Мы сидели с ней в актовом зале детского дома. Невысокая сцена, занавес, кресла. Стены то ли розовые, то ли персиковые, на них с десяток вырезанных из бумаги ярких цветочков — чтоб повеселее было. Таких одинаковых актовых залов в России — сотни. А таких, как моя собеседница Оля, — тысячи.
Она почти на меня не смотрела, даже села ко мне боком. Все время хихикала, хоть ничего смешного в нашей встрече не было. Но и я улыбалась, чтобы как-то подбодрить ее, стесняющуюся, наладить контакт.
В глаза сироты не смотрят почти никогда.
— Сколько тебе лет?
— 13.
— А учишься как? — я спросила с надеждой, но ответ был предопределен — он тут почти у всех одинаковый.
А Оля еще сильнее стала хихикать.
— Ну, та-ак… Когда как. И тройки бывают, и четверки. Ну, тройки в основном.
— А любимый урок есть?
— Да, ИЗО.
— А чего ж ты как плохо учишься? Не понимаешь, что ли, или просто лень?
Снова хихикает:
— Ну, не очень охота.
Надо сказать, что подавляющему большинству детей в этом детском доме слова «хочу учиться» или «хорошо учусь» говорить не приходилось никогда. Учатся они плохо и не хотят. Мотивация напрочь отсутствует. И никто не работает над ее возникновением. «Что поделать, они у нас тут почти все с ЗПР», — говорят воспитатели и руководители детских домов. То есть с задержками психического развития, которые в свою очередь могут привести к умственной отсталости или интеллектуальной недостаточности, по-разному можно называть. Только, опять же, у многих воспитанников детских домов такие «диагнозы» появились вследствие педагогической запущенности и психологических травм, полученных ребенком. До того, как попасть в детдом, они, как правило, живут с асоциальными родителями и часто просто не посещают школу. Но педагогическая запущенность и трудные жизненные ситуации — это же не приговор! А глядя на работу, ведущуюся с ними, можно подумать, что жирный крест на них уже поставили.
— А поступать куда собираешься после школы?
— На повара, как сестра.
— Готовить, значит, умеешь, да?
— Конечно! Мы в школе вот недавно готовили салаты. Селедку под шубой и оливье.
— И как готовить оливье?
— Ой, ну кто как готовит! Понамешают всего. Если вкусно получилось, то «пятерку» ставят. Если не очень, то «тройку». Ну а если совсем ужасно, то «двойку».
Уровень бытовых навыков у сирот также почти нулевой. Их немного учат готовить в школе. Иногда пускают в общую столовую помогать готовить поварам. Этого мало, и это не единственное, что им нужно уметь и знать. И опять же — никакой мотивации и мыслей о будущем. «Здесь мне все дают и все делают для меня. Что будет потом — будет потом», — типичные размышления воспитанника. Но в этом нет их вины. Они заложники системы, в которой разваливаются семьи, дети попадают в интернат, где их воспитывают женщины разочарованные, часто неудовлетворенные, вынужденные за ничтожную зарплату контролировать неуправляемых подростков, успевая при этом сдать тонну отчетных бумаг в министерство и прокуратуру.
— А с жильем у тебя что? Есть закрепленное? Где после детского дома жить будешь?
— Мне должны дать жилье, у меня нет.
— А что надо сделать, чтобы получить жилье?
— Ну, я не знаю. Но мне все помогут. Там какие-то документы надо собрать, это мне скажут. А потом, если какие-то будут проблемы, то Ирина Владимировна все решит, — тут моя собеседница уже совсем оживилась, начала увлеченно рассказывать. — Если кто-то придет и скажет: «Это мое жилье», — надо не пускать, поставить замок и закрыть. А если не поможет, то надо звонить Ирине Владимировне. Она вообще любой вопрос может решить!
— А кто такая Ирина Владимировна?
— Ну, такая она… ну, стройная, в Москве живет. Она вот приезжала к нам в понедельник или во вторник. Она сказала, чтоб ей звонили, если что. У меня ее кредитная карточка есть.
Конечно, визитная карточка. Мне тут захотелось схватить ее за плечи и закричать: «Ну какая еще Ирина Владимировна, Оль?! Сама ты все будешь решать!». Вот она, типичная иждивенческая психология детдомовца. Вот они, правовые знания. Выпускники детского дома к жизни не готовы совершенно, уповают на Ирину Владимировну, Елену Петровну, Марьиванну. Глубокая запущенность по всем фронтам.
В этот день я говорила не только с Олей. Еще было диалогов 20 в общей сложности, у меня и моих коллег, но каждый последующий похож на предыдущий.
А нам все твердят про волонтерство, добровольчество. Дружные группы студентов и работников корпораций продолжают ездить с конфетками и игрушками, концертами и аниматорами. Тем самым подливая масла в пылающий огонь неадекватной системы, пожирающей саму себя.
Глобальные цели по ликвидации всех детских домов за 5 лет поражают. Только, боюсь, это невозможно. Детские дома — лишь следствие более глубоких и серьезных общественных проблем, связанных с социальной политикой, экономикой, демографией. Поэтому, как ни печально, следует признать, что сироты в ближайшее время никуда не исчезнут и будут продолжать наполнять соответствующие учреждения. А значит, нужно менять принципы работы с этими детьми.
Детям нужны профессионалы, высококлассные специалисты: психологи, психиатры, социальные работники, юристы, коррекционные педагоги. И этим людям нужно платить зарплату, потому что своей доброй волей они не смогут прокормить своих собственных детей. Немотивированный специалист порой хуже, чем вообще никакого специалиста.
И только при наличии профессионалов можно говорить о системе адаптации сирот, которая позволит им вырастать и выходить в жизнь нормальными самостоятельными людьми. Вот во что нужно вкладывать ресурсы. А конфеты они себе потом и сами смогут купить, потому что будут уметь зарабатывать и тратить.
Фото: РИА Новости/Владимир Песня