Бурбулисом и практически никому не известным Егором Гайдаром.

И эта лояльность ничуть не была поколеблена тем, что на просьбу депутатов рассказать о себе, Егор Гайдар ограничился датой своего рождения и формальными сведениями о местах учебы и работы. Не была она поколеблена и тем, что вразумительного ответа на вопрос, в каком направлении будут продвигаться экономические реформы, депутаты так и не получили.

В результате Верховный Совет проголосовал не только за утверждение нового российского правительства, но и за чрезвычайные полномочия, предоставляемые Ельцину сроком на год для проведения экономических реформ. Ельцин тогда, как вы помните, пообещал депутатам и народу быстрый успех реформ, а в случае чего обещал лечь на рельсы.

Добрые отношения между депутатами и президентом начали портиться по мере реализации экономических реформ. Во-первых, депутаты были изумлены тем, что цены в результате реформ поднялись не в разы и даже не в десятки, а в сотни и даже тысячи раз. Началось массовое обнищание населения и массовое разорение промышленных предприятий.

Во-вторых, депутаты были шокированы политикой правительства по отношению к сбережениям населения. То, что все сбережения населения были спокойно «сожжены» безо всяких обещаний последующей реальной индексации, вызывало возмущение.

В-третьих, депутатов крайне насторожило упорно продвигаемая правительством модель ваучерной приватизации. Для реализации именно этой схемы Ельцин воспользовался своими чрезвычайными полномочиями, обнулив уже принятый Верховным Советом закон о персональных инвестиционных счетах граждан. Таким образом, вместо неотчуждаемого инвестиционного счета вводился ваучер, который можно продать. Всем было понятно, что большинство ваучеров будет скуплено за бесценок и попадет в руки оборотистых жуликов.

Но больше всего отношениям президента и парламента повредила полная неспособность лидеров нового правительства к переговорам. На любой неудобный вопрос «Гайдар и его команда» отвечали истерикой, а то и демонстративным выходом из зала парламента. А в прессе гайдаровцы все более громко озвучивали тезис о «правительстве камикадзе», которому «не надо мешать».

Депутаты все больше удивлялись неудачным, на их взгляд, результатам реформ, но относились к этому более-менее спокойно. Ведь через год чрезвычайные полномочия президента закончатся, и тогда-то Верховный Совет и проведет «разбор полетов», откорректировав реформы в сторону более социально ориентированную и более, на взгляд депутатов, профессиональную.

Однако не тут-то было. По мере приближения срока окончания чрезвычайных полномочий Ельцин стал проявлять законотворческую активность, направленную на то, чтобы сделать чрезвычайные полномочия бессрочными. По поручению Ельцина Шахрай подготовил законопроект «О Совете министров», в котором парламент практически лишался права на формирование правительства и многих других полномочий.

Давление на депутатов с президентской стороны было чрезвычайно массированным. Однако депутаты не поддались на давление и, в конце концов, не без труда, но забаллотировали законопроект. Тут-то все и началось. С этого момента ельцинско-гайдаровская сторона начала массовую пропагандистскую кампанию против депутатов Верховного Совета, обвиняя их в «противодействии реформам» и наклеивая на них штампы «красно-коричневых», «коммунофашистов» и, в особенности, «советской власти».

Депутаты, в свою очередь, стали обвинять Ельцина уже не только в поддержке крайне непрофессиональных и глубоко антисоциальных реформ, но и в явном стремлении к авторитаризму и установлению режима личной власти. К тому же, воспользовавшись окончанием чрезвычайных полномочий, депутаты стали немедленно «противодействовать реформам». Это выразилось в том, что Верховный Совет стал регулярно индексировать пенсии. Я хорошо помню знакомого пенсионера, который, получая каждый месяц пенсионный квиток с увеличившейся суммой пенсии, ругательски ругал за это депутатов, обвиняя их в «политике разгона гиперинфляции».

