Ваше слово, товарищ Walter!..

Вальтер Беньямин. «Улица с односторонним движением», издательство Ad Marginem, 2012

Книжка Вальтера Беньямина «Улица с односторонним движением», начатая автором в 1924 году, была завершена только в 1928-м. Таким образом, этот невесомый стостраничный покетбук вынашивался писателем целых четыре года, что выглядит абсолютной фантастикой на фоне нынешних сроков литературной «беременности» (Дмитрий Львович Быков, например, за аналогичный период времени заселил бы целый книжный «зоопарк»). Но, несмотря на столь архаичную привязку к замедленным ритмам своего происхождения, «Улица с односторонним движением» — вполне актуальное произведение. Объясняется это наличием совершенно очевидных параллелей между крушением Германской империи, свидетелем которого стал Беньямин, и распадом Советского Союза, запустившим цепную реакцию почти всех сегодняшних проблем. Говоря об этом сходстве, мы, разумеется, имеем в виду не события геополитического порядка, не структуру рухнувших под собственной тяжестью государственных образований, а особенности того типа мышления и мировосприятия, которые неизбежно развиваются у человека, живущего в тени клонящегося к закату имперского солнца.

С точки зрения Беньямина, например, сам немецкий «буржуазный интерьер шестидесятых-девяностых годов с его огромными, пышно украшенными резьбой буфетами, сумрачными углами, где стоит пальма, с эркером, оснащенным балюстрадой, и длинными коридорами с поющим газовым пламенем — подходящее жилище только для трупа». Неудивительно, что «этой атмосферой буржуазной квартиры, трепещущей в ожидании безымянного убийцы, как похотливая старуха в ожидании ухажера, прониклись некоторые авторы, не удостоившиеся, будучи «писателями детективного жанра», должного почитания (Беньямин ссылается в этой связи на отдельные произведения Конан Дойла, многочисленные тексты Анны Кэтрин Грин и роман Гастона Леру «Призрак оперы»). Жилье советского человека эпохи так называемого «застоя» не обладало, конечно, вышеперечисленными признаками бюргерской роскоши, но включало в себя обязательный ряд элементов, призванных продемонстрировать социалистическому городу и окружающему миру обретение хозяевами полномасштабного жизненного успеха: мебельную стенку, произведенную в странах СЭВ и выполняющую, по сути дела, роль домашнего алтаря, цветной телевизор с большой диагональю, японский магнитофон, массивный трельяж, гэдээровский сервиз «Мадонна», финскую стальную раковину, установленную сантехником Афанасием Борщовым, чешские книжные полки, таящие за своими раздвижными стеклами шедевры макулатурного книгообмена («Королеву Марго» Александра Дюма, «Лунный камень» Уилки Коллинза или «Записки о Шерлоке Холмсе» упомянутого Беньямином Конан Дойла), а также самодельные антресоли, заставленные стеклянными банками со всякого рода мистическим содержимым. Существование в интерьерах указанного типа не могло продолжаться вечно, поскольку, с одной стороны, требовало постоянного обновления знаков успешности (чем большему кругу людей эти знаки были доступны, тем, естественно, меньшую ценность они собой представляли), а с другой — сопровождалось хронической аллергией формы на содержание: официальная идеология «развитого» брежневского социализма вступала в перманентный конфликт с господствующей эстетикой квартирного быта, строящейся на одной-единственной исходной посылке: «Все лучшее — это не наше».

Такой апофеоз импортированного, не своего, заимствованного, привезенного из-за границы, добытого из-под полы, делал позднесоветскую квартиру полностью беззащитной перед вторжением Чужого, способного, как известно, превратить в жилище для трупов даже космический буксир «Ностромо». И не приходится удивляться, что царящей в ней атмосферой Fin de siècle, наполненной бессознательным ожиданием телекиллеров из программы «Взгляд», прониклись мастера важнейшего из искусств — кинематографа. Если пересмотреть сегодня «незамыленным» взглядом такие, казалось бы, сугубо «бытовые» фильмы, как «Ошибки юности» (1978) Бориса Фрумина, «Родня» (1981) Никиты Михалкова или «Букет мимозы и другие цветы» (1984) Михаила Никитина, то неизбежно будешь поражен звучащей в них мерной поступью Götterdämmerung'а.

По утверждению Беньямина, «в арсенале тех выражений, которыми выдает себя жизненный уклад немецкого бюргера, замешанный на глупости и трусости, особенно примечательно то из них, что указывает на грядущую катастрофу: ведь «дальше так жить нельзя». Под аккомпанемент аналогичного лозунга, как все, наверное, помнят, проходили и «перестроечные» процессы. Неслучайно лента «Так жить нельзя», снятая Станиславом Говорухиным, не только стала лучшей картиной 1990 года по опросу журнала «Советский экран», но и фактически обеспечила триумфальное пришествие всесоюзного терминатора модели «ЕБН» (жители одной шестой части суши были буквально очарованы тем, что он чуть менее, чем полностью, состоял из жидкометалических сивушных масел).

Когда Беньямин, отбрасывая лирические ретроспекции, характеризует положение дел в современной ему Веймарской республике, он регулярно приходит к формулировкам, заставляющим вспомнить легкое и светлое российское сегодня: «Дефицит жилья и удорожание транспорта способствуют полному уничтожению свободы передвижения и права выбирать место жительства»; «еще никогда свобода перемещения и разнообразие средств передвижения не соответствовали друг другу в столь малой степени»; «не на что надеяться, пока пресса ежедневно и ежечасно обсуждает любые, самые тяжелые и горестные судьбы, излагая всевозможные мнимые причины и следствия, но не помогая никому понять, что за темные силы подчинили себе его жизнь»; «Вещи, которые сейчас производятся, полностью лишились благородного безразличия по отношению к сферам богатства и бедности. Каждая из них ставит клеймо на своего хозяина, у которого остается единственный выбор — предстать в образе бедняка или спекулянта» и т. п.

Помимо этих любопытных германо-славянских перекличек через годы, войны и революции, «Улица с односторонним движением» содержит рассказы об увиденных снах, ироничные, хотя и вполне действенные инструкции для писателей и критиков, пролегомены к философии почтовых марок, проект каталога-путеводителя по ландшафтам тиров, план «описательного анализа банкнот» и множество других, не менее интересных фрагментов, делающих книгу Беньямина достойным кандидатом в «походно-полевые» собеседники между станциями метро или автобусными остановками. Впрочем, чтобы искать в ней «ума», не обязательно «ездить так далеко»: ведь книги и девок, напоминает нам Беньямин, можно спокойно брать с собой в постель.