Смерть среди чужих

В трагической истории жизни и смерти Александра Долматова нет никаких финальных выводов. Зато появились некоторые подробности, которые могут пролить свет на гибель Александра.

Тело Александра Долматова доставили в Москву ночью 3 февраля. Тем же рейсом в Москву вернулись друзья Александра — Дмитрий Нечаев и Валерия Кузнецова. Они находились в Нидерландах в качестве официальных представителей Людмилы Николаевны Дорониной, матери Александра Долматова.

В Шереметьево рейс из Амстердама встречали представители «Другой России» и различные «государевы» люди, «курирующие оппозицию».

Последняя просьба Александра — похоронить его, «по возможности», на Родине — выполнена.

В Нидерландах 31 января отец Сергий Овсянников — священник храма Николая Мирликийского в Амстердаме — отслужил панихиду по Александру. Служба была проведена по разрешению епископа Брюссельского и Бельгийского Симона. Предваряя вопросы тех, кто все знает о «вере» и о том, что «православные не молятся за самоубийц», отец Сергий сказал: «Есть правило о том, что человека, который сознательно расстался с жизнью, Церковь не отпевает. Однако на всякие правила бывают исключения. И если это произошло не в противлении Богу, не в полном сознании, а тогда, когда у человека сознание помутилось, потому что в его жизни что-то произошло, то тогда делается исключение. В нашем случае наш епископ Симон, Брюссельский и Бельгийский, благословил помолиться за Сашу. Без молитвы оставить его совершенно невозможно. Церковь призвана молиться. И какой там чин — дело десятое».

В Нидерландах я была вместе с Дмитрием Нечаевым и Валерией Кузнецовой. Мы провели неделю в стране, которой не довелось стать безопасной для Александра. Основной целью поездки было сделать все возможное, чтобы мама Долматова смогла как можно быстрее похоронить сына.

Я не знала Александра Долматова лично. Но мне довелось услышать голос его матери: «Вы сказали, что вы работаете по правам человека? Помогите мне понять, что все-таки произошло с моим сыном».

Хронология событий, предшествовавших гибели Александра Долматова

8 июня 2012 года Александр Долматов уезжает в Голландию через Киев. В Амстердам он прибывает 10 июня. 13 июня Александр подает заявление о предоставлении ему убежища. Александр подал заявление через самый крупный из существующих центров регистрации, расположенный в городке Тер Апель в северной части страны. Там же Александр прошел первое миграционное интервью. После того, как миграционное ведомство установило, что его дело не выпадает из рамок Дублинской конвенции о беженцах, он был переведен в центр размещения беженцев в окрестностях Роттердама. Именно с этого момента началось фактическое рассмотрение обстоятельств, которые привели его в Нидерланды.

С адвокатом Марком Вейнхаарденом Александру помогли связаться голландские правозащитники из международной сети по борьбе с расизмом.

Марк Вейнхаарден встречался со своим клиентом семь раз, что говорит о том, что адвокат очень серьезно относился к делу Александра. В подавляющем большинстве случаев миграционные адвокаты ограничиваются парой встреч. И этого бывает достаточно для положительного исхода дела. Последняя встреча адвоката и его клиента состоялась в середине декабря.

Миграционное ведомство Нидерландов провело три интервью с Александром. Они состоялись 11 и 12 июля, 16 августа.

О чем говорил Долматов миграционным чиновникам Нидерландов?

Александр Долматов стал нацболом* в 2001 году.

С 2004 года вплоть до отъезда в Нидерланды работал на закрытом предприятии «Тактическое ракетное вооружение», расположенном в подмосковном Королеве, в качестве конструктора .

Летом 2008 года Александра, по его словам, вызвал к себе начальник отдела безопасности завода. В кабинете сидел еще один человек. Александр рассказал, что на первой беседе собеседники интересовались его общеполитическими взглядами.

Через месяц после первой встречи, в августе 2008 года, его снова вызвали на аналогичную встречу, где рассказали о некоем плане, в котором Александру якобы была бы отведена роль «подсадной утки» для потенциальных зарубежных агентов, в случае их заинтересованности продукцией завода. Александр, по его словам, «был польщен предложением» стоять на страже интересов Родины. Однако, на третьей встрече, которая состоялась примерно две недели спустя после второго контакта, Александр все-таки отказался от планируемой для него роли.

Несколько лет Александр отходил от протестной политической активности, сконцентрировавшись на учебе в институте и аспирантуре. Однако 31 января 2010 года он присоединился к Стратегии-31. В тот же день его задерживают. Миграционным властям Нидерландов Долматов предъявил фактические доказательства о как минимум восьми задержаниях на мирных акциях протеста.

Задержан он был 6 мая 2012 года.

Далее привожу цитату из миграционного досье почти дословно: «Во время демонстрации 1 мая 2012 года Александр Долматов сделал снимки лиц в гражданской одежде, в которых он опознал сотрудников Центра „Э“ Алексея Окопного и Алексея „Улыбку“ (его настоящая фамилия Долматову не известна). Эти снимки Долматов предъявил Иммиграционному ведомству. Окопный стал угрожать Долматову, увидев, как тот фотографирует: „Ты же знаешь, что это плохо кончится для тебя. Брось это…“ (так Александр передал разговор с Окопным). 6 мая Долматов снова вышел на улицу, несмотря на то, что движение „Другая Россия“, к которому он принадлежал, а также лидер этого движения Лимонов приняли решение не участвовать в марше 6 мая, Долматов принял решение о своем участии. Он знал, что Лимонов планирует другую акцию на 7 мая. В день марша 6 мая он также взял с собой фотокамеру. В районе Калужской площади формировалась колонна анархистов. Он решил, как и 1-го мая, идти рядом с этой колонной. Он шел рядом с колонной. Анархисты вели себя „подозрительно“. Он сделал фотографии некоторых в рядах колонны, которые участвовали в постройке баррикад и блокировке движения людей вместе с ОМОНом и сотрудниками Центра „Э“ в штатском. Эти фотографии „лиц, которых он назвал провокаторами“, он также привез в Нидерланды».

Долматов заявил об этом на интервью миграционному ведомству 16 августа. Также, согласно протоколу беседы, он показал фотографии, зафиксировавшие провокаторов.

После задержания 6 мая Александр оказался в камере вместе с человеком по имени Виталий. Он предложил Долматову очередной «план»: мол, он знает, как провести акцию, на которой нужно просто засветиться, что позволит выехать из страны и тут же получить статус беженца. Долматов, по его словам, почувствовал провокацию и не реагировал на попытки продолжить разговор.

У Александра были основания для подозрений. В 2011 году на него снова стало выходить ФСБ. 11 ноября 2001 года сотрудник ведомства вызывает Долматова на разговор. Во время обеденного перерыва он приезжает на предприятие и увозит Долматова в кафе. Там их встречает человек по имени Денис (фамилию Долматов не называет). Они предлагают Долматову поездку за рубеж для участия в какой-то промышленной ярмарке. В интервью миграционным властям Нидерландов Александр передает разговор сотрудников ФСБ с ним следующим образом: «Денис говорит: «Тебе нужно будет сыграть роль предателя. Почему люди становятся предателями? У них могут быть разные причины. Некоторым нужны деньги. А кому-то могут пообещать дорогое лечение тяжелой болезни в обмен на роль предателя». Я (Долматов) спросил его: «Лечение болезни? Я даже в книжках о таком не читал». Александр в очередной раз наотрез отказывается.

С Виталием Долматов встретится еще раз. 13 мая он шел по Чистым прудам, когда его догнал тот самый знакомый из камеры. На этот раз он попытался расспросить о планах «Другой России». Александр понял, что в покое его не оставят. Тем более, что в квартиру в Королеве, где он жил с мамой, пришли с обыском. Александр оформил больничный и перешел на подпольный режим выживания, меняя квартиры друзей. Это продолжалось до самого отъезда из России.

Версии гибели

Пока нет официальных результатов официального расследования, которое проводится властями Нидерландов, невозможно оценить его эффективность. Следствие по факту смерти Долматова было инициировано в день его смерти, 17 января. Изначально три различных ведомства Нидерландов — полиция, министерство юстиции и министерство здравоохранения — вели свои собственные разбирательства.

Однако, в связи с высокой общественной значимостью дела и вниманием к нему со стороны голландского и российского общества, комиссия министерства безопасности и юстиции провела отдельное независимое расследование. Это стало возможным также благодаря адвокату Марку Вейнхаардену, который подал требование о проведении общего независимого расследования 28 января, после того, как Нечаев и Кузнецова привезли документы, наделяющие его правом действовать от имени матери Александра.

Марк Вейнхаарден последний раз встретился с Александром в середине декабря. Он заметил изменения в поведении своего клиента. Александр, до этого общительный и уверенный в себе, вел себя так, как будто бы стал чего-то опасаться. Во время встречи адвокат задал Александру два прямых вопроса: «Не пытались ли контактировать с ним спецслужбы Нидерландов?», о гипотетической возможности чего он предупредил своего клиента с самого начала, учитывая бывшее место его работы. Второй вопрос, который задал Марк, касался возможности угроз со стороны неких сотрудников ФСБ.

Однако на оба вопроса Долматов ответил отрицательно: «Голландцы не связывались и агенты ФСБ не угрожали». Изменения в своем настроении объяснил «внутренним переосмыслением жизни». Адвокат, по его словам, не очень поверил этому объяснению.

Адвокат не может действовать без согласия клиента. Подозрения об угрозах или иных формах давления к делу не пришьешь. Долматов должен был их сформулировать сам. Но он отказался.

Миграционное ведомство отказало Долматову в просьбе о предоставлении убежища 14 декабря. Когда именно сам Александр узнал об отказе — установить невозможно. В любом случае, к такому развитию событий он был готов.

Первый отказ миграционных властей — не катастрофа. Это — рядовое явление в любой стране, принимающей беженцев. Решение, которое принимает отдельный чиновник миграционного ведомства, оспаривается в суде в случае, если соискатель убежища с ним не согласен. В Нидерландах мы встретились, например, с семьей, которая выиграла уже два суда, отменивших негативное решение миграционного ведомства. Нет такой страны, которая бы охотно принимала любое количество беженцев или мигрантов. В лагере, где жил Александр, на доске объявлений висел красочный плакат: «Мы поможем вам вернуться домой».

Марк Вейнхаарден назначил встречу Долматову на 8 января. Они должны были еще раз обговорить набор фактов для предъявления суду. Александр на назначенную встречу не пришел. Более того, Александр впервые за время проживания в лагере нарушил правило регистрации. Он должен был, как и все, отметиться в администрации во вторник, 8 января. Однако этого не произошло.

Администрация лагеря в случае, если ее житель по какой-либо причине не регистрируется, как это требуется во вторник до 4 часов дня, приглашает его официально на беседу, где выясняет, по какой причине отсутствовал человек. Если причина уважительная, то никаких санкций не предусмотрено. В обратном случае максимальным наказанием является штраф.

В случае Александра, встреча ему была назначена именно на ту неделю, когда он погиб. Поэтому о том, где он находился 8 января и когда он вернулся в лагерь, информации нет. В этот же день Александра ждал и его адвокат. Встреча не состоялась. Именно после этого Вейнхаарден начал разыскивать своего клиента, отправляя ему электронные и СМС сообщения. Александр так и не отозвался.

Марк Вейнхаарден был уверен в том, что его клиенту не грозит опасность высылки в Россию. Миграционная полиция не имеет права начать процесс депортации человека 28 дней, в течение которых можно подать апелляцию на негативное решение его вопроса. Кроме того, у Александра еще не закончился срок действия визы, по которой он въехал в Нидерланды.

Адвокат высоко оценивал шансы победы в суде, учитывая весь комплекс обстоятельств дела Долматова. Не сумев связаться с Александром, адвокат подал жалобу без изложения дополнительных обстоятельств. В пятницу вечером, 11 января, накануне истечения срока ее подачи.

В июле 2012 года Александр обратился к правозащитникам из «Агоры» и попросил поддержать его просьбу об убежище письмом поддержки. Павел Чиков сказал мне в разговоре по телефону: «Долматов попросил предоставить такое письмо как можно быстрее. Это было связано с тем, по его словам, что он стал получать угрозы со стороны представителей завода. С ним связались и заявили, что в его отношении будет возбуждено уголовное дело. А начальник отдела безопасности, якобы, заявил, что Долматов — не жилец». Кроме того, Павел Чиков не сомневался в негативных перспективах развития следствия по делу о Болотной для Долматова. Письмо от «Агоры» также находится в миграционном досье Александра. В нем, в частности, указывается на то, что в квартире Долматова был проведен обыск 10 июня без предъявления каких-либо процессуальных документов, а двумя днями ранее сотрудники уголовного розыска побывали в его квартире с целью доставить его на допрос по делу о причастности к массовым беспорядкам 6 мая.

С Павлом Чиковым Долматов был на связи через электронную почту вплоть до 19 октября. 1 октября Александр прислал Павлу следующее письмо:

«У меня так называемая „продленная процедура“: до полугода с момента официального запроса, то бишь до середины февраля. Но могут и еще продлить… Времени я стараюсь не терять. Учу язык, занимаюсь спортом и самообразованием. Обстановка вполне к этому располагает. Настроение рабочее, умеренно оптимистическое. Как и везде, развитие зависит от самого человека. Спасибо еще раз. Всего самого наилучшего».

В этом письме нет ни малейшего намека на склонность Долматова к депрессии, о чем вещают как российские СМИ, цитируя православного священника из Роттердама, отца Григория Красноцветова.

Тем не менее, многие из тех, кто знал Долматова еще России или общался с ним в течение месяцев, прожитых им в Нидерландах, отмечают, что примерно с середины октября он резко изменился в своих отношениях с людьми.

До этого времени он не терял контакт со своими близкими друзьями в России. Некоторым не только писал, но и звонил. Перезванивался Александр и с Дмитрием Нечаевым. Они писали друг другу шутливые письма. Александр поздравил друга с днем рождения в конце августа. До середины октября связь не прерывалась.

Соседи Александра по лагерю беженцев также почувствовали неладное. «Осенью он стал отдаляться от всех, с кем общался», вспоминает Рустам Алхасов. Рустама мы нашли благодаря сюжету, прошедшему по российскому каналу «Вести». От них была одна польза — журналисты «Вестей» навели на след свидетеля.

С Дмитрием Нечаевым и Лерой Кузнецовой мы отправились в лагерь, где жил Долматов, уже в день приезда. В нашем распоряжении было только имя человека, который появился в репортаже «Вестей». Надо сказать, что дружелюбных эмоций в тот момент имя Рустама не вызывало. «Вести» дали его цитату, подтверждающее концепцию пропагандистов: «Был нелюдим, не общался».

Мы приехали в лагерь уже поздно вечером. Обратились к охранникам лагеря с вопросом, как найти Рустама. Они ответили: «Если у вас есть телефон, позвоните. Если он согласен встретиться, то выйдет к вам». Телефона у нас не было. Но нам повезло: через проходную выходил сотрудник правозащитной организации, которая оказывает помощь беженцам. Их офисы располагаются на территории каждого лагеря. Алекс услышал наши объяснения о том, что мы приехали по делу Долматова. Он ушел на территорию лагеря и через несколько минут к нам прибежал Рустам.

«Я так рад тому, что смогу поговорить с настоящими представителями матери Саши», — первое, что сказал Рустам. Оказалось, что российские журналисты несколько часов сидели в машине недалеко от ворот лагеря, спрашивая каждого проходящего беженца, не говорит ли тот по-русски. Рустам возвращался в лагерь на велосипеде, когда его также остановили. Все, что он сказал «Вестям» — куски правды, которую транслировали для придания нужного колорита своей картинке.

Рустам пригласил нас к себе в домик. Чтобы пройти, мы дали наши документы охранникам. Они зарегистрировали нас и выдали специальные жетоны, которые нам нужно было сдать, покидая лагерь.

Рустам и Александр дружили. Их домики располагаются напротив, окна Рустама выходят на окна комнаты Александра. До середины осени их отношения были очень тесными. Вместе с Рустамом они ездили в Роттердам. В середине октября Рустам с женой также стал замечать, что Александр все больше и больше отдаляется от всех, с кем он общался в лагере.

На вопрос, знают ли они что-либо о «разгульном» образе жизни Александра, о чем повествует последняя страница его предсмертного письма, оба ответили категорично отрицательно: «Это безумие представить, что он так жил. Мы его видели каждый день. Летом мы слышали, как он по три-четыре раза в день звонит матери. Чаще всего он звонил даже не из домика, а прогуливаясь по лужайке между нашими домиками. Я еще подтрунивал над ним: когда мы ездили в Роттердам за покупками вместе и встречали симпатичную девушку, я говорил ему в шутку: «Саша, ты слишком скромный. Будь я один, давно бы уже познакомился с симпатичной голландкой…»

Рустам рассказал о последних часах Александра в лагере, перед тем как в воскресенье 13 января его увезла полиция.

Рустам рассказал, что в течение последнего месяца жизни Александра, он делал неоднократные попытки выяснить у него причину его ухода в себя. Он пытался задавать вопросы и о возможном отказе в предоставлении убежища как причине смены его настроения. Александр отказался отвечать и не принял предложения о помощи. Алекс, благодаря которому мы встретились с Рустамом, сказал, что в офис их организации на территории лагеря, Александр приходил три раза. Последний раз — в середине ноября. После этого к ним не обращался. Рустам вспомнил, как примерно в конце ноября Александр все-таки подошел к нему и попросил посоветовать, к какому еще адвокату можно обратиться за советом. Рустам дал ему контакты адвоката в Роттердаме, который помог нескольким беженцам. Но через несколько дней Александр подошел к нему и раздраженно бросил: «Кого ты мне насоветовал? Подставить меня хотел?»

Рустам предпочел просто закрыть тему и не расспрашивать, кто мог объяснить Долматову, кому доверять, а кому — не стоит. Но Рустам успел понять, что до какого-либо контакта между Александром и адвокатом дело не дошло.

В воскресенье 13 января Александр прибежал к Рустаму около 8 часов вечера. Он был бос, несмотря на морозный день. Его рубашка была расстегнута. Верхней одежды не было. В домик он отказался заходить. Попросил Рустама выйти с ним. Рустам спрашивал: «Что случилось?», а в ответ слышал возбужденно повторяющееся: «Я не понимаю, что со мной происходит. Произойдет что-то страшное»… Рустам ничего не мог понять, спрашивал, не получил ли Александр отказ, а в ответ слышал: «Ты ничего не понимаешь… Я предал Родину… Я подвел хорошего человека…»

К Рустаму Александр отказался заходить: в семье две маленькие дочки. Может быть, боялся напугать. Девочки тоже дружили с «дядей Сашей». «Он нам всегда дает много конфет», — сказала нам старшая, показывая на окна Александра: «А живет он вон там…» Для детей он остался живым. Рустаму удалось уговорить Александра вернуться в свой домик.

В домике Александр последний месяц жил один. Его соседи из Ирана перебрались в домик к другим иранцам, у которых освободились места. Вообще, этот лагерь планируется расформировать в апреле этого года. Причина: уменьшение общего количества беженцев в Нидерландах.

Рустам был шокирован увиденным: «У Саши всегда был исключительный порядок. Но внутри было все разбросано, разбито». Александр просил вызвать полицию, повторяя, «что-то должно произойти». Рустам уговаривал его согласиться встретиться с доктором. Ни в какую. Он настаивал на вызове полиции. Пока Рустам дошел до администрации, оказалось, что одна из соседок уже звонила в полицию. Александра увезли из лагеря примерно в 10 вечера.

Хронология следующих оставшихся дней жизни Долматова восстановлена в результате объяснений его адвоката Марка Вейнхаардена, представителей депортационного центра Роттердама, с которым мы встретились в тот день, когда нам предоставили возможность увидеть тело Александра Долматова, а также руководства лагеря для беженцев.

Александра Долматова доставили в полицейское отделение расположенного неподалеку города Дордрехт в воскресенье вечером.

Известно, что в понедельник к нему был вызван врач-психиатр. Известно, что этот врач заключил, что Долматов не нуждается в помещении в специализированное лечебное учреждение и не нуждается в содержании под стражей. На момент осмотра врачом юридический статус Долматова был «задержанный как представляющий опасность для себя и окружающих». Врач также отметил, что Долматов во время осмотра не мог вспомнить имя своего адвоката.

Марк Вейнхаарден прокомментировал этот факт как возможное объяснение причин, по которым он не был уведомлен о том, что его клиент находится под стражей, со стороны сотрудников полиции и депортационного центра: «Не важно, помнил или нет Александр мое имя. Главное — в понедельник 14 января информация о том, что отказ о предоставлении ему убежища обжалован, была во всех файлах, и, к тому же, мое имя не составило труда найти сразу же после его смерти».

Кроме врача, в понедельник с Долматовым также встретился государственный адвокат. У адвоката Вейнхаардена ушло почти две недели на попытки связаться со своим коллегой: тот был в зарубежной поездке. Однако, и после их разговора ситуация не прояснилась: госадвокат утверждал, что во время встречи с Долматовым в понедельник его юридический статус не был определен. То есть, ему нечего было делать, так как врач снял с Долматова статус «задержанного как представляющего опасность», но не было никаких свидетельств того, что его собираются депортировать.

Однако, во время нашей беседы непосредственно с администрацией лагеря, мы выяснили, что миграционная полиция позвонила им уже в понедельник и распорядилась собрать все вещи Долматова. В тот же день все личные вещи Долматова были переданы сотрудникам миграционной полиции.

Итак, Долматов остался под стражей после того, как врач дал заключение о том, что ему не требуется ограничения свободы, так как он не представляет опасности. К этому времени, апелляция на негативное решение миграционного ведомства уже была зарегистрирована, и это означало, что Долматов имел полное право ждать решения суда на свободе. Однако, 16 января он был переведен в депортационный центр Роттердама.

В связи с этим возникают обоснованные вопросы властям Нидерландов.

1. На каком основании Долматов оставался под стражей после того, как врач сделал заключение о том, что он не нуждается в охране, так как более не представляет опасности для себя?

2. Когда именно юридический статус Долматова был изменен с «общественного задержания» на «задержанного в качестве нежелательного иностранца»? Кто принял данное решение и каковы его юридические основания?

3. Каковы были юридические основания для содержания Долматова под стражей в период с 14 по 16 января в отделении полиции города Дортрехт?

Четвертый вопрос, сформулированным нами, касался психотропных средств, под воздействием которых Долматов мог совершить самоубийство. Он звучит так: «Был ли обнаружен препарат Х в тканях тела Долматова в ходе проведенной судмедэкспертизы? Если да, то можно ли определить, в течение какого времени Долматов принимал этот препарат? Если данный препарат обнаружен, то был ли он выписан голландским врачом? Если да, то при каких обстоятельствах Долматов обратился к голландскому специалисту, как часто они встречались и каким образом врач контролировал воздействие препарата на Долматова? Если данный препарат не был выписан голландским специалистом, то можно ли установить источник его получения?»

Этот вопрос, переданный нами руководителю независимой следственной группы, основывается на материальном доказательстве, обнаруженном нами во время тщательного осмотра домика, в котором жил Александр в лагере. Этим доказательством стали шесть секций по две таблетки в каждой препарата Х. Они были обнаружены нами в траве непосредственно под окном комнаты Александра. Его соседи по лагерю вспоминают, что последние дни они часто видели Долматова, подолгу стоящим именно перед этим открытым окном.

Чтобы понять, к какой группе лекарственных средств относится данный препарат, мы обратились к двум психиатрам из Нидерландов и Финляндии с просьбой объяснить механизм его действия, спектр применения, а также возможный побочный эффект.

Оказалось, что данный препарат относится к группе «атипичных антипсихотиков». Его назначают для лечения шизофрении, болезни Альцгеймера, биполярного расстройства личности, тяжелых форм пост-травматических расстройств личности. Данный препарат назначается только специалистом при строгом контроле, так как в начале его приема может наблюдаться ухудшение состояния. Препарат должен накопиться в организме больного в достаточном количестве, прежде чем полностью проявиться его фармакологическое действие. При этом категорически запрещено резко прекращать прием препарата, так как это может вызвать нежелательные или рецидив болезни. Один из моих медицинских контактов написал: «В случае назначения препарата пациентам с депрессий, профессиональный контроль особенно необходим, потому что резкое прекращение приема препарата может спровоцировать суицидальные фантазии или планы. В тех случаях, когда уровень лекарства не достиг нужного объема или в самом начале приема риск, самоубийства выше».

Данный факт не является свидетельством того, что Долматов мог быть наркозависимым, как это пытались некоторые эксперты из российских СМИ. В случае, если экспертиза докажет наличие этого нейролептика в теле Долматова, это будет означать только одно — его самоубийство могло быть «побочным эффектом» резкого прекращения приема данного препарата.

В депортационный центр Роттердама Долматова доставили примерно в 20.30 16 января. Представитель администрации центра сказала, что он был спокоен, очень вежлив. Александра зарегистрировали. Личные вещи, в том числе, мобильные телефоны, были переданы в камеру хранения. В каждой камере центра установлены телефонные аппараты, которыми можно пользоваться при помощи специальной карточки. Александр сразу же попросил выдать ее. Он сказал, что хотел бы позвонить матери. Представители администрации подтвердили, что Александр пытался звонить в Россию. Не было соединения. Установить, кому еще он звонил с телефона в камере центра — задача следствия.

Долматов в тот последний вечер купил ряд предметов первой необходимости в магазине центра. Он также попросил обрить его. Эта деталь показалась странной. Дмитрий Нечаев, знавший Александра много лет, сказал: «Узнаю его. У нас был любимый фильм — «Асса». Мы знали его почти наизусть. Там есть эпизод, когда персонаж Александра Баширова появляется обритым наголо… Что-то типа, «ну, вот я и сел…». Александру предложили либо подождать до утра, либо самому состричь волосы, предложив ему машинку. Он выбрал второй вариант. После того, как Александра отвели в камеру, к нему пришел врач. Последний раз живым его видели примерно в 1.30 ночи. В 7 часов утра его обнаружили мертвым.

Нам удалось связаться с Мариной — девушкой из Амстердама, которая получила последнее смс-сообщение от Александра 16 января. Марина сказала, что СМСка пришла примерно в 21 час с одного из номеров, которым пользовался Долматов. Это была сообщение о том, что он находится в депортационном центре рядом с аэропортом Роттердама и что ему нужен адвокат. Получив сообщение, Марина позвонила матери Долматова. Та, по ее словам, дала ей телефон Солопова (оппозиционер, социальный активист). На следующий день Солопов ей перезвонил и сообщил о смерти Александра. Марина объяснила, что ее удивила это сообщение, потому что они ни разу не встретились с Александром после его приезда в Нидерланды в качестве соискателя убежища. Да, они познакомились через Интернет, так как Александр начал учить голландский еще в России и виделись только один раз, когда Долматов приезжал в Нидерланды в качестве туриста.

Однако, эта таинственная СМСка — тоже повод для вопросов. У Долматова не было доступа к мобильным телефонам те два дня, которые он провел в полицейском отделении. Марина получила сообщение около 9 вечера, хотя Александра привезли в депортационный центр за полчаса до этого. Сотрудники утверждают, что его мобильные телефоны были переданы в камеру хранения. Кто и каким образом отправил то сообщение, которое получила Марина, остается вопросом.

К вопросу о «внутреннем переосмыслении»

О священнике храма Александра Невского в Роттердаме — отце Григории Красноцветове — российские журналисты узнали от неизвестного источника в Нидерландах. С ними он был весьма разговорчив, делая заявления о том, что «лучше других знал Александра», «что не сомневается в том, что предсмертное письмо написано им» и «что содержание письма не противоречит тому, чем делился Долматов во время встреч».

Конечно, отец Григорий уточнил, что он «не может нарушать тайну исповеди». Ну, подтвердил «Вестям» столь хитроумным образом содержание последней шестой страницы предсмертного письма, приписываемой Долматову. Мать Долматова и близкие Долматову люди не отказались до сих пор от своих сомнений в том, что некоторые части письма вообще написаны Долматовым. А вот отец Григорий в этом уверен абсолютно.

Священник заявляет об отсутствии каких-либо сомнений на этот счет, потому что Долматов с начала осени регулярно приходил в церковь.

Священник Григорий Красноцветов был столь же неразговорчив с голландскими журналистами, сколь он желал общаться с журналистами российскими.

Но нам не удалось с ним встретиться. Приехав в Роттердам, мы увидели храм запертым. У входа висело расписание служб, которое также находилось в явном противоречии с утверждениями российских журналистов, уверявшими читателей в том, что Долматов приходил на службы каждую субботу. Литургия, после которой Долматов мог оставаться на чаепития, вообще-то проводится по воскресеньям. А вот Всенощное бдение порой выпадает и на субботу. Однако, маловероятно, что Долматов мог оставаться в храме по вечерам, учитывая отдаленность лагеря от Роттердама.

Мы позвонили отцу Григорию. Работал автоответчик. Я оставила сообщение о том, что с ним хотели бы встретиться представители матери Александра Долматова. Через некоторое время я перезвонила. Длинные гудки. На звонок, однако, не ответили. В течение следующих двух дней мы звонили отцу Григорию каждый час. Номер «временно не использовался». Голландским журналистам кто-то из сотрудников прихода заявил, что «отец Григорий уехал в отпуск».

Тем не менее, разговор с отцом Григорием состоялся. Не мог же он в вечном отпуске находиться. С ним встретилась Мария Абрамович, голландская журналист, фрилансер журнала для русской диаспоры. Накануне встречи с Марией отец Григорий согласился дать интервью Алану Калинэну, собкору «Wall Street Journal» в Москве.