Впрочем, нужно отметить, что весь этот конфликт продолжал оставаться верхушечным и локализовался почти исключительно в Москве. Помню, летом 1994 года я принял участие в массовой профсоюзной демонстрации. Рядом со мной шла ивановская ткачиха, злобно ругавшая Ельцина за антинародную политику. Я спросил ее: «А почему же вы нас не поддержали в 93-ем году?». Она ответила: «Дураки были. Мы считали, что в Москве паны за власть дерутся, а нам до этого дела нет».

Впрочем, и ельцинская группа показала себя в пропагандистском отношении такой же слабой, как и Верховный Совет. Число активных защитников Ельцина и Гайдара было вполне сопоставимо с числом сторонников Верховного Совета. И в том, и в другом случае речь шла менее чем о сотне тысяч человек, причем исключительно в Москве. Другое дело, что Ельцин уже тогда понял волшебную силу телевидения и не допускал к голубому экрану своих противников. Причем большой победой Ельцина на тот момент было то, что ему для достижения гегемонии на телевидении почти не пришлось прибегать к подкупу и административному ресурсу — на тот момент большинство тележурналистов были горячими сторонниками Ельцина-Гайдара.

Окончательный перелом в пользу Ельцина произошел в ходе пресловутого «референдума о доверии Ельцину». В процессе подготовки референдума Верховный Совет показал свою полную несостоятельность в плане пропаганды. Причем эта несостоятельность была вполне сознательной. Депутаты были уверены в абсолютной легитимности своей позиции и, будучи этакими «демократами — романтиками», считали неприличным отвечать на грязную пропаганду группы Ельцина симметричными ходами. «Мы законодатели, а не пропагандисты и не будем заниматься этой гадостью», — отвечали мне руководители Верховного Совета, когда я прибегал к ним в кабинет и говорил о том, что «нас обскакали в плане пропаганды».

Впрочем, мне дали небольшой шанс на проведение личной войны. Я тогда был советником Президиума Верховного Совета и участником рабочей группы по подготовке к референдуму. Мне удалось совместно со знакомым художником подготовить серию листовок.

На одной из них был изображен бородатый купчина в поддевке и смазных сапогах, с бутылкой водки в руке, крушащий все вокруг себя в комнате. И подпись: «Не приведи Бог видеть русский бизнес, бессмысленный и беспощадный!». На другой была зона с овчарками и вертухаями на вышках. И подпись: «Наша зона борется за звание свободной экономической!». На третьей был изображен классической советский медальон с физиономиями Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. К ним были дорисованы Горбачев с Ельциным. И подписано: «Им не было и нет альтернативы!». По-моему, там еще была знаменитая неформальская шутка: «Ельцин — это Ленин сегодня и Сталин завтра». И еще пяток листовок в том же стиле.

Небольшой тираж Верховный Совет напечатал, но на этот тираж тут же вышли ельцинские и в наглую конфисковали. А потом еще и устроили истерику в «Известиях» на тему «коварных планов Верховного Совета». Так что, кажется, от всего тиража остались только мои авторские экземпляры.

Ельцинские же, наоборот, наращивали пропаганду, и уж тут в ход пошло все. И Верховный Совет-де нелегитимный, поскольку избирается не народом напрямую, а съездом народных депутатов. Зато потом у них был вполне легитимный Совет Федераций из действующих губернаторов и председателей заксобраний. И вообще, Верховный Совет — не парламент, а советская власть, которую пора ликвидировать вместе с региональными и местными советами. А ведь буквально несколько лет до того Ельцин с Сахаровым бегали с плакатами «За власть Советов!» и доказывали, что Советы и есть демократия и единственное лекарство от «всевластия КПСС». Но и все в том же духе. Вплоть до замечательного открытия Жени Альбац, что каждый может убедиться в том, что депутаты у нас дрянь. Для этого, мол, достаточно только на их морды по телевизору посмотреть.