Благодаря им мне удалось ознакомиться с версией событий в трактовке отца Григория. Предпочту прямую речь, во избежание «трудностей перевода»…

На вопрос Марии Абрамович о причинах, почему отец Григорий так и не сделал ни одной попытки связаться с матерью Долматова, почтить память человека, который так ему доверился, отец Григорий заявил, что «соболезнования передал через журналистов российского телевидения». Однако, добавил, что «до сих пор не связался с мамой Саши, так как считаю, что современные средства связи не могут выразить и передать те чувства и интонации, которые хотелось бы вложить в разговор. Если я буду в ближайшее время в Москве, я обязательно свяжусь с мамой, если она посчитает нужным со мной встретиться. Но звонить по телефону и по скайпу я не буду, и это моя принципиальная позиция».

На вопрос о том, не считает ли отец Григорий свои комментарии российским СМИ о соответствии исповедей Долматова содержанию его предсмертного письма, некорректными по отношению к умершему человеку, он ответил, не скрывая своего недоумения: «А что я такого сказал? Я не рассуждал о его жизни. Мой комментарий касался того, что он здесь действительно был, что он искал дорогу к Храму… Самые разные люди ищут Храм, из разных социальных слоев и разного образовательного уровня. Я могу повторить,. когда мы делаем шаг к Богу, когда мы обращаемся к Богу, пускай это будет краткая молитва, вскрик: „Господи, помилуй“, „Богородица, защити“ или еще чего-то… Или когда мы начинаем поститься, а это тоже приближение к Богу, или мы пытаемся делать какие-то добрые дела, обязательно сила Зла будет стараться сдвинуть тебя с этого пути, сбить какими угодно средствами. Используя те места в твоем сознании, в твоем теле… Это могут быть болезни физические, болезни душевные, какие угодно… Только для того, чтобы вывести тебя из состоянии равновесия и заставить тебя перестать делать шаги навстречу Богу… Это — общее рассуждение, касающееся всех, не только Александра».

Несмотря на то, что отец Григорий, скажем так, «открестился» от того, что Долматов был его «прихожанином», он уверен в том, что именно он знал его лучше других: «Александр приходил ко мне на исповедь. За два с половиной часа исповеди можно очень многое узнать. Не потому, что мне хотелось это узнать. А потому, что он хотел это сказать. Есть что-то, в чем порой человек сам себе боится признаться. Маме родной об этом не скажешь. Близким друзьям — тоже, хотя они от этого не перестают быть друзьями. Бывают вещи, которые человек старается загнать на самое дно своей души. Но это не значит, что этого нет. Оно сидит там и отравляет твой организм, твою душу, а иногда и физическое тело. Вытащить оттуда эту гадость — вот в чем задача…»

Вопрос о том, может ли отец Григорий объяснить резкое отстранение Александра примерно с середины октября от всех людей, с которыми он охотно общался до этого. Тогда же и его российские друзья стали получать все меньше и меньше вестей от него: даже страница «Пионера» «вКонтакте» оказалась заблокированной. Вопрос задается именно в связи с тем, что отец Григорий явно оказывал на Александра очень большое влияние последние месяцы жизни.

Отец Григорий отвечает: «Я — не оголтелый фанатик. Я не заставляю отказываться от своих друзей, от своих привязанностей. Но как священник, я пытаюсь выяснить и для самого себя, и для приходящего ко мне, что есть самое главное в жизни. Ведь это — наша душа и спасение нашей души… Ты умираешь, а что происходит с твоей душой… Для христианина самое главное — спасение души. Поэтому христианство в каком-то смысле — очень эгоистическая религия… Но свою душу невозможно спасти, если ты будешь делать гадости окружающим тебя людям… Естественно, я говорю об этом с теми, кто приходит ко мне. Если это каким-то образом влияет на их поведение и отношения с окружающими, я не могу прогнозировать, как и кто поступит в данной ситуации».

На просьбу пояснить, что имел в виду отец Григорий, говоря о том, что «Александр приходил порой в храм в неадекватном состоянии», священник ответил: «Я говорил, что иногда он был в нормальном состоянии, а иногда — в сомнениях…» Отец Григорий повторил, что «он чувствует за собой вину: человек приходил к нему и исповедовался… Может, я не тем путем шел… Я не могу проанализировать, что я сказал так, а что — не так… Как бы кощунственно ни прозвучало, но вы должны понять, что Александр был одним из многих…» В самом начале интервью отец Григорий еще более категоричен, отказываясь признать Александра «одним из прихожан храма»: «Вы знаете, в храмах есть прихожане, захожане и прохожане… Он приходил…» Од