По слухам, дошло даже до попыток психокодирования. Так ли это, не знаю. Но знаменитый ролик «Да-да-нет-да, да-да-нет-да, пришла весна, весне дорогу!» и сейчас продолжает вызывать у меня некоторые подозрения на сей счет. Впрочем, в дальнейшем таких опытов больше не проводилось. И мне кажется, я знаю почему. Просто, несмотря на все беспрецедентные пропагандистские усилия, ельцинские-таки продули референдум. После чего и было принято решение вернуться к замечательной сталинской идее о том, что «выборы контролирует не тот, кто голосует, а тот, кто подсчитывает голоса». В общем, я почти уверен, что итоги голосования на референдуме были подтасованы. Как и впоследствии голосование на выборах в первую Думу и референдум за Конституцию.

В общем, после того, как ельцинские громко объявили о своей победе на референдуме, они как будто с цепи сорвались. Начались громко озвучиваться требования «разгона дискредитировавшего себя Верховного Совета».

Помню, как приблизительно в то же время нам удалось, наконец, скинуть ельцинского ставленника с должности руководителя комитета по приватизации и в результате пробить закон о так называемом «четвертом варианте приватизации», дававшем большие права трудовым коллективам. Мы сидели с друзьями в приемной председателя комитета, а у самого вновь избранного председателя сидел в кабинете Чубайс. И страшно орал, чуть ли не топал ногами. «Мы не дадим вам реализовать четвертый вариант приватизации!», — орал он. «Мы вас уничтожим! Мы вас танками раскатаем!». И ведь как в воду глядел. Вот что значит эффективный менеджер.

О самом кровавом госперевороте мне рассказывать сейчас не хочется. Про него и без меня целые тома написаны. Хочу добавить лишь несколько обстоятельств. Первое. Пожалуй, главной пропагандистской фишкой ельцинских в доказательстве своего права на насильственный антиконституционный разгон парламента было, как это ни смешно сейчас слышать, присутствие среди защитников Белого дома националистов из РНЕ во главе с Александром Баркашовым.

На это я могу сказать лишь одно. Коалиция защитников Конституции по своей структуре была в точности такой же, как и нынешняя белоленточная коалиция. Она была ситуационным объединением либералов, социал-демократов, коммунистов и социалистов. И единственным отличием той коалиции от нынешней было то, что Фронт национального спасения пользовался поддержкой законной власти — Верховного Совета, в отличие от нынешней коалиции, являющейся чисто общественной инициативой.

И мне совершенно непонятно, почему присутствие на Болотной площади Дмитрия Демушкина не вызывает у рукоподаваемой публики никакого когнитивного диссонанса, а присутствие Александра Баркашова на площади Свободной России до сих пор интерпретируется как доказательство «фашистского характера» коалиции защитников Белого дома. И почему присутствие на Болотной площади Сергея Удальцова совершенно нормально, а присутствие на площади Свободной России его друга и учителя Виктора Анпилова свидетельствует о «коммунофашистской сущности» защитников Белого дома?

Я уж не говорю о том, что и националисты, и левые, и либералы были на обеих сторонах конфликта, как и сейчас. И Александр Баркашов на площади Свободной России вполне уравновешивался Дмитрием Васильевым на площади у Моссовета. Правда, было одно отличие. Когда я беседовал в октябре 93 года с моим знакомым и говорил ему о том, что стотысячная демонстрация в защиту Верховного Совета свидетельствует о народном и демократическом характере этой защиты, он мне ответил: «Это не люди. Это — пролы!» Ну что ж, и правда. Айпадов у нас тогда не было.

И, пожалуй, последнее. Конституция, которую Ельцину удалось, по бессмертному выражению Геннадия Бурбулиса, «протащить через задницу», осенью 93 года, в точности повторяет шахраевский закон о Совете министров. При этом без помощи Жириновского ее бы протащить не удалось. И то, кажется, голосов не хватило, и пришлось, в очередной раз, заниматься фальсификациями.

Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